На другой день прибытия к Чейбсену вернулись наши посланцы из Синина, и с ними приехал китайский чиновник, присланный амбанем нас приветствовать и передать письма, полученные на наше имя из Пекина. По обыкновению, китаец не скупился на разные обещания и уверения в желании услужить нам. В действительности же на этот раз, как и в прежние мои путешествия, сладкие китайские речи далеко не приводились в исполнение. Правда, сининский амбань не препятствовал нашему движению на Куку-нор и далее в Цайдам, но отказывался дать проводников на истоки Желтой реки, отговариваясь неимением людей, знающих тамошнюю местность. При этом тот же амбань, заботясь будто бы о нашей безопасности, назначил, несмотря на все протесты моего переводчика, к нам конвой из нескольких десятков китайских солдат при двух офицерах. Нечего и говорить, что конвой этот был дан исключительно с целью соглядатайства; в действительности же ни от какой серьезной опасности защитить не мог, да в этом мы и не нуждались. При отъезде китайского чиновника обратно в Синин я поручил ему передать амбаню мою просьбу: убрать ни к чему не нужных нам солдат.
Несмотря на дурную по большей части погоду и нередко падавший снег, пролет птиц усилился: с 9 марта начали большими стадами лететь даурские галки (Monedula daurica), грачи (Frugilegus pastinator) и серые журавли (Grus cinerea); показались также черные аисты (Giconia nigra) и водяные щеврицы (Anthus aquaticus).
Дальнейшее наше движение. Простояв четверо суток возле Чейбсена, мы направились отсюда на Куку-нор тем самым путем, которым шли в июле 1880 г. Этот путь пролегал через городок Шин-чен до большой дунганской деревни Бамба, за которой далее к западу оседлое население не встречается. В районе же восточнее Бамба всюду густое земледельческое население, которое по нашему пути состояло от Чейбсена до г. Шин-чен из тангутов, а западнее Шин-чена – из дунган; между теми и другими живут китайцы. Деревни обыкновенно не очень большие, но частые; кое-где встречаются жилища, выкопанные в лёссовых обрывах. Все холмы и даже частью горы сплошь здесь обработаны, поля на них расположены террасами. В половине марта, во время нашего прохода, земледелие уже началось, и везде по полям рабочие развозили как удобрение пережженный дерн, который добывается с недоступных для пахания залежей. Такое средство практикуется, вероятно, многие века, так что полевые террасы образовались, быть может, подобным способом. Почва всюду лёссовая. Обилие летних дождей устраняет необходимость искусственной поливки посевов и через то многократно увеличивает площадь обрабатываемой земли.
Всюду среди жителей мы видели множество ребят и подростков, народившихся уже после дунганского разорения. Его следы здесь теперь совершенно незаметны. Излишняя густота населения вместе с нечистотой, вероятно, и порождает накожные болезни, столь обильные между здешними китайцами. На вид они также весьма плюгавы. Дунгане своим типом гораздо красивее, притом бодрее и чище. Оседлые же тангуты почти совершенно окитаились.
Во всех попутных нам деревнях жители высыпали на дорогу смотреть невиданных людей. На бивуаках эти зрители также невыносимо надоедали своим назойливым любопытством. Опять почти ежедневно падавший снег сильно мешал движению нашего каравана. Дважды, именно после первого небольшого перехода от Чейбсена, а затем, верстах в 12 к юго-западу от г. Шин-чена, мы принуждены были дневать вследствие совершенной невозможности итти с верблюдами по размокшей лёссовой глине. На первой дневке местность оказалась весьма обильной фазанами (Phasianus strauchi), и мы, отлично поохотившись, убили 54 экземпляра этих красивых птиц. На другой невольной остановке за г. Шин-ченом мы пробыли даже двое суток. Во второй день вышли с бивуака, но, пробившись часа два при подъеме на гору, вынуждены были вернуться к покинутому стойбищу. Здесь, как и всегда после нашего ухода, китайцы, собаки, вороны и коршуны собирали разные остатки. Завидя наше возвращение, все это общество бросилось врассыпную на уход.
Вблизи того же бивуака находилось старинное китайское кладбище, на котором сохранились каменные ворота и несколько довольно высоких (около 10 футов) каменных столбов, врытых в землю. На некоторых из этих столбов высечены грубые изображения лошадей и бурханов (идолов). У первых были отбиты сравнительно недавно ноги, а у последних головы. Сделано это было, по объяснению местных китайцев, потому, что каменные бурханы пасли по ночам на ближайших полях своих каменных лошадей. Поселяне обратились с жалобой к начальству и получили разрешение отбить ноги и головы у этих воров.
Ожидание близ деревни Б амба. Миновав большую, населенную дунганами, д. Бамба, мы вошли в ближайшие горы и здесь, верстах в четырех от названной деревни, разбили свой бивуак в ущелье на берегу р. Рако-гол – левого притока Сининской реки. Абсолютная высота нашего стойбища равнялась 8800 футам. Окрестные горы, составляющие боковой отрог южной цепи Нань-шаня и протянувшиеся отсюда к г. Донкыру, сплошь почти были покрыты невысоким лесом из березы, лозы, врассыпную ели, частью и других деревьев; по дну же ущелий, немало и по горам, растут здесь густейшие кустарные заросли, среди которых преобладают облепиха и барбарис. Однако эти леса своей красотой, да и качеством, далеко не похожи на те, которые мы встретили близ кумирни Чертынтон. Здесь, то есть в окрестностях д. Бамба, и далее к г. Донкыру, деревья сильно вырубались во время дунганской смуты местными жителями. Теперь порубка эта, как говорят, запрещена. Зверей в описываемых лесах мало. Из птиц в окрестностях нашего стойбища встречались те же виды, что и прежде, но более редких куриных (Crossoptilon auritum, Ithaginis sinensis, Tetraophasis obscurus) [ушастый фазан, фазан-сермун и фазан-кундык] здесь не было; однако фазаны P. Strauchi [Штрауха] в изобилии держались по кустарникам; возле самой д. Бамба попадались: серые цапли (Ardea cinerea var. brag.), турлушки (Turtur sp.) и китайские скворцы (Sturnus cineraceus). Только стрелять птиц вблизи жилья было почти невозможно, ибо за охотником всюду следовала густая толпа зрителей.
Впрочем, здешние дунгане, сильно угнетаемые китайцами, всюду старались выразить нам свое сочувствие. Местный дунганский начальник, человек весьма почтенный, не один раз, иногда украдкой, приезжал в наш лагерь и горько жаловался на злосчастную судьбу своих единоверцев. Симпатии этого дунганина к русским были очень велики. Китайский конвой, который все-таки следовал за нами, расположился также в д. Бамба. Здесь солдаты принялись пьянствовать и грабить жителей. Завязалась драка, в которой несколько дунган было ранено. Тогда я послал нарочного к сининскому амбаню с повторительной просьбой убрать от нас своих солдат, творящих подобные безобразия. Тем не менее конвой не убрали, и я впоследствии отделался от него лишь крайней мерой – угрозой стрелять, если грабители-солдаты не уйдут восвояси.
За деревней Бамба нам уже не предстояло более встречать культурных земледельческих местностей вплоть до оазисов Восточного Туркестана; следовательно, необходимо было обеспечить себя продовольствием на целый год. Небольшая часть этого продовольствия (чай, рис и др.) была закуплена в Синине при поездке туда нашего переводчика. Но главный запас – всего более дзамбы и муки – предстояло сделать теперь в ближайшем торговом пункте, именно в г. Донкыре. Туда и был отправлен для этой цели В. И. Роборовский с переводчиком и несколькими казаками.
В ожидании возвращения этих посланных мы занимались на бивуаке экскурсиями по окрестным горам. Несмотря на дурную погоду (по ночам снег, днем пыльная мгла), весна начала заявлять свои права; 20 марта была замечена первая дневная бабочка, и в тот же день я нашел первый цветок – генциану (Gentiana squarrosa). Вообще погода стояла холодная и до крайности сырая. Эта сырость вредно действовала на верблюдов; притом же и корм для них был плохой. Поэтому, простояв четверо суток вблизи д. Бамба, мы перекочевали верст на пятнадцать вверх по р. Рако-гол и устроились в нижнем поясе альпийской области. Здесь хотя кустарников и частью березовых деревьев росло еще много, но горы, главным образом, были покрыты прекрасными лугами. Однако специально альпийских птиц и зверей почти не было, ибо они всегда предпочитают держаться в самом верхнем поясе своей области. Внизу ее мы встретили теперь тарбаганов (Arctomys robustus), только что проснувшихся от зимней спячки. Ожили также и муравьи в своих небольших муравейниках, изредка попадавшихся по горным лугам.
