Я не настаиваю ни на чем и не спорю, даю Свете выплакаться.

— Поедем домой, да?

Она как-то вся обмякла. Я не знаю, что делать, когда она упадет в обморок, и нервничаю. Люди из похоронной команды, уходя, сумрачно посмотрели в мою сторону. Видимо, их смущает мой внешний вид. В последнее время я постоянно в движении. Первая часть дня посвящена никчемной работе в офисе, вторая — различным заданиям. Их придумывает либо сам Колючка, либо они поступают от невидимой группы наблюдения. Неуютно чувствовать рядом с собой настоящих профессионалов, умеющих сливаться с окружающей средой и ничем себя не выдавать. Люди-невидимки следят за каждым твоим шагом. За все время моей стажировки я не получил осязаемых доказательств их присутствия рядом с нами. Колючка отказывался выдавать тайну, хотя наверняка и он не видел всего. Он объяснил это тем, что в Сопротивлении есть вещи, о существовании которых он и не подозревает. Человек, посвятивший свою жизнь борьбе, постепенно откроет все без исключения потайные двери. Ему нужно только запастись терпением.

Терпение.

Терпение.

Чертово терпение.

Я боюсь, что у нас ничего не выйдет. Враг слишком силен.

Не хочу быть ущербным и сомневаться. Ярость составляет мою сущность в те минуты, когда я осознаю собственные сомнения.

— Поехали, — говорит Света. Добавляет: — Я не хочу жить в таком мире. — Ее лицо четко вырисовывается на фоне панорамы оскверненных злом улиц нашего города. — Я не хочу жить в таком мире, понимаешь?

Да, я понимаю.

Я думаю о том, что нам с Колючкой предстоит сделать послезавтра.

Я беру Свету за руку.

Так мы ставим точку на определенном отрезке своего прошлого. Избавляемся от старых вещей. Выбрасываем ненужные книги. Испытываем отвращение к мелочам, которые раньше были дороги и казались незаменимыми. Производим ревизию памяти, чтобы выбросить оттуда накопившийся мусор.

Очищаем сознание от призраков и устаревших взглядов. Все ради единственного — сохранить себя, то лучшее, что осталось после лет вранья и заблуждений. Я — недавно вылупившаяся бабочка, и мои крылья почти высохли, почти готовы для полета. А быть может, я уже лечу. Один шаг до полного осознания собственного «я». Смерть матери Светы завершает для нас двоих подготовительный этап, а на следующий день моя невеста говорит мне, что намерена подать заявление и уехать жить в колонию-ангар Русколань. Впрочем, название может быть каким угодно, и не это главное. Света не в состоянии больше быть здесь и испытывать постоянное давление. Она просит меня помочь ей.

Я отвечаю, что обязательно помогу, испытывая противоречивые чувства.

Света уезжает в безопасное место.

Для меня это означает одно — я могу бросить все силы на ту работу, что нам предстоит с Колючкой.

— Послезавтра у нас последнее занятие, — говорит Света, лежа рядом со мной. — Я сдаю экзамены и уезжаю. Я знаю двух девчонок, которые тоже намерены поехать. Там мы вступим в Сопротивление. Ты приедешь посмотреть?

Через семьдесят два часа в соседнем с нами областном центре начнется вооруженное восстание.

Я и представить не могу себе, какая огромная работа была проведена Белыми активистами.

Я не включаю телевизор, но знаю, что за новости передают в последнее время. Доехать Свете и другим женщинам до колонии будет нелегко, учитывая увеличивающиеся патрули на дорогах.

В последнее время отмечается отток русских из национальных окраин и из Москвы. Я думаю о том, насколько широки связи у Сопротивления.

Из-за границы приходят будоражащие воображение вести. На севере Англии портовый город объявил себя зоной, свободной от евреев и черных. На улицах идут бои, и Белые одерживают верх. К повстанцам присоединяются все больше армейских подразделений, Белые англичане, шотландцы и уэльсцы берут в руки оружие. Черных эмигрантов садят на баржи и высылают в Северное море. Норвегия и Швеция неожиданно откликнулись погромами евреев и гомосексуалистов.

Но революция в Англии начинается раньше всех…

— Если у меня будет время, я приеду. — Лишь сейчас до меня доходит, что мы расстаемся и можем больше никогда не увидеться, и я целую ее в висок, где бьется жилка. Не нужно, чтобы мои слезы были видны. Я плакал в последний раз очень давно. Но мне не стыдно, нет.

Вчера в США районы с традиционным сильным влиянием Ку-клукс-клана пришли в движение. Они готовятся несколько лет, и одним ударом Белые захватывают все ключевые управленческие точки. Подразделения Национальной гвардии неожиданно для режима разделяются пополам, и одна часть полностью переходит на сторону «грязных расистов». Белая часть.

Волна выступлений Белых по всему миру. Рухнувшая цензура. Новый бушующий поток информации сметает привычную жизнь обывателей. В ответ левые, черные и евреи выход на улицу и вступает в схватку с разъяренными активистами Белого Сопротивления, и раз за разом проигрывают. Черные с удивлением узнают то, что раньше скрывали от них. Те Белые, кто раньше сомневался, встают под наши знамена.

История вопиет о справедливости.

Восток и Юг, присосавшиеся к телу Белой цивилизации, замерли в ожидании бескомпромиссного удара, который положит начало тотальной войне на выживание. В противостоянии рас не бывает компромиссов. Вид, не способный сражаться за свое будущее, должен умереть.

— Постарайся вернуться, — просит меня Света.

Ее руки словно раскаленные обручи сжимаю меня.

И тогда я нахожу успокоение и веру.

Победа.

Мы имеем право утверждать, что она существует — даже в начале пути.

Мы идем на антиотбор в целях сохранения крупиц жизни.

Из единственного оставшегося белого зернышка вырастет новое дерево.

Победа.

Я надеюсь.

Я верю.

По телевидению в новостях передают о том, как власти пытаются остановить внезапный миграционный поток. Но все знают, что законных путей для этого нет. Конституция гарантирует свободу передвижений. Журналисты задают молчаливым людям одни и те же вопросы, однако никто не разговаривает со СМИ, обслуживающими антибелый режим.

Мы с Колючкой смотрим выпуски новостей по маленькому телевизору у него в машине. Нам удается это лишь в перерывах между поездками в городе и за его пределами. Мы возим взрывчатку, оружие, подручные материалы. Никогда не представлял себе, что такая работа способна превратиться в рутину.

Два дня назад мы с Генералом уволились из фирмы. Вчера уволился и присоединился к нам тот парень, завербованный самим Генералом. Полчаса назад я узнал, что он вместе с отрядом добровольцев едет в боевой тренировочный лагерь. Отчасти я завидую ему, выходящему на передний край. Он приходил ко мне попрощаться, он улыбался счастливо и крепко жал мне руку.

Говорят, Белые переселяются из южных районов в северные. Возникают стихийные лагеря, словно это последствия войны. Ходят слухи о неизвестных людях, которые снабжают группы переселенцев деньгами, документами, провизией, подвозимой грузовиками. Циркулируют слухи о крупных партизанских формированиях. Некоторых активистов милиции удалось поймать, но получить какие-либо сведения до сих пор не получается. Дума настаивает на введении в стране военного положения, чтобы правительство имело полномочия на принятие чрезвычайных мер. Лавина сдвинулась с места и теперь ползет вниз. Многие понимают, что теперь остановить процесс невозможно. Сенаторы твердят об угрозе в связи со вспышками насилия, имевшими место в Англии, США и других традиционно Белых странах. Федеральная Служба Безопасности докладывает, что некие силы открыли беспрецедентную охоту на сотрудников спецподразделений, на высших руководителей Службы и функционеров Министерства Юстиции. Режим растерянно оглядывается по сторонам, не понимая, откуда мы взялись.

Взломаны секретные базы данных. Хакеры бесчинствуют в Интернете. Новости так и сообщают. Растерянные и испуганные лица дикторов. Невнятные комментарии либеральных политиканов. Обескураженная физиономия Президента.