Весьма важный вопрос – продолжительность киносеанса. У нас сложился ничем не оправданный стандарт – полтора часа. Вот и изволь пропустить за это время фильм. Ну а если он превышает установленный стандарт – 2700 метров? Но главное даже не в этом. Если мы откажемся от обязательного полуторачасового сеанса и увеличим его, то зритель получит возможность смотреть не один фильм, а программу, куда войдет и большая художественная картина, и маленькая комедия, и мультипликация, и научно-популярный фильм. К этому надо стремиться, ибо в нынешних условиях широкий зритель, по существу, лишается многих интересных и полезных видов киноискусства.

В первые дни демонстрации нового фильма вы не сумели его посмотреть. От друзей и знакомых вам известно, что фильм этот – хороший, интересный. Через пять-шесть дней после того, как картина появилась на экране, вы идете в кинотеатр. Но, увы, фильм, который вы хотели увидеть, уже снят – идет другой. Почему? Администрация кинотеатра объясняет: у картины не было коммерческого успеха.

Кем же определяется успех нового фильма? Оказывается, прежде всего посетителями дневных сеансов, то есть в основном школьниками, детьми. Вечерние сеансы переполнены на любой картине, а план кинотеатрам определяется с учетом наполненности не только вечерних, но и дневных сеансов. Таким образом, если дневные сеансы недостаточно посещаются, кинотеатр не выполняет плана, хотя на вечерний сеанс было невозможно получить билет. Приведу пример с поставленной мною картиной «Русский вопрос». Фильм находился на экране одну неделю. В последний день ее демонстрации ко мне обращались десятки знакомых с просьбой дать записочку в кинотеатр на получение билета. Я позвонил директору ближайшего кинотеатра и спросил, как идет картина. Он ответил: «Завтра снимаю, сегодня план не выполнен». «Как же так? – изумился я. – Ведь в кинотеатр нельзя достать билета?» Директор ответил: «Это вечером, а днем было пустовато. Дело в том, что картина не очень понравилась школьникам…»

Я отнюдь не хочу принижать уровень наших юных зрителей, напротив, они заслужили куда большей заботы со стороны художников кино и работников кинофикации. Но ведь ясно, что запросы и интересы взрослых и детей различны. Мои упреки целиком адресованы работникам проката, которые должны учитывать, что и кому они показывают. Всемерно развивая и совершенствуя кино для детей, мы вместе с тем не можем все картины делать в расчете на детвору, а получается, что мы вынуждены это делать.

Когда мы говорим об интересах и удобствах зрителя, о равнодушии и косности работников кинопроката, – речь идет о судьбах нашего искусства. Я склонен утверждать, что одним из серьезных препятствий в нашем деле после того, как открыта дорога к широкому кинопроизводству, являются совершенно негодная система проката, черепашьи темпы в строительстве новых кинотеатров, отсутствие необходимой заботы о нашем кинозрителе.

Проблемы, поставленные жизнью[7]

Недавно в Алма-Ате состоялась конференция кинематографистов республик Средней Азии и Казахстана.[8]

Мне было поручено возглавить делегацию Союза работников кинематографии СССР. Мы вылетели с Внуковского аэродрома холодным, пасмурным утром, а через четыре с половиной часа оказались на солнечных улицах казахской столицы.

Я не был в Алма-Ате со времени Великой Отечественной войны. Мы уже привыкли к тому, что облик городов меняется у нас с необыкновенной быстротой. Изменилась и Алма-Ата. Появились новые прекрасные здания, огромные площади. Однако самое прекрасное в столице Казахстана осталось неизменным – ее деревья. У нас очень богатый язык, но трудно найти выражение, которое отвечало бы поразительной красоте этого города. Сказать: «Он утопает в зелени» – это значит не сказать ничего. Города просто не видно. Машина едет по бесконечным аллеям берез, лип, сосен, тополей, и, только если вглядеться, заметишь за этими мощными зелеными массивами отдельные дома, только иногда вдруг вынырнешь на широкое пространство новой площади, на которой высятся недавно выстроенные здания. И все это залито горячим солнцем.

Так встретила нас Алма-Ата. Это показалось нам счастливым предзнаменованием.

И действительно, такое прозаическое мероприятие, как конференция киноработников по самым будничным вопросам (организация сценарного дела, пути развития студий, ряд насущных организационных проблем), превратилось в праздничное, необыкновенно интересное, по-настоящему волнующее событие.

Два основных впечатления остались у меня от этих дней.

Прежде всего ощущение стремительного роста кинематографии Средней Азии и столь же стремительного роста людей. Я имею в виду не только кинематографистов.

Мы были в Казахском государственном университете и в общегородском университете культуры, где учатся рабочие, участники бригад коммунистического труда, вместе с казахской интеллигенцией – педагогами, инженерами и т. д. Меня поразил высокий уровень этой аудитории и превосходное знание вопросов, которыми живут и дышат работники искусства.

Записки, которые нам подавались, реакция на каждое слово, горячие беседы – все производит необыкновенно глубокое впечатление.

Трудно было поверить, что самолет унес нас от Москвы за тысячи километров, что мы находимся в городе, который всего несколько десятков лет тому назад был далекой окраиной, глухим уголком, местом ссылок, одним из самых суровых казематов царской тюрьмы народов.

Культурная, необыкновенно живая, по-настоящему образованная и жадно тянущаяся к знаниям, человечная в самом высоком смысле слова, веселая и здоровая, полная энергии и веры в свои силы, эта молодежь как бы символизировала собой необыкновенное время, в которое мы живем.

Такое же впечатление произвели на меня и работники киноискусства, собравшиеся на конференцию. Режиссеры – узбек Л. Файзиев, таджик Б. Кимягаров, казахи Ш. Айманов и М. Бегалин, киргизский драматург Ч. Айтматов и целый ряд других представителей нового поколения кинематографистов Средней Азии выступали не только на очень высоком идейном и творческом уровне, но и с блестящим ораторским мастерством.

Они продемонстрировали появление новой поросли интеллигенции. Это новые люди, и сейчас эти люди смело берут в свои руки судьбы кинематографии Средней Азии. Быть может, пока еще иные картины Ташкента или Сталинабада и недостаточно хороши. Мы можем обнаружить в них множество недостатков. Но великолепно то, что сами авторы, анализируя свое творчество, умеют определять эти недостатки не хуже, а подчас и лучше, чем приехавшие к ним в гости московские кинокритики, опытные редакторы и кинорежиссеры.

И в этом биении живой мысли, в этой свежести критики, которую мы услышали в Алма-Ате, мы также почувствовали пульс времени и необыкновенную силу наших дней.

Люди, которые так думают и так говорят, как думали и говорили участники конференции, обязательно преодолеют все трудности кинематографического искусства.

Вспомним, что ведь лет двадцать тому назад, по существу говоря, здесь не было собственных кадров в кинопроизводстве. Картины делали «заезжие» режиссеры по сценариям «заезжих» кинодраматургов, а иногда даже и не «заезжих», ибо кинодраматург не давал себе труда выехать на место и писал сценарий о хлопководах Узбекистана, не покидая Москвы, Ленинграда, Киева. Не было ни режиссеров, ни операторов, ни звукооператоров, ни кинодраматургов – узбеков, таджиков, казахов или туркмен.

Я вовсе не хочу сказать ничего дурного о людях, которые делали тогда картины. Наоборот, перед самоотверженным трудом многих из них следует почтительно снять шляпу: они работали в нелегких условиях и закладывали основу национальной кинематографии.

Сейчас положение изменилось в корне. На Алма-Атинской студии рядом работают казахские и русские режиссеры и операторы; на Ташкентской – почти все режиссеры узбеки. Надо сказать, что русские, работающие на студиях Средней Азии и Казахстана, окружены огромным вниманием, пользуются и авторитетом и любовью, однако вовсе не держатся как мэтры, как учителя, они вошли как равные в семью национальной кинематографии.