Она заявила, что не понимает, почему Джуд так нравится другим женщинам, но, вероятно, дело вовсе не в других женщинах, а в ней самой. Наверное, она не могла понять свои собственные чувства к Джуду, хотя она нисколько не сомневалась: чувства эти были необыкновенно сильными.

Тут Джуд наконец перестал смотреть на нее полным презрения взглядом и отвернулся к окну. И теперь Марисса могла спокойно за ним наблюдать, не опасаясь, что он поймает ее за этим занятием.

«Как странно… — думала она. — Теперь он вовсе не кажется мне безобразным и устрашающим». Да, верно, когда она впервые его увидела, он действительно показался ей страшным. Но сейчас Джуд выглядел… как Джуд, вот и все. Разумеется, он не был красив, но что-то заставляло ее искать в нем нечто большее, нежели обычная красота. И самое главное — Марисса только сейчас это поняла, — ей следовало поискать кое-что в самой себе. Тихонько вздохнув, она прошептала:

— Джуд, о чем ты думаешь?

— Оставь меня в покое, Марисса. Пожалуйста.

— Но после сегодняшнего вечера… если нам нужно будет обвенчаться…

Не глядя на нее, он покачал головой. Что он этим хотел сказать?

Марисса заставила себя молчать. Что она могла поделать, если Джуд не желал с ней разговаривать? Возможно, он вообще ничего от нее не хотел. А вот она хотела многого.

«Все будет хорошо, все будет хорошо…» — мысленно твердила Марисса, глядя в пол.

А если Джуд откажется на ней жениться, то что ж, она это заслужила. Да-да, вполне заслужила.

Джуд равнодушно поглядывал на кружившуюся перед ним пеструю толпу, напоминавшую стаю растревоженных птиц. Его совершенно не интересовало веселье, царившее в бальном зале. Погрузившись в свои мысли, он почти не замечал всех этих людей. Мысли же у него были не самые приятные…

Джуд очень опасался, что виновник всех бед Мариссы — ее кузен Гарри. И если так, то предательство кузена станет для нее тяжелейшим испытанием. И еще больше его тревожили воспоминания о прошлом, о том, что происходило в годы его детства и юности.

Когда в те далекие уже времена Джуд оказался в поместье герцога, он ожидал, что будет чувствовать себя изгоем. И боялся, что возненавидит всех окружающих и себя самого. Но он был приятно удивлен оказанным ему приемом. Нельзя сказать, что герцогиня относилась к нему как к собственным детям, но она нисколько его не презирала. Что же касается его единокровных братьев, то он нашел здесь двух мальчишек, смотревших на него с нескрываемым удивлением и, возможно, даже с некоторой опаской.

Примерно так же относились к нему и светские дамы в годы его юности.

Джуд прекрасно помнил чувства, которые испытывал, поселившись в отцовском особняке. Он очень тосковал по дому и в то же время испытывал облегчение — ведь ему так легко удалось прижиться у герцога…

Но сейчас он понимал, что все эти годы хранил в душе чувство благодарности. Ведь одно дело — незаконнорожденный сын куртизанки, совсем другое — незаконнорожденный сын герцога. Разумеется, он тосковал по теплу материнского дома, где проводил только летние месяцы, но все же ему было очень приятно, что многие относились к нему с уважением, то есть именно так, как и следовало относиться к сыну герцога.

И это уважение породило в нем уверенность в себе — уверенность, впоследствии позволявшую ему чувствовать себя свободно в светском обществе и не считать себя чужаком среди этих людей.

Но конечно же, Джуд не мог быть своим в кругу светских людей. Он и прежде это понимал, а сейчас, познакомившись с Мариссой, чувствовал это особенно остро. Да, он очень отличался от всех прочих джентльменов, пусть даже его и принимали в светском обществе.

Что же касается Мариссы… Сейчас он очень сомневался в том, что сумеет добиться своего, что сможет сделать так, чтобы она его полюбила. Хотя с другой стороны…

«Возможно, у меня еще есть шанс», — подумал Джуд, заметив Мариссу, медленно приближавшуюся к краю танцевальной площадки.

Господи, какая же она красавица! Он часто говорил ей об этом, однако сомневался, что она в полной мере понимала то, что означали его слова. Нет-нет, она, конечно же, не глупа, но все же немного…

Тут кто-то тронул его за плечо, и Джуд, обернувшись, увидел перед собой Эйдана.

— Все в порядке? — тихо спросил он.

— Да, в порядке, — кивнул Эйдан. — Эдвард взял на себя первую вахту. Я должен встретить его возле руин через час. Твоя очередь — за мной, а затем снова пойдет Эдвард.

— Так может продолжаться всю ночь, — заметил Джуд.

— Не исключено, — согласился Эйдан. — Но ничего другого мы с Эдвардом придумать не можем. — Он взглянул на Мариссу, уже танцевавшую кадриль. Снова посмотрев на Джуда, проговорил: — У меня такое ощущение, что ты изменил свое решение в отношении моей сестры. Ты отзываешь свое предложение?

Джуд решительно покачал головой:

— Нет, ни в коем случае.

— Но ты не похож на человека, идущего к алтарю со счастливой улыбкой.

— Эйдан, не будем об этом. Мы с Мариссой немного поспорили, только и всего.

— Из-за Пейшенс?

— Я сказал, оставим эту тему.

— Как пожелаешь. — Эйдан пожал плечами. — Но ты ведешь себя на редкость глупо. Уж извини за откровенность.

Джуд скрипнул зубами и свирепо уставился на танцующих, Эйдан внимательно посмотрел на друга и тихо сказал:

— Ты выглядишь сейчас таким же несчастным, каким был я, когда потерял… ту, на которой собирался жениться.

Джуд взглянул на него с удивлением — Эйдан раньше никогда не заговаривал об этом.

— Но ведь она умерла… — пробормотал он.

— Да, верно, — кивнул Джуд. — Но было одно обстоятельство… До этого. Мы отдалились друг от друга на какое-то время… и больше я не видел ее.

— О Господи… Сожалею.

Эйдан немного помолчал, потом вновь заговорил:

— Но вернемся к тебе, Джуд.

— Я предпочел бы не возвращаться.

— Твое дело…

Они некоторое время смотрели на танцующих. Потом Джуд вдруг понял, что Марисса поменяла партнера. Кивнув в ее сторону, он спросил:

— Кто это с ней?

Проследив за взглядом друга, Эйдан ответил:

— Это и есть тот самый Чарлз Лемонт.

— Черт бы его побрал, — проворчал Джуд.

Как он и подозревал, первой любовью Мариссы оказался мужчина, напоминающий по стройности тростник. Его золотистого цвета волосы пребывали в идеально продуманном беспорядке. Лицо же было бледное и гладкое, словно у девушки.

— Он чуть ли не изнасиловал твою сестру, а ты позволяешь ему танцевать с ней?

— А ты позволяешь? — спросил Эйдан с усмешкой.

Джуд в ярости стиснул зубы. Затем сделал несколько глубоких вдохов и сказал себе, что устраивать сцену в бальном зале — это еще хуже, чем те слухи, которые, возможно, распространяет шантажист.

— Эдвард уже поговорил с ним, — продолжал Эйдан. — Он оттащил его в сторону, как только мы сюда прибыли. Лемонт казался совершенно беспомощным. И он безобиден, уж поверь мне.

Чарлз Лемонт и в самом деле казался вполне безобидным. Он совсем не походил на обольстителя. Он даже прикасался к Мариссе лишь тогда, когда этого требовал танец.

Но Джуд все равно негодовал. Ведь Марисса танцевала со своим бывшим возлюбленным, наверняка зная, что он, Джуд, за ней наблюдает. В этот момент она вдруг взглянула на него, вернее — посмотрела на него в упор. И при этом не проявила ни малейших признаков смущения.

А этот Чарлз Лемонт… Он когда-то целовал ее и обнимал! Нет, он, Джуд, не мог спокойно на нее смотреть.

Резко развернувшись, он вышел в коридор, ни слова не сказав Эйдану. Джуд никогда не считал ревность разумной реакцией на какую бы то ни было ситуацию. Ревность — просто глупость, присущая лишенным гордости мужчинам. Женщина либо хочет тебя, либо нет. Она либо будет правдивой, либо не будет. И никакие переживания или гневные тирады ничего не изменят.

И вот сейчас он злился на Мариссу и ревновал ее, словно она — вещь, безделушка, которой можно обладать.