Описываемое растение доставляет маленькие удлиненной формы съедобные клубни, которых при одном корне обыкновенно бывает несколько. Вкусом своим эти клубни в сыром виде отчасти напоминают свежие орехи; сваренные же весьма походят на фасоль или молодой картофель и, будучи приправлены маслом с солью, составляют весьма питательную, вкусную пищу Копают джуму ранней весной и осенью, т. е. в то время, когда жизнедеятельность растения приостановлена. Этой кропотливой работой занимаются тангутские женщины; добытые клубни моют и просушивают на солнце.
У всех тангутов джума составляет любимую еду и служит лакомством. Ею же питаются слепыши (Siphneus), весьма обильные в здешних местах, и ушастые фазаны. Первые добывают клубни описываемого растения под землей, последние выкапывают их своими сильными ногами. Мы сами всегда старались добыть джумы от тангутов и обыкновенно ели ее с большим удовольствием.
Бивуак на устье р. Балема. Река Балема, называемая монголами Харгын-гол, при устье которой расположился теперь наш бивуак, составляет, после Бухайн-гола, самый большой приток оз. Куку-нора. Она вытекает из ближайших частей Восточного Нань-шаня, имеет в низовье от 15 до 20 сажен ширины и при малой воде везде проходима вброд. Летом же, в период дождей, вода в описываемой реке сильно прибывает и делается чрезвычайно мутной от размываемой лёссовой глины. Эта муть образует в Куку-норе при устье Балема большую (версты 4–5 в диаметре) круглую площадь, которая своим желтоватым цветом резко отличается от темно-голубой воды самого озера.
В реке Балема при ее устье много рыбы Schizopygopsis przewalskii, ради чего здесь держится множество орланов (Haliaetus macei), чаек (Larus ichtyaetus) и бакланов (Phalacrococrax carbo). По окрестным болотам, как и на других болотах Куку-нора, очень много гнездится куликов-красноножек (Totanus calidris) и горных гусей (Anser indicus). О последних поведем теперь речь.
Охота за горными гусями. Этот красивый гусь, впервые добытый в Индии и потому названный знаменитым Латамом «индийским» (Anser indicus),[488] гораздо правильней мог бы получить название «гуся горного», так как водится исключительно в горах и на высоких плоскогорьях Центральной Азии. Здесь он распространяется от Индии до Сибири и заходит по Тянь-шаню в наш Туркестан; в собственно Китае не встречается.
Везде описываемый вид гнездится исключительно по горным болотам и речкам или по озерам на высоких плато, как, например, на Куку-норе. Сюда горные гуси прилетают ранней весной – в конце февраля или в начале марта. С прилета держатся небольшими (5-20 экземпляров) стайками; затем приступают к гнездению, вероятно, на болотах, за неимением вблизи скал, на которых в горах эти гуси обыкновенно делают свои гнезда. В период спаривания самец нередко гоняется на лету за самкой и при этом кувыркается в воздухе, подобно нашему ворону. Нрава горный гусь довольно смирного, притом весьма любопытен, в особенности если не в стаде: спугнутая пара нередко налетает на охотника, присевшего в траве или прилегшего на землю. Голос описываемого вида какой-то хныкающий, но довольно громкий.
Гусенята, которых в одном выводе бывает от 5 до 8, держатся вместе со своими родителями по речкам, болотам или озерам, возле которых вывелись. Старики в это время начинают линять, и к началу июля, когда молодые почти уже выросли, старые до того вылинивают, что летать вовсе не могут. В эту пору горные гуси, довольно беспечные в другое время года, делаются весьма осторожными. На больших озерах, как, например, на Куку-норе, где горных гусей очень много, десятки выводов соединяются вместе и общими силами охраняют свою безопасность. Обыкновенно стадо ходит по берегу озера или на ближайших к нему болотах, пощипывая траву; но, заметив охотника хотя бы за версту, все гуси опрометью бросаются к озеру и отплывают вдаль; бегают очень быстро, пожалуй, быстрей человека.
Придя теперь на Куку-нор в конце июня, мы встретили там много выводков горных гусей, но, несмотря на усердное преследование, не могли сначала добыть ни одного молодого, – на открытых равнинных берегах подкрасться на выстрел к стаду было невозможно. Наконец, во время стоянки на устье р. Балема мне посчастливилось отлично поохотиться на описываемых гусей.
По приходе на место бивуака на другое утро я отправился с препаратором Коломейцевым на озерки, лежавшие верстах в пяти от нашей стоянки и довольно далеко от берега самого Куку-нора. На одном из этих небольших, довольно мелких озер, расположенных среди болот, мы застали стадо горных гусей, молодых и линяющих старых, штук около семидесяти.
Я пошел к птицам напрямик; по неглубокому, но довольно топкому озеру; Коломейцев же караулил с другого берега. Гусиное стадо, видя невозможность уйти куда-либо, оставалось на одном месте, то сплываясь в кучу, то расплываясь. Я приблизился к птицам шагов на 70 и, выбрав ту минуту, когда гуси сплылись в кучу, пустил в них два заряда. Полоса убитых и раненых обозначила дорогу, по которой летела дробь. Поспешно стал я вновь заряжать свое нескорострельное ружье, стоя по пояс в воде; между тем гуси, видя на противоположной стороне озера Коломейцева, преградившего им путь, не уходили, но, совершенно растерявшись, плавали взад и вперед на прежнем месте и даже подплывали ближе ко мне. Лишь только ружье было заряжено, я опять сделал два выстрела в ближайшую кучу. Опять крик и смятение в стаде, но уходить оно не думает… Снова зарядил я ружье и снова с того же места выпалил из обоих стволов – гуси все-таки не уходят… Опять заряжаю ружье и еще выстреливаю; затем еще и еще. Так стрелял я с одного места 12 раз; наконец гуси опомнились и врассыпную бросились уходить на болота. Тогда я отправился собирать убитых и набрал их 21 экземпляр, хотя, конечно, можно было взять только застреленных наповал; раненые же все ушли. Между тем Коломейцев, которому не пришлось стрелять с противоположного довольно глубокого берега, обойдя озеро, пришел ко мне. Тогда мы вместе забрали убитых гусей и потащили их в ближайшее тангутское стойбище, где, весьма кстати, находились в это время двое наших казаков, приехавшие покупать баранов. Эти казаки забрали на лошадей тяжелую добычу и повезли ее на бивуак.
Выбор возвратного пути через Ала-шань. Прибытием нашим на устье р. Балема завершилась съемка оз. Куку-нора. Не снятой оставалась лишь часть береговой полосы на протяжении 25 верст от нынешней нашей стоянки до устья р. Улан-хошун, где заканчивалась съемка 1873 года. Но здесь берег Куку-нора тянулся почти в прямом северо-западном направлении, которое можно было нанести на карту одной засечкой от устья р. Балема, не предпринимая обхода вверх по этой реке для переправы на другую ее сторону.
Гораздо важней для нас было решить вопрос, каким путем возвращаться домой: тем ли, которым ныне мы сюда пришли, т. е. через Са-чжеу, Хами и по Джунгарии в Зайсан; или выбрать направление через Ала-шань на Ургу, по которому мы возвращались с Куку-нора в 1873 году. Первый путь был сравнительно легче и притом представлял возможность сделать по местам повторные наблюдения, что вообще весьма важно при путешествии в диких, малоизвестных странах. Но и при направлении через Алашань, а затем срединой Гоби мы также дополняли свои прежние здесь исследования; тем более, что некоторые из них производились при первом путешествии грубыми инструментами.[489] Наконец, как для того, так и для другого из возвратных путей необходимы были верблюды, которых мы нигде не могли достать теперь на Куку-норе.[490] При следовании же на Са-чжеу и Хами верблюды нашлись бы только в цайдамском Сыртыне, но еще вопрос: продали ли бы нам их там или нет? С своими же наличными мулами и тремя уцелевшими верблюдами мы, наверное, могли дойти до Ала-шаня и там, также наверное, достать вьючных верблюдов. Таким образом, шансы расчета сильно склонялись на сторону алашанского пути, и он был избран окончательно.
