Захарченко: Глубина была 174 метра. Дно было твер­дое и плоское, это был песок со слоем ракушек на нем. Оно простиралось горизонтально. [«Известия»]

Вадим Кондрабаев: Я никогда не видел такой чистой воды. Нигде такой чистой воды больше не было.

Владимир Ков: Вода была настолько чистой, что вы могли видеть все очень отчетливо. Вы могли видеть на 50 мет­ров перед собой. Можно было даже рассмотреть мелкие час­тицы песка. Выло красиво так, что захватывало дух, но холодно.

Репортер: Какая это глубина?

Вадим: Между 165 и 174 метрами.

Пловцы: Мы наблюдали огромное, плоское поле и вдруг увидели самолетное шасси. [«Известия»].

Слова пловцов подтверждаются ситуационными карта­ми JM$A. «Михаил Мирчинко» находился в точке с коорди­натами 46°32'N, 141°20'Е. Карты показывают, что глубина в этом месте составляет 174 метра. Дно здесь плоское и го­ризонтальное и покрыто слоем ракушек. Это на самом деле единственное место во всем Татарском проливе, где карты японского адмиралтейства показывают песчаное дно, по­крытое ракушками. Оно, конечно, отличалось от грязного дна на месте первого остова. Другим отличием была интен­сивная подводная жизнь. Именно здесь «Чидори Мару» на­блюдала взрыв самолета, занимаясь рыбным промыслом.

Самолет какого типа был найден на этот раз? Неопуб­ликованные заявления пловцов многое открывают. Кажет­ся, что большая часть фюзеляжа этого самолета осталась це­лой. Ныряльщики комментируют:

«Мы потратили два или три дня, чтобы пробраться вокруг остова... самолет был заполнен всякими вещами. Но тел никаких не было... В некоторых местах слой обломков был полтора метра толщиной».

Несомненно, это был большой самолет, больше чем тот, который, был найден 13 сентября. Но это не был «Боинг-747», по крайней мере не тот «Боинг-747», который выпол­нял рейс 007, по очень простой причине — потому что здесь не было ни следа от пассажиров. Не было и рядов с сидень­ями, друг на друге, которые характеризуют остов граждан­ского авиалайнера. Пловцы отмечают:

«Мы не видели никаких тел ни на первый, ни на второй день... Нам удалось обойти самолет. Позднее я видел руку в черной перчатке. Я участвовал во всех погружениях. Я пом­ню это очень ясно: самолет был заполнен разными предме­тами, но не было абсолютно никаких следов тел. Почему? Я не видел никаких человеческих останков. Там не было ба­гажа, даже ручной клади. С другой стороны, там было мно­жество вещей, которые вы не ожидали бы увидеть на пас­сажирском самолете... бобины, например».

Первоначальный текст дает нам дополнительную ин­формацию об этих «бобинах»:

Репортер: Я понимаю, что Владимир Васильевич обна­ружил несколько компьютеров. Выли ли там какие-нибудь записывающие устройства? Сколько их было?

Владимир: Да, я поднял на поверхность километры пленки. Я продолжал ее собирать. Такой мне был приказ.

Вадим: Это были те же пленки, которые можно найти на больших пишущих машинах, но гораздо больших разме­ров. Советская армия также использует такие вещи.

Захарченко и пловцы предоставили еще больше инфор­мации, указывающей на военное происхождение самолета:

«Мы должны были сделать несколько вещей. Во-первых, собрать все документы до единого. Затем мы должны были поднять наверх все радиооборудование, консоли и пр. Мы также подняли бобины с пленкой для компьютеров и запи­сывающие устройства. Они просили нас поднять электрон­ные компоненты, магнитную пленку, документы, черные ящики... магнитофоны и похожие устройства, фотоаппа­раты, датчики... они попросили нас поднять все электриче­ские кабели, которые были присоединены к консолям и дру­гому оборудованию, которое мы вытащили».

Пловцы продолжали: «Мы подняли куски «Боинга», они были от внешнего покрытия. Там был кусок покрытия фюзеляжа, на котором была эмблема, состоящая из крута и двух запятых». Андрей Иллеш комментирует: «Это был, не­сомненно, символ «Кориан Эйр Лайнз»».

Эмблема «Кориан Эйр», новое имя, которое «Корей­ские авиалинии» взяли после катастрофы с рейсом 007, это символ инь-янь, который можно приблизительно описать как две перевернутые запятые внутри крута. Тем не менее в 1983 году эмблема KAL была утилизированным изобра­жением журавля, таким образом, кусок обшивки фюзеляжа не принадлежал KAL 007.

31 января 1991 года в номере «Известий» очевидец го­ворит: «Они подняли спасательный плот». На борту пасса­жирских «Боингов-747» нет спасательных плотов. Эти авиа­лайнеры используют большие аварийные желоба, которые служат плавучими платформами, если самолет затонет. Тот факт, что был найден спасательный плот, еще раз указыва­ет на то, что этот остов не принадлежал корейскому авиа­лайнеру. Дальнейшие комментарии Владимира, которые Ил­леш решил не печатать, согласуются с этим. «Я видел пара­шюты, колеблющиеся в воде как привидения». Гражданские «Боинги-747» не снабжены парашютами. А военные самоле­ты — снабжены.

Пловцы сказали: «Мы клали все в нечто вроде больших корзин размерами полтора на два метра». Иллеш не упомя­нул, сколько корзин было поднято со дна. Это число есть в первоначальном тексте:

«— Сколько корзин вы наполняли каждый день?

— Десять, может быть больше... Мы проработали на дне, по крайней мере, двадцать дней. Это составит при­мерно 200 корзин».

С этого остова водолазы подняли двести корзин раз­мерами полтора метра на два, заполненных документами и электронным оборудованием. Находка такого большого ко­личества документов и электронного оборудования указы­вает на разведывательный самолет, такой как RC-135, ко­торый набит секретными документами (особенно кодами для кодирования и расшифровки сообщений) и электрон­ной аппаратурой.

Владимир К., пловец, который работал на четвертом ос­тове, сказал: «Я боялся, что один из этих ящиков может взо­рваться прямо мне в лицо» — предположительно ссылка на оружие. Там были и другие опасности. Б. Курков, офицер со­ветского военно-морского флота сказал:

«Когда началась гонка за черными ящиками, американ­цы крайне обнаглели, особенно вокруг Монерона. Они меша­ли нашим траулерам, проходили прямо перед их носом. Они шли в наши территориальные воды и даже угрожали жиз­ням водолазов с «Михаила Мирчинко», используя высокоэнер­гетические звуковые волны».

Вадим Кондрабаев, один из пловцов, который был ранен во время инцидента, потерял голос и мог говорить только еле слышным шепотом. Он рассказывает эту историю так:

«Однажды американское судно использовало мощное аку­стическое устройство, чтобы помешать нашей работе... Это было похоже на то, как будто кто-то забивал вам гвоздь в барабанные перепонки... Мы быстро вернулись на судно и были отправлены в компрессионную камеру... Про­тиволодочный корабль «Севастополь» смог оттеснить аме­риканцев, и мы пометили поисковую зону буями и патрули­ровали территорию траулерами. Только так мы могли за­щитить себя от этой непереносимой боли».

Слова Сергея Годорожи, другого пловца, были проци­тированы в том же выпуске «Известий»: «Когда наши то­варищей подняли наверх, на них страшно было смотреть: их глаза покраснели, кровяные сосуды полопались, они были белыми, как смерть».

Единственное объяснение, которое могло бы оправдать американский флот, заключается в том, что они просто ис­пользовали свои сонары для обнаружения. Может быть, это так. А может быть, и нет. Сонары, как и радары, могут ра­ботать на различных частотах. Некоторые не оказывают ни­какого воздействия на подводную жизнь, рыб или морских млекопитающих, например китов или дельфинов. Другие могут оказаться для морских млекопитающих и людей под водой смертельными. Современные флоты мира используют специальные сонарные частоты под водой для защиты га­ваней и других жизненно важных сооружений от атак бое­вых пловцов.

Советские поиски указали на положение четвертого об­ломка в начале сентября, вместе с тремя последовательны­ми волнами судов с различными средствами обнаружения. Сами поисковые операции начались только после того, как «Михаил Мирчинко» закончил свою работу по первому ос­тову и готовился к перемещению вместе со свежей коман­дой ныряльщиков, которые вошли в компрессионную ка­меру. Хотя положение второго остова близко к четвертому, есть основание полагать, что эти два места были местами гибели разных самолетов. Рис. 11 показывает их положение, вместе с положением других затонувших самолетов. Спаса­тельные операции на четвертом остове, найденном 18 ок­тября, продолжались сорок шесть дней.