Таким образом, контуры колонны скоро стали расплывчатыми, вокруг нее соткалась жизнь. Разноцветные известковые покровы ракушек и рожки улиток инкрустировали ее округлую поверхность; красный морской мох и бархат зоофитов окутали ее своим покровом. Щупальцы и длинные ленты водорослей, качаясь, свисали с нее как бороды Нептуна. Пчелиным роем вилось вокруг нее серебристое облако морской мелкоты — креветок, сагиттарий, венериных поясов, медуз. Немного дальше кругами плавали разные рыбы — от самых мелких до громадных чудовищ; пути последних напоминали орбиты отдаленных планет. Этих я уже не воспринимал оптически, а только угадывал по силе тяготения.
Разглядывая свое творение на морском дне, я почувствовал прилив гордости, которая вскоре сменилась отвращением. Я понял, что воздвиг памятник Протея, и направился к гротам.
Кирххорст, 15 апреля 1948 г.
Силу тяжести и время связывает глубинная связь. Часы, включая солнечные, приводятся в движение тяжестью. Поэтому стремление отменить время в первую очередь направлено на силу тяготения; дух хочет подняться над материей, сбросив гнетущее чувство тяжести, освободившись от него: в опьянении, в грезах, в любовных объятиях, в медитации, в экстазе и прежде всего в смерти, которая освобождает от телесной оболочки как носительница силы тяжести и уничтожает время.
Свобода и радость в нашем представлении легки, смерть — тяжела. Свобода — властвует над временем, на свободе время ускоряет свой бег, а в неволе тянется. Радость заставляет часы пролетать незаметно; страдание растягивает их до бесконечности. Цель пытки состоит в том, чтобы до предела обострить сознание тела и вместе с ним сознание времени, чтобы оно стало невыносимым.
Рай помещают в небесную невесомость, ад же, как место мучений, — в глубины земли, где царит тяжесть.
Есть ли кроме того еще и геенна огненная? Да, только геенна и есть, ада нет. Он предполагал бы абсолютное господство тяжести и времени. Да и действенность геенны возможна только тогда, пока еще существует тело — при жизни, при умирании, но после смерти — нет. Я выдвигаю этот тезис в противовес Хризостому и Августину, которые отвергали все возражения, выдвигаемые против вечности адских мучений. Правда, с точки зрения догматики без этого положения, пожалуй, не обойдешься.
В отношении силы тяжести нам еще предстоят удивительные открытия, причем открытия, которые расширят не только наши возможности в области физики.
Кирххорст, 20 апреля 1948 г.
Неприятное чтение. Теперь и в Германии печатаются книги, в которых непристойные слова написаны полностью — я имею в виду такие слова, которые раньше можно было встретить только на стенах плохо освещенных вокзальных нужников.
Заграница опередила нас в этом деле, грубоватые американцы и парижские преступные сообщества, которые ввели арго в литературу. Еще один знак угасания, усиливающейся ущербности. И одновременно тем самым подан зловещий сигнал. Началась mattanza.[171]
Этот подлый стиль не ограничится только книгами. Иначе это значило бы ожидать порядка в городе, фонтаны и площади которого украсили позорными памятниками. Лихтенберг говорит, что достаточно нарисовать мишень на своей двери, и обязательно найдется кто-нибудь, кто по ней выстрелит. У Сада вслед за сальностью тотчас же следует и насилие. Она служит сигналом для всего остального; первое же нарушение табу влечет за собой все последующие. Очевидно, в наших живодернях происходило то же самое. Сначала унижают словом, затем действием. Предельный либерализм распахивает ворота перед убийцами. Это закономерность.
И наконец, в плане искусства — какое падение на уровень грубой пошлости, какое отсутствие фантазии! Какая слепота, не замечающая той черты перед пропастью, которая является неотъемлемым наследием художника и его свободы. Он торжествует крылатую победу в невесомой стихии слова — там находится его поприще и его освобождающая сила.
Кирххорст, 3 мая 1948 г.
Продолжение «Гелиополиса». Утопия зависит от техники и ради убедительности должна вникать в ее детали. Если же техника предполагается достигшей ступени своего совершенства, то, скорее, следует, всячески приглушая детали, добиваться впечатления обыкновенности изображенного, магии реальности.
Постепенно мы приходим к инверсии утопического романа. Техника теперь занимает подчиненное место по отношению к фабуле, изобретается ради последней, ради ее комфорта. Это придает повествованию, в отличие от прогрессистского направления в утопической литературе, момент оглядки, ретардации. В этом смысле можно сказать, что оно отчасти направлено против засилья актуальной техники, против ее притязаний на главенствующее положение по отношению к духу.
Кирххорст, 19 июня 1948 г.
Высоты всегда равны глубинам падения, это всеобщее правило из которого нет исключений. Отсюда натиск демонов на святых людей, отсюда и змея у подножия креста. Лишь вместе с жизнью это правило утрачивает свою силу. Высокое и низкое сливаются воедино. Нам дается прощение.
Кирххорст, 28 июля 1948 г.
Чтение прекрасного письма Антуана де Сент-Экзюпери генералу X. Оно было найдено в его посмертных бумагах. Две фразы в нем:
«Я страдаю от чуждого мне времени. Но я не считаю себя вправе требовать для себя исключения, чтобы не страдать вместе с остальными».
В наше время такое страдание — удел высоких духом людей.
Кирххорст, 14 августа 1948 г.
В саду при пивной Крёпке. Напротив меня сидит посетитель с полупустой кружкой пива. Он подзывает официанта, расплачивается и затем отправляется в телефонную будку для разговора. Официант убирает его кружку. На то же место садится другой посетитель и тоже заказывает пиво. По-видимому, ему очень некогда, потому что, выпив второпях половину, он вскакивает и уходит. Тем временем первый закончил беседу и возвращается в сад. Я вижу, как он садится на старое место и неторопливо допивает опивки, затем спокойно уходит.
Что же так смутило меня в этом пустяковом происшествии, которое, по сути дела, следовало бы отнести к разряду комических арабесок? Меня же это повергло в изумление.
Так что же могло в этом так изумить? Как мне кажется, дело в следующем: Я увидел тут модель той слепой уверенности, когда человек продолжает жить как бы в прежних условиях, не ведая о том, что положение с тех пор коренным образом изменилось. Это одна из великих ситуаций, в которых оказывается человек; я увидел ее глазами посвященного. Тут можно бы посмеяться; но все мы смеемся, а сами, может быть, только служим объектом неведомого для' нас смеха.
Вот так же, как здесь, незаметно поменялась принадлежность кружки пива, возможно, меняются и метафизические смыслы нашей жизни; мы же механически продолжаем жить по-старому. Наверное, существуют такие точки зрения, с которых это зрелище выглядит комично по большому счету. К их числу относится хохот Пана позднеримского периода.
Кирххорст, 15 августа 1948 г.
Под вечер бродил по еще довольно нетронутому перелеску, который за глиняными карьерами Альтвармбюхена растет вокруг продолговатой коричневой торфяной выемки, называющейся Вице. Состав пород смешанный, там есть орешник, осина, дубы, деревья обвиты плетями хмеля, есть заросли паслена и жимолости.
