| | | |  |
У нас не спросят: вы грешили? Нас спросят лишь: любили ль вы? Не поднимая головы, Мы скажем горько: – Да, увы, Любили… как ещё любили!…
Мы верим книгам, музыке, стихам, Мы верим снам, которые нам снятся, Мы верим слову…(Даже тем словам, Что говорятся в утешенье нам, Что из окна вагона говорятся)…
Так от века уже повелось, Чтоб одни притворялись и лгали, А другие им лгать помогали, (Беспощадно все видя насквозь) – И все вместе любовью звалось...
Мы говорим о розах и стихах, Мы о любви и доблести хлопочем, Но мы спешим, мы вечно впопыхах, - Все на бегу, в дороге, между прочим.
Мы целый день проводим на виду. Вся наша жизнь на холостом ходу, На вернисаже, бале и за чаем.
И жизнь идет. И мы не замечаем.
Никто, как в детстве, нас не ждет внизу, Не переводит нас через дорогу. Про злого муравья и стрекозу Не говорит. Не учит верить Богу.
До нас теперь нет дела никому - У всех довольно собственного дела. И надо жить, как все, – но самому… (Беспомощно, нечестно, неумело).
Я выхожу из дома не спеша. Мне некуда и не с чем торопиться. Когда-то у меня была душа, Но мы успели с ней наговориться…
Настанет срок (не сразу, не сейчас, Не завтра, не на будущей неделе), Но он, увы, настанет этот час, – И ты вдруг сядешь ночью на постели И правду всю увидишь без прикрас И жизнь – какой она на самом деле…
Я стал теперь взрослее и скромней, Но в сердце те же розовые бредни. Воздушный замок грудою камней Лежит в пыли, не первый, не последний...
И так идут короткие года, Года, что в жизни лучшими зовутся... И счастье в двери стукнет лишь тогда, Когда «войди» - уста не отзовутся.
Об этом мире слишком много лгут, Об этой жизни ходит много басен, Но все же этот мир - прекрасен, И этой жизнью все-таки живут...
Пройдут года и, заглушая вздох, Раздастся вдруг невольное признанье: - О, этот бедный мир совсем не плох! О, эта жизнь - совсем не наказанье!
| | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :4]]> ]]> :]]> ]]> :4]]> ]]> :4]]> ]]> :4]]> ]]> :4]]> :0 ]]> :5]]> |
|
|  |
..Мужчина — наиболее продвинутое существо… Женщина — самый возвышенный из идеалов… Он — мозг. Она — сердце… Мозг дает свет, сердце — любовь. Свет оплодотворяет, любовь воскрешает. Он силен разумом. Она — слезами. Разум убеждает. Слезы потрясают… Мужчина способен ко всему героическому. Женщина, — прежде всего, к мученичеству. Героизм прославляет. Мученичество возвеличивает… Он — код. Она — евангелие. Код исправляет, евангелие совершенствует… Он думает, она мечтает. Думать — значит иметь в черепе извилину. Мечтать — значит иметь ореол над головой… Мужчина — орел, который летает. Женщина — соловей, который поет. Летать, чтобы властвовать над пространством. Петь, чтобы завоевать душу. И, наконец! Он — там, где заканчивается земля. Она — там, где начинается небо..
Виктор Гюго "Мужчина и женщина"
| | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :4]]> ]]> :]]> ]]> :4]]> ]]> :4]]> ]]> :4]]> ]]> :4]]> :0 ]]> :4]]> |
|
|  | | | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :5]]> ]]> :]]> ]]> :4]]> ]]> :4]]> ]]> :4]]> ]]> :5]]> :0 ]]> :6]]> |
|
|  |
Однажды я спросила об этом своего друга, Худого. - Послушайте, а с вами так не происходит, что все меньше тянет на художественную литературу и все больше - на документ? - Ого, еще как! - ответил Худой и улыбнулся обтянутым своим лицом. - А почему бы это? Худой подумал и сказал, очень серьезно: - Процент правды больше. Процент правды. Именно так. Спасибо, Худой. Я читаю книги кубометрами, как кит, всасывающий морскую воду и почти всю ее выпускающий обратно, чтобы оставить внутри, на усах, самую малость того, чем он питается, - процент правды. И.Грекова Без улыбок

Высшие эшелоны власти Корсаков уважал. За то, что гадят в душу по-крупному, но хотя бы заочно. Ну, льготы чернобыльцам отменят, войну начнут, или, спеша на работу в Кремль, на два часа парализуют движение на основных магистралях города. Творят гадости они с детской невинностью богов Олимпа, и даже грешно на них за это обижаться. Верховная власть в России, как климат. Серо, мерзко и беспросветно. Но привыкнуть можно, если водка недорогая.
Среднее звено, мэрского уровня и чуть ниже, случай особый. Она всегда между. Чуть выше грязи и чуть ниже облаков. Это невольно сказывается на стиле работы. Когда сам только что из грязи вылез и ежесекундно боишься, что опять в нее сбросят, да еще сам же отвечаешь за ее вывоз, а на заоблачный Олимп никогда не пустят, (вспомните президентскую кампанию Лужкова), то приходится ходить в кепке, делать неправильные ударения и по любому случаю вспоминать, как работал дворником. Короче, быть своим для черни.
Обратной стороной «народности» является неприкрытое мздоимство. Ибо должности в среднем звене — не государева служба, а кормление. О чадах и домочадцев в первую очередь думает чинуша мэрского уровня, а уж потом о горячих батареях и мусорных баках.
Но и это для русского человека привычно и терпимо, как погода. Плюнет в рожу дэзовская салтычиха, а ты утрись и еще раз в ножки поклонись. Намекнут, что мало дал на лапу, поскреби по сусекам и дай сколько требуется. И пусть тарифы на взятки растут вместе с платой за проезд в автобусе. Не возбухай. Соображать должен, не подмажешь, не поедешь.
Но хуже всего низшее звено власти. Высшая власть тебя, букашку, даже не разглядит с высот своих двухглаво-орлиных. Мэрская тоже лично в тебе особо не нуждается. Из телевизора на тебя в День города поулыбается — и хватит. Но от сатрапчиков низшего звена ты не отвертишься. Они всегда рядом. Свое всегда стребуют, да еще поизмываются всласть.
Потому что сами, големы власти, из грязи слеплены, по ней ежедневно ножками чапкают, в ней живут и в ней и останутся. От того и характер у них поганый и душа затхлая, как шинельный дух.
Таро Люцифера Олег Маркеев
Вот она некрасива, а уж он-то совсем никудышный, а глядят друг на друга и друг другом никак не надышатся. Не слышны их слова, но просты и естественны жесты, некрасивые врозь, как прекрасны они, когда вместе.

И казалось, что парк, неухоженность лип и сирени оживили, озвучили ломкие звуки свирели. Даже воздух, и тот был дыханьем влюблённых пронизан. Всё казалось иным, всё красивее было, чем в жизни.
На стареющий парк знаки осени бегло ложатся, отзвук снега как будто в редеющих ветках возник. Они встали, они начинают прощаться, и мне страшно при мысли: а как же мы будем без них!
ДВОЕ. ЮРИЙ КАМИНСКИЙ
|
|
|
|