Перед выходом из гор Найджин-гол принимает справа р. Шуга, которая имеет (зимой) близ устья сажен 7–8 ширины и течет в глубоком коридорообразном русле. Подобное же русло вырыла в наносной (глина с галькой) почве своей долины и река Найджин-гол в среднем своем течении и нижнем до выхода в цайдамские солончаки. Ширина такого коридора, или траншеи, от 20 до 50 сажен; боковые стены в нем высятся от 10 до 15 сажен и совершенно отвесны. Они сильно разрушаются атмосферными влияниями; продукты такого разрушения частью уносятся водой, частью остаются на дне самого коридора. По нему река течет зигзагами, беспрестанно перебегая от одной стены к другой. В нижнем же течении Найджин-гола подобный коридор иногда суживается сажен на 10, так что река здесь скрывается как будто под землей.
Там, где мы вышли на Найджин-гол, его ширина простиралась от 8 до 10 сажен, если не считать попадавшиеся местами накипи льда; в среднем своем течении та же река, зимой здесь вовсе не замерзающая, расширялась, как и далее вниз, от 10 до 15 сажен, при глубине нередко в три или четыре фута; в низовье Найджин-гол опять суживается.
Характеристику долины верхнего и среднего течения описываемой реки, равно как долин рек Номохун-гола и Шуги, да, вероятно, и всех других протекающих по горной тибетской окраине к Цайдаму, составляет обилие ключей, возле которых только и встречаются плодородные, травянистые или кустарные площадки. Сами же реки не оплодотворяют сполна своих долин, обрамленных высокими, также бесплодными, горами. По Найджин-голу подобная долина имеет от 1 до 11/2 версты ширины; ее глинистая почва то совершенно оголена, то покрыта редкими кустиками уродливой бударганы. Узкой полосой по берегу реки, да возле многочисленных ключей, растет кустарник балга-мото (Myricaria alopecuroides), который восходит почти до 13 000 футов абсолютной высоты, но имеет здесь не более двух футов высоты; по среднему течению Найджин-гола тот же кустарник делается ростом в 5–6 футов, и его нередко обвивает ломонос (Clematis sp.); кроме того, здесь появляется сильно колючая облепиха, а от 11500 футов – Hedysarum и Ephedra [копеечник и хвойник]; еще футов на тысячу ниже, при выходе из гор, встречается уже растение пустыни – Calligonum mongolicum [джузгун монгольский].
Хребет Торай. По северную сторону Найджин-гола стоит хребет Торай и образует, подобно Бурхан-Будда с его западными продолжениями, наружную окраину Тибетского плато, к стороне Цайдамской равнины. Он нигде не достигает снеговой линии, но дик и скалист, хотя скалы в обилии появляются лишь вниз от 12 000 футов, где вечные бури и непогоды Тибета уже не хватают с такой силой, как на самом нагорье. Преобладающими горными породами по Найджин-голу служат в верхнем и нижнем поясе описываемых гор темный доломит, а близ устья р. Шуги – слюдосодержащий глинистый сланец. Помимо скал, горные скаты глинистые, совершенно бесплодные.
По расспросным сведениям, хребет Торай тянется на запад до р. Уту-мурени; только западные его части принимают названия сначала Юсун-обо, а потом Цаган-нир [Цаган-нуру, т. е. белый хребет]. За Уту-муренью, по тем же расспросам, горная тибетская окраина, быть может местами двойная или тройная, продолжается по-прежнему к западу так далеко, как тянутся равнины Цайдама – вероятно до соединения с системой Алтын-тага.
Идем вниз по Найджин-голу. Заплатив двумя брошенными верблюдами дань и хребту Гурбу-найджи, мы спустились отсюда на р. Найджин-гол. Местность понизилась на 12 500 футов; стало гораздо теплее; ходить сделалось легче. Юрту свою мы могли топить теперь дровами и спать без удушья, столь обыкновенного на высотах Тибета. Для животных появился хороший корм, которым они наедались до невозможности. Только тибетские лошади, от роду не видавшие кустарников, беспрестанно пугались их, пока через несколько дней не привыкли к подобному чуду.
В день выхода на Найджин-гол роздана была казакам последняя порция дзамбы; рису, с которым варился суп, осталось только лишь несколько горстей. На продовольствие охотой теперь уже нельзя было рассчитывать; поэтому я отправил вперед двух казаков разыскивать монголов, которые, по словам нашего вожака, должны были где-нибудь кочевать по Найджин-голу. С посланными уехали и двое карчинских лам, которым, вероятно, сильно надоело тащиться с нами. На прощанье старший лама принес мне в подарок огромный стручкообразный плод индийского дерева Calosanthes indica. Плод этот, называемый тибетцами медок-самбага, почитается священным. Далай-лама иногда присылает его в подарок более знатным пилигримам.
Вслед за посланными вперед казаками поплелись и мы вниз по Найджин-голу. Итти здесь с караваном было затруднительно, так как приходилось неоднократно круто подниматься и спускаться, чтобы обходить отвесные берега, упирающиеся в самую реку. Эта последняя посредине текла незамерзшей, следовательно, невозможно было пользоваться льдом для обхода обрывов. Но тот же самый лед местами образовывал большие накипи, через которые необходимо было посыпать глиной дорожку нашим верблюдам. Так прошли мы в первый день 16 верст, а на следующий – 10 и, наконец, встретили стойбище из пяти юрт тайджинерских монголов. О них сообщили нам еще накануне возвратившиеся казаки, которые привезли с собой немного дзамбы и молока.
Место, где жили монголы, было отличное – обильное ключами, кормом и топливом. Здесь мы и расположились немного отдохнуть после всех передряг Тибета. Прежде всего купили у своих новых знакомцев дзамбы, масла, молока, несколько баранов и домашнего яка, мясо которого оказалось превосходным. Затем постриглись, побрились и вымыли свои грязные физиономии и головы; помыться же всем телом было невозможно из опасения простуды. Между тем, от спанья на пыльных войлоках и постоянной нечистоты везде и во всем, тело наше покрылось таким слоем грязи, что ее можно было соскабливать ногтями; подошвы же ног, с которых по целым неделям не снимались валеные сапоги, много походили на верблюжьи пятки.
Назад на Тибет страшно было даже посмотреть: там постоянно стояли теперь тучи и, вероятно, бушевала непогода. Здесь же, на Найджин-голе, было довольно тепло, хотя изредка моросил снег – остаток тибетских буранов. Этот снег покрывал окрестные горы белой пеленой, но на долине реки быстро растаивал. Теперь оказалось возможным снять и лишнее теплое одеяние, без которого ходить и ездить верхом было несравненно удобней, в особенности при беспрестанных слезаниях с коня для делания засечек буссолью.
Зимующие птицы. В бесснежной долине Найджин-гола мы встретили довольно много птиц – оседлых и зимующих. Из последних почти все, а из первых многие нигде не найдены были на Тибетском плато в тех местах, по которым мы проходили. Для Цайдама же многие птицы тибетской горной окраины оказались общими, в особенности среди оседлых. Между ними наиболее обыкновенны были: скалистая куропатка (Caccabis magna) и хохлатый жаворонок (Otocoris nigrifrons); более редка – завирушка (Accentor fulvescens), частью, вероятно, здесь только зимующая; стенолаз (Tichodroma muraria), тибетский жаворонок (Melanocorypha maxima), пустынная синичка (Leptopoecile sophiae), а пониже саксаульная сойка (Podoces hendersoni).
Из зимующих птиц в большом весьма количестве найдены: горный вьюрок (Leucosticte haematopygia) и горихвостка (Ruticilla erythrogastra); обыкновенны были: [большая чечевица, вьюрок Адамса] – Carpodacus rubicilla, Montifringilla adamsi, чечетка (Linota brevirostis), оляпки (Cinclus kaschmiriensis, С. sordidus) и дупель-отшельник (Scolopax solitaria); четыре последние вида, вероятно, частью здесь и оседлы. В небольшом числе замечены были также кряковые утки (Anas boschas), болотные щеврицы (Anthus aquaticus), и на высоте 12 000 футов на ключевом болотце был убит водяной пастушок (Rallus aquaticus). Трудно понять, как попала сюда эта плохо летающая птица.
По среднему Найджин-голу в особенности много держалось горных вьюрков (Leucosticte haematopygia), которые иногда скоплялись такими огромными стадами, что однажды двойным выстрелом я убил 42 экземпляра. Довольно было по ключевым болотцам и дупелей-отшельников, которых нам, жителям севера, даже как-то странно было стрелять в половине января. Вообще давно мы не видали подобного обилья и разнообразья птиц, находившихся притом в превосходном пере, что, как известно, до крайности радует сердце орнитолога. И, вероятно, на Найджин-голе никогда еще не раздавалось столько выстрелов, сколько посылали мы теперь несчастным птичкам, которых Эклон и Коломейцев препарировали в несколько дней около сотни экземпляров.
