— Тебе тоже скоро попадет, — пообещал Коля Сомов, — Придет Лешка и вздует тебя хорошенько. Чтобы меньше болтала.
Лена обиженно надулась, повернулась к Симочке за сочувствием. Но та взяла свой портфель и молча вышла из класса. Лена, обеспокоенная ее молчанием, побежала за ней. Как хочется ей помириться с Симочкой! Как хочется опять вместе учить уроки, читать книги…
— Симочка, подожди! — крикнула Лена.
Та не остановилась, наверно, не слышала. Лена догнала ее в коридоре.
— Пойдем вместе домой? — дружелюбно предложила она.
Но у Симочки холодные, равнодушные глаза. Она отрицательно качнула головой:
— Нет, не пойду.
И быстро сбежала с лестницы, даже не попрощавшись с Леной.
…Очень горько, когда тебя обидит друг. А Лена все еще считала Симочку своим лучшим другом. Она терпеливо ждала, когда Симочке надоест этот рыжий противный Федор. А Симочка… Симочка, кажется, перестала замечать Лену.
Слезы застлали Ленины глаза. Она поспешно отвернулась к окну и долго и печально смотрела, как падают на землю крупные снежные хлопья, как весело играют в снежки мальчишки на белом школьном дворе. Постояла, вздохнула, вытерла глаза и побрела по коридору. Дверь в учительскую была приоткрыта, Лена заглянула туда и увидела стоящих перед учительницей Федора и Лешку.
— Так вам и надо. Так и надо! — прошептала она и притаилась за дверью.
СУД СТРОГИЙ, НО ПРАВЕДНЫЙ
Федор и Лешка стояли с низко опущенными головами. Уныло рассказывал Лешка, как уговаривали они Ермиловну отдать им старые вещи из сарая, как сердито прогнала она Федю и Комара и как он, Лешка, залез в ее дряхлый сарай. Все ее подсвечники, медный самовар, тазы и кастрюли никуда не годились, а для тепловоза были очень нужны. Да, они влезли через забор. Да, отломали гнилую доску от стенки старая. Но ведь не для себя же они старались, не себе же тащили лом! Если бы они знали, что из-за этих старых железяк Анна Васильевна будет расстраиваться, что Ермиловна будет так кричать, честное пионерское, никогда близко не подошли бы к этому трухлявому сараю!
Анна Васильевна очень огорчена. Нет, она не ждала от них таких дел. Она радовалась их дружбе, просила Тамару Аркадьевну разрешить Феде дружить с Лешкой. Надеялась, что Кондратьев распрощается с двойками и будет вручать тепловоз железнодорожникам, а теперь…
— Что теперь, что? -спросил Лешка, чуть не плача. — Теперь уже и нельзя?!
Он засопел и отвернулся в сторону.
Федя знал, как Лешка мечтал о тепловозе, знал, что ради этого события он даже научился решать задачи на части. И хотя Федя очень тревожился, чем кончится эта история с ломом, и боялся, чтобы не узнала о ней Тамара Аркадьевна, но уж очень ему стало жалко Лешку. Он сказал, что весь лом можно отнести обратно и Ермиловна не заметит, как все снова будет в ее старом сарае. А лому у них теперь много: его друзья сдали за пионерский отряд 4 «А» три тысячи килограммов старого металла. И пусть уж Кондратьев вручает тепловоз, когда они его получат.
У Анны Васильевны посветлело лицо. Лешка заметил, пробормотал, оправдываясь:
— У нас в звене девчонки одни… Они лом собирать не умеют. Вот мы и старались… А отнести, конечно, можем. Хоть сейчас.
— Анна Васильевна, — вдруг решительно объявила Таня, — это я виновата. Это я им велела собирать старое железо.
— Батюшки, какие заступники! — воскликнула учительница, — Федя — за Алексея, Таня — за обоих.
И по тому, как она это воскликнула, было понятно, что она больше не сердится. Таня сейчас же подсела к ней и принялась твердить, что мальчишки больше не будут, что они хорошие…
— Очень хорошие! — перебила Анна Васильевна. — Ну и пусть эти хорошие исправят, что натворили! вещи отнесут, сарай починят и, самое главное, получат от Ермиловны прощение.
Федя и Лешка переглянулись: трудное дело! ‘А ну как не захочет она их прощать!
— А если не простит? — осторожно спросил Кондратьев.
— Тогда придется родителей ваших звать, вместе с ними к Ермиловне идти…
— Зачем?! — закричал Лешка. — Никого не надо звать. Мы сами пойдем.
Он взял Федю за руку и сейчас же направился к двери.
— Уже и пошли?, — удивилась Анна Васильевна.
— Пошли, — кивнул Кондратьев. — Вот только мешки свои заберем у Зинки.
У ворот дома Ермиловны сидел Дик, При виде Лешки пес завилял хвостом.
— Ишь, Дикарище, узнал!
Лешка покопался в кармане и вытащил замусоленный кусок сахару. Когда пес сгрыз его, Кондратьев грустно сказал:
— Ну, Дик, зови бабушку.
Дик негромко тявкнул.
— Смотри, — изумился Лешка, — понимает.
Он обнял за шею огромного зубастого пса, прижался головой к его мохнатой морде и замер. Дик скосил черный глаз и осторожно лизнул Лешку в щеку.
Вышла Ермиловна. Лешка храбро направился к ней, волоча за собой по снегу мешок.
— Вот, — сказал он, глядя в сторону, — вот они, ваши железячки. В целости, в сохранности…
Подошел Федя. Положил свой мешок рядом с Лешкиным. Постояли. Лешка шмыгнул носом и сказал, чтобы Ермиловна дала им молоток и гвозди -они будут чинить сарай. Она все это дала, приговаривая ворчливо, что шила в мешке не утаишь, видно, стыд ребятам глаза жжет — не могут они на Ермиловну смотреть.
Лешка сразу взглянул на нее и заявил, что ему глаза ничего не жжет.
Мальчуганы работали очень старательно. Накрепко приколотили оторванные доски. Починили ветхую дверь сарая, расчистили снег во дворе. Ермиловна поверила в конце концов в их искреннее раскаяние и ушла в хату. Но все-таки поглядывала в окошко.
И вот вколочен последний гвоздь. Осталось сделать самое трудное — попросить у Ермиловны прощения. Это потруднее, чем забивать гвозди в доски, колоть дрова и расчищать снег. Это даже тяжелее, чем слушать ее воркотню и обвинения в самых страшных грехах.
Они вошли в дом, встали у порога и уныло поглядели друг на друга. Кто его знает, с чего начинать, чем кончить…
— Ну? — спросила Ермиловна. — Так вы до вечера простоите. Чего вам еще?
Лешка пробормотал, что ничего особенного. Просто так… И вдруг упрекнул:
— Уж и старого железа пожалели на тепловоз! Все равно выбросите…
Ермиловна рассердилась. Нет, она ничего выбрасывать не будет. Она починит свой самовар и станет из него пить чай.
— Да вы же отравитесь и погибните! Самовар же весь зеленый! -воскликнул Лешка. — Лучше вы нас простите и самовар отдайте нам. По собственному желанию…
— Сначала простите, — попросил Федя, который решил было, что Кондратьев все испортил и бабушка их теперь ни за что не простит.
В это время озорные котята влезли на стол и принялись пить молоко из миски. Ермиловна кинулась к столу, хлестнула самовольных котят грязным полотенцем. Они спрятались под кровать и осторожно выглядывали оттуда. Лешка не удержался — фыркнул.
Старуха повернулась к мальчишкам. Минуту она задумчиво смотрела на них.
— А про котенка тогда вы врали?
— Врали, — покраснел Федя.
Она покачала головой, опять задумалась. Кондратьев затоптался и осведомился нетерпеливо, будет ли бабушка их прощать.
— Идите, — махнула рукой Ермиловна. — Прощаю… Да самовар уж заберите. Но подсвечников не трогайте — ценные вещи.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Лена едва успела отскочить от учительской, как дверь открылась и вышли Федя с Лешкой. Она постояла в тени, пока мальчишки прошли, и побежала в раздевалку.
Как жаль, что ребята разошлись и некому сообщить такую ужасную новость! Прежде всех хочется рассказать об этом Симочке. Вот на кого променяла она Лену! Вот какой этот Федор!
Но идти к Симочке она не хотела — обиделась на нее.
Лена повертелась в раздевалке, раздумывая, не сообщить ли тете Паше о происшествии.
— Аленушка, чего тебе? — спросила та.
— Ничего, — ответила Лена. — Варежки надеваю… А у нас… — начала она и вдруг запнулась. Вдруг тетя Паша спросит, откуда Лена это знает? Ведь не скажешь, что подслушивала у дверей.
