– Почему ты грустная? – спросил Борис.
– «Римские каникулы» закончились, – вздохнула она. – Сказка подошла к концу, и пора домой, – а про себя добавила: «к Толику и муранским свиньям».
Борис повторил вопрос, словно догадался, что у грусти есть какая-то конкретная причина.
– Что тебя заботит? Скажи скорее, не мучай меня. У тебя проблемы? Может, нужны деньги?
– Нет-нет, ну что ты! Деньги тут ни при чем. Да, действительно есть проблема: у нас весь дом забит муранскими свиньями, я на них все время натыкаюсь, Алеше негде играть. Как вспомню, так настроение портится. А поделать с этим, боюсь, ничего нельзя…
– Не понял, какими свиньями?
– Толик человек ищущий, и у него новое увлечение – муранское стекло. Он нашел фабрику в Италии и скупает там сувениры, говорит, что подарки всегда дефицит и это очень выгодное дело. Недавно купил огромную партию свиней, он даже хотел, чтобы я взяла их в Сочи и попробовала всучить кому-нибудь на концерте. Следующий год – год Свиньи, вот Толик и подложил мне сразу много свиней. А я ему одну, но какую! – и она грустно улыбнулась.
– Мне как раз необходимо купить штук триста свиней для корпоративных подарков к Новому году. Я все ломал голову, где достать столько одинаковых сувениров. Понимаешь, это закон большого коллектива: если все получат одно и то же, никто не обидится. Что если я куплю этих свиней?
– О-о, ты совершишь сразу несколько добрых дел: спасешь мой дом от свинского нашествия, поможешь Толику, и моя совесть… я надеюсь, мне хоть немного станет легче…
– Ты не должна ни в чем себя винить! Все, что я говорил тебе утром на балконе, могу повторить сейчас. Слушай внимательно и запоминай: а) я тебя люблю; б) я хочу, чтобы мы были вместе; в) я буду ждать твоего решения. По поводу Анатолия можешь не беспокоиться, мои люди навели справки, сопротивляться он не будет. Хочешь, я дам ему миллион?
– Не хочу. – Арина с удивлением посмотрела на Бориса.
– Почему?! – не понял Борис.
Она пожала плечами и стала смотреть в иллюминатор на непробиваемую толщу облаков, простиравшихся до горизонта.
– Как красиво! – вслух восхитилась Арина. – Все не могу привыкнуть к этому зрелищу…
В Москве их снова ждали два «Мерседеса», и эти машины снова были с красными номерами. Они сели в уже знакомый синий «Мерседес». Была ночь, они ехали по пустому шоссе, и Борис вопросительно посмотрел на Арину: куда ее везти. Ей не хотелось с ним расставаться, но она сказала, что для принятия решения ей все-таки нужно время.
– Я хочу, чтобы ты знал: я тебя очень люблю и хочу быть с тобой. Но мне необходимо остаться одной и сосредоточиться, прости!
– Хорошо. Подожду, но предупреждаю: любовь любовью, но меня надолго не хватит, ждать я давно отвык.
Остаток пути проехали молча, а в последние десять минут молчание стало гнетущим. Наконец Арина попросила Бориса остановиться немного не доезжая до дома: она не хотела, чтобы кто-нибудь из домашних видел машину, на которой ее привезли.
Толик ждал ее с цветами:
– Родная, я так соскучился!
Это была неожиданность, и что-то кольнуло Арину прямо в сердце.
– А я устала, – и, не останавливаясь, она поднялась наверх.
Алеша был в школе, и Арина могла немного отдохнуть.
Проснулась она в первом часу – к ней зашел Толик, чтобы сообщить: только что звонили из «Эола» по поводу свиней. Он был счастлив:
– Ну мать, умеешь же, если захочешь! Представляешь, они покупают сразу всех свиней!
Часа через два позвонил Борис:
– Ты забыла в Сочи подарок, который тебе вручили на концерте. Водитель привезет.
– Спасибо. Спасибо тебе за все. Я… я люблю тебя!
– Не стоит. Не стоит благодарности…
Глава 11. Санта Клаус
На следующий день у Арины был спектакль. Все утро она распевалась и вместо привычных «ми-ля, ми-ля, ми-ля» пела: «Бо-ря, Бо-ря, Бо-ря». И несмотря на обычное волнение, ее не покидало предчувствие, что спектакль пройдет с успехом. После поклонов Арина, разгримировавшись, решила заехать к родителям. Толик забрал машину, поэтому она попросила Арсения ее подвезти. Арсений был младшим братом, «белым и пушистым» с мальчиками и раздражительным с девочками. Он танцевал в кордебалете и учил китайский, утверждая, что нет ничего лучше китайской любви. Арсений ждал ее у служебного входа.
Арина села к нему в машину, и, видя, что она собирается его чмокнуть, он сказал:
– Не целуй, я в гриме, у нас такой холодильник в театре, что я решил привести себя в порядок у родителей.
Всю дорогу он говорил не умолкая. Рассказывал об очередном друге, который оказался мерзавцем, вместо роз принес ему гвоздики, которые Арсений ненавидел.
– Я не Мавзолей, – сказал он, покосившись на Аринин букет белых роз, – чтобы меня гвоздиками обкладывать.
Перед тем как свернуть на Тверскую, они остановились на светофоре. На бульваре стояла елка, вокруг которой толпились люди, чувствовалось приближение Нового года.
– Слушай, а я, кажется, влюбилась!
– Надеюсь, не в Толяна.
– Нет.
– Давно пора.
– А почему ты его так не любишь?
– Толяна-то? – задумался Арсений. – Он мне просто надоел, этот твой мужлан, со своими дурацкими шуточками. И вообще, он относится ко мне, как к мальчику на побегушках.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы с ним только познакомились, и я пришел к вам в гости. Мы тогда быстро выпили все, что было в доме, и захотели еще. Он сунул мне деньги и повелительно, как деды салагам, приказал бежать в ларек за бутылкой. Кто он такой, чтобы мне приказывать, и что о себе возомнил? И потом, я не пью алкоголь из ларьков…
Они подъехали к дому, и разговор прервался. Арина отдала букет маме, Аиде Григорьевне, добродушной полной женщине шестидесяти лет. По какой-то необъяснимой причине Аида Григорьевна стремилась сохранить в именах детей заглавную букву «а», дочь назвала Ариной, в честь няни Пушкина – во всяком случае так Арина считала в детстве. Приверженность к первой букве алфавита Аида Григорьевна проявила и в имени сына, а позже настояла, чтобы имя внука тоже начиналось с «а»: «Мне кажется, буква “а” приносит счастье».
Прямо с порога Арсений закричал:
– Поздравляю, наша прима сподобилась! Не прошло и ста лет, как она влюбилась!
– Ксюша, – Арина всегда так называла Арсения дома, – почему ты без разгона, мама ведь у нас не настолько молодая, ей может стать плохо от твоих сообщений. Мама всполошилась:
– Арина, – спросила она мелодраматически, – это правда?
– Да, мама, – в тон матери ответила Арина. Аида Григорьевна резко развернулась и ушла в комнату. Вышел отец, помог Арине раздеться.
– Ну что, пойдем в столовую, на семейный совет. Ты ведь для этого приехала?
Арсений сел у зеркала и начал снимать кремом грим, а мама сидела за столом, скрестив руки на груди, и причитала:
– Арина, девочка, ну как так можно? У тебя же ребенок!
Арсений перебил:
– Давно пора этого жлоба бросить! Зачем он ей сдался?
– Арсений! – одернул его отец.
– А что я? Я ничего, просто грим снимаю.
– Странно, вы обсуждаете Толика и даже не спрашиваете, в кого я влюбилась…
– Да, доченька, пожалуйста, расскажи, что это… за человек, – попросила мать.
– Очень интересный, умный, необыкновенный. Красивый и сильный наконец. Зовут его Борис Вальтер.
– Кто?! – вскрикнул Арсений.
– Борис Вальтер.
– Хорошо, что не Курт Маузер или Ваня Калашников!
– Калашников – это автомат, а если говорить о пистолетах, тогда уж лучше Макаров, – вставил отец. – Я правильно понял, речь идет о хозяине «Эола»?
– Ты его знаешь? – удивилась Арина.
– О да! Он – фигура широко известная в узких кругах, – съязвил Арсений.
– Лично нет, но слышал о нем, – ответил отец. – Мощная персона в своей отрасли, мини-олигарх. Его компания известна и своей благотворительностью. Я читал о нескольких театрах, которым они помогают. Если это тот, о ком я думаю, он очень серьезный человек.