Среди птиц на плато Северо-Восточного Тибета также большая бедность относительно разнообразия видов, да и количество экземпляров, за исключением лишь некоторых пород, большей частью весьма ограниченное. Всему этому причиной крайне невыгодные физико-географические условия страны, главное же – недостаток удобных мест для жительства и бедность корма. Как теперь, так и при обратном (в июле) следовании по тому же плато нами найдено было лишь 40 видов пернатых; из них 12 оседлых, 19 гнездящихся и 9 пролетных. Среди оседлых наиболее здесь обыкновенны: грифы (Gypaetus barbatus, Vultur monachus, Gyps nivicola), вороны (Corvus corax), большие тибетские жаворонки (Melanocorypha maxima), земляные вьюрки (Onychospiza taczanowskii, Pyrgilauda ruficollis, P. barbata n. sp.) и Podoces humilis [саксаульная сойка]. Все они плохие певуны, так что весьма мало оживляли, даже в мае, унылые тибетские пустыни. Из гнездящихся видов чаще других нам встречались: красноногие кулики (Totanus calidris) по мото-ширикам; по речкам и озерам – турпаны (Gasarca rutila), индийские гуси (Anser indicus), чайки (Larus brunneicephalus, L. ichthyaetus) и крачки (Sterna hirundo); по открытым степным долинам – монгольские зуйки (Aegialites mongolicus); изредка по мото-ширикам – черношейные журавли (Grus nigricollis). Из пролетных в значительном количестве найдены были лишь задержавшиеся на верхней Хуан-хэ по случаю обилия рыбы орланы (Haliaetus macei) и крохали (Mergus merganser).
Как оседлые, так и прилетающие на лето птицы Северно-Тибетского плато гнездятся очень поздно, вероятно, по случаю сильных и продолжительных весенних холодов. Так, до начала июня мы не нашли здесь молодых ни одного вида, да и яйца встретили лишь у Otocoris nigrifrons, Archibuteo aquilinus?[695] Grus nigricollis [рогатый жаворонок, центральноазиатский канюк, черный журавль]. Гнездо этого вида журавлей, найденное 26 мая, сделано было из сырой травы на мелком плесе небольшого озерка. Два яйца, в нем находившиеся, оказались уцелевшими от недавнего мороза в 23 °C и глубокого в то же время снега. Вообще в самых суровых условиях приходится большей части тибетских птиц высиживать свои яйца и воспитывать молодых. Тех и других, вероятно, гибнет немало, хотя здешние птицы весьма, по-видимому, привычны к климатическим невзгодам. Мне случалось находить гнезда Leucosticte haematopygia, в которых небольшие еще птенцы были совершенно мокры от падавшего на них снега; на мото-шириках мы встречали в холод и метель молодых Melanocorypha maxima [больших тибетских жаворонков] почти в пуху, однако уже оставивших свое гнездо.
Но странно, почему в Северном Тибете, при столь невыгодных условиях, остаются гнездиться те виды птиц, которые почти все главной массой летят на север и, конечно, находят там несравненно большее для себя приволье? Или почему гнездятся в том же Тибете Totanus calidris, Aegialites mongolicus, даже Cotyle riparia [травник, зуек, береговая ласточка], когда под боком в Цайдаме летуют многие их собратья в обстановке гораздо более выгодной?
Для жизни пресмыкающихся и земноводных плато Северо-Восточного Тибета почти совершенно невыгодно. Ни змей, ни лягушек или жаб здесь нет вовсе; только в долине верхней Хуан-хэ и на ее здесь озерах найдены были нами два вида ящериц – Phrynocephalus roborowskii n. sp., Phrynocephalus n. sp. [круглоголовки]. Рыбы, наоборот, всюду много. Помимо видов, поименованных при рассказе об истоках Хуан-хэ, нами еще добыты в других здесь речках: два новых вида расщепохвостов (Schizopygopsis maculatus n. sp., Schizopygopsis n. sp.) и два (один новый) вида губачей (Diplophysa kungessana, D. scleroptera n. sp.). Насекомых весной встречалось очень мало, да и летом они здесь немногочисленны относительно разнообразия видов.
Трудный путь. Двое лишних суток провели мы на Одоньтала в ожидании, пока немного растает столь некстати выпавший снег и вьючным верблюдам можно будет двигаться хотя с горем пополам. Действительно, трудно и очень приходилось нашим караванным животным по выходе из долины Хуан-хэ. Корм был крайне плохой – только прошлогодняя ощипанная дикими яками и твердая как проволока тибетская осока (Kobresia) по мото-ширикам; затем ледяная кора, покрывавшая ночью во многих местах еще уцелевший снег, резала в кровь ноги лошадям и в особенности верблюдам. Не лучше было этим последним шагать с вьюками по обледенелым кочкам мото-шириков или вязнуть на растаявшей днем рыхлой почве бестравных площадей. Ползти нам приходилось по-черепашьи, беспрестанно исправляя вьюки или поднимая падавших животных. Двое из них – верблюд и лошадь – вскоре были брошены окончательно. Огромная абсолютная высота и холодная дурная погода отражались на нашем здоровье головной болью и легкой простудой. Вероятно, от последней у нескольких казаков на лице, преимущественно же на губах и ушах, появилась сыпь, которую мы прижигали раствором карболовой кислоты; внутрь давалась хина. Ходить много пешком было весьма трудно, ибо одышка и усталость чувствовались очень скоро.
Проводник наш хотя в общем знал направление пути, но решительно не сообщал, отговариваясь своим неведением имен ни гор, ни речек, ни каких-либо попутных урочищ. Едва-едва могли мы добиться от него названия (да и то исковерканного, как оказалось впоследствии) наибольшей из встреченных теперь нами речек, именно Джагын-гола. Дорогой всюду попадалось множество зверей, в особенности диких яков, но мы без нужды их не стреляли. Птиц для коллекций добывалось мало, как равно и растений. Последних до конца мая собрано было на Тибетском плато лишь 16 видов.
На седьмые сутки по выходе из Одонь-тала мы перешли через водораздел области истоков Хуан-хэ к бассейну верхнего течения Ян-цзы-цзяна, или Ды-чю [Дре-чу, монгольское название – Мур-усу], как называют здесь эту реку тангуты. Восточное продолжение хребта Баян-хара служит таким водоразделом. На месте же нашего перехода значительных гор не было, так что перевал со стороны плато вовсе не заметен. Абсолютная высота этого перевала, как выше сказано, 14 700 футов.
Суровый климат. Погода, как и прежде, продолжала стоять отвратительная. Вообще в течение двух последних третей мая, проведенных нами на плато Северо-Восточного Тибета, лишь урывками перепадало весеннее тепло. Обыкновенно же стояли холода не только ночью, но и днем при ветре или облачности. Из записанных тогда нами метеорологических наблюдений видно, что, помимо безобразного для этого времени года мороза в 23 °C, термометр до конца мая ни разу не показывал на восходе солнца выше нуля, да и в 1 час пополудни только однажды поднялся до +17 °C; случалось же, что в это время температура не превышала +0,7 °C. Солнце, стоявшее близко к зениту, если выглядывало из-за облаков, жгло очень сильно, но его лучи, вероятно, вследствие разрежения воздуха, являлись весьма бледными, много похожими на свет полной луны; притом и ясное небо казалось голубовато-серым. Однако ясных дней мы наблюдали только 1, да 7 дней были ясны наполовину. По ночам же небо более очищалось от облаков.
В местностях, ближайших к Цайдаму, в атмосфере обыкновенно стояла пыль, но к югу от Одонь-тала этой пыли не замечалось, впрочем, воздух, быть может, очищался тогда чаще падавшим снегом. Во второй половине мая считалось 11 снежных дней и только однажды, да и то за перевалом к р. Ды-чю, шел дождь.
Первая гроза, довольно сильная, случилась вместе с метелью 20 мая; затем еще две небольшие грозы выпали до конца описываемого месяца. Вообще теперь, видимо, наступал период атмосферных осадков, столь обильных летом в Северо-Восточном Тибете. Быстрому образованию облаков способствовало и быстрое таяние выпадавшего снега под отвесными, почти солнечными лучами.
Ветры днем дули часто, но не имели какого-либо значительно преобладающего направления; притом достигали лишь средней силы. Обыкновенно ветер (всегда холодный) налетал порывами и несколько раз менялся в один и тот же день; по ночам большей частью было тихо. Сырость в почве и атмосфере к югу от Одонь-тала стояла очень большая. К северу же от этой котловины, по соседству с Цайдамом, как выше было говорено, гораздо суше; там и мото-шириков, вероятно по той же причине, несравненно меньше.
