– Так это ты отодвинула скалу и проникла в нашу пещеру? – догадался хитроумный Мустафа. – Признавайся, или я отрежу тебе голову!

– Режь головы своим джиннам, когда они у тебя будут, а моих не трогай! – резко осадил Мустафу грозный атаман. И ласково проговорил Уморушке: – Не бойся, джан, они тебя не тронут!

– Пусть хоть накормит нас… – пробурчал недовольно Мустафа, прячась за спины других разбойников.

– Пусть накормит, и тогда ни один волос не упадет с ее головы! – стали просить и клясться другие разбойники.

Атаман Ахмед тоже был голоден и сейчас, когда вся шайка напоминала ему об этом, аппетит разыгрался еще сильней.

– Умора-джан, – обратился он к застывшей в полупоклоне начинающей рабыне, – раз уж ты вылезла из лампы, то будь добра: разожги очаг и накорми нас – мы очень проголодались.

– Хорошо, я попробую… – и Уморушка принялась хозяйничать. Дел было не так уж много: нужно было запалить огонь под большим казаном, налить туда кувшин или два воды да накидать всевозможных продуктов, начиная с мяса и кончая щепоткой соли. Впрочем, до соли дело так и не дошло. С трудом добыв огонь, Уморушка поспешила завалить его сырыми ветками. Огонь зачах, зато дым весело и бурно повалил в пещеру. Разбойники с удивлением смотрели на загадочные действия могущественной джиннши, но помочь или наоборот помешать ей не решались.

– Сейчас разгорится… – шептала себе под нос юная шаманша, орудуя вместо кочерги дамасской саблей, – еще не взялось как следует…

Эти заклинания окончательно заворожили разбойников, и они с небывалым для них терпением дожидались, когда вся пещера заполнится едким дымом.

Единственный, кто попробовал нарушить коллективный сеанс гипноза, был хитроумный Мустафа. Робко склонившись к уху атамана, он прошептал дрожащим от понимания своего святотатства голосом: – О, неустрашимый! По-моему, она разжигает очаг неправильно!.. Джинн Маруф разжигал совсем иначе!

На что получил ясный и мудрый ответ:

– Сколько на свете джиннов, столько на свете и способов разжигания огня. Человеку никогда не понять того, что делает джинн, смирись с этим, Мустафа, и сядь на место.

Хитроумный разбойник поклонился атаману и, зажимая обеими руками рот и нос, отошел в сторонку. Глядя на него, зажали рты и носы и другие разбойники, а самые умные спрятали лица в полы халатов. Эти меры помогли им продержаться лишних пять минут. Наконец, когда процесс копчения был в самом разгаре, кто-то в дальнем углу пещеры не удержался и громко, как-то по-девичьи, чихнул. Этот чих прозвучал одновременно командой к всеобщему чиху и пробуждению от гипноза.

– Апчхи!.. Что ты наделала, негодная?!.. Апчхи!.. Какая ты после этого… апчхи… рабыня… гаси очаг немедленно… – атаман Ахмед подлетел к выходу и, задыхаясь, еле-еле сумел проговорить: – Апчхи!.. Открой дверь! – и долго, почти полминуты смотрел, вытирая слезы, на неподвижную скалу.

– Нас замуровали!.. – выкрикнул кто-то, и дружный пронзительный вопль вырвался из тридцати восьми глоток и потряс своды пещеры. Не вопили только четверо: атаман Ахмед, хитроумный Мустафа, невидимка Маришка и закопченная до черноты рабыня лампы.

Пока Ахмед думал, почему вход пещеры не открывается, Мустафа уже догадался о промашке своего предводителя и тихо, чтобы никто не услышал, подсказал атаману:

– О, неустрашимый!.. Слугу скалы зовут не «Апчхи», а совсем иначе!

– Сим-Сим!.. Открой дверь! – радостно закричал Ахмед, и скала со скрежетом поползла прочь.

Радостно бормоча слова благодарности за свое спасение, разбойники ринулись на свежий воздух. Выбежала из пещеры и наша бедная Уморушка.

– Мариш, ты где? – стала она тихо звать невидимую подругу. – Где ты, Мариш?..

Но Маришка, которая осталась в подземелье, не отзывалась.

Атаман Ахмед, придя в себя, крепко ухватил за шиворот неумеху-рабыню и, грозно топорща разбойничьи усы, прорычал:

– Ступай немедленно в пещеру и загаси огонь! А потом проветри наше жилище и полезай в свою лампу! И чтоб мы тебя больше не видели до скончания дней! Понятно тебе, Умора-джан?!

– Понятно, о мой господин… Слушаюсь и повинуюсь… – Уморушка поднесла чумазые ладошки к животу, груди и еще чумазому лбу и исчезла в дымящемся кратере.

– Маришка, ты где? – снова позвала она подругу, очутившись в подземелье. – Не бойся, мы здесь одни!

Маришка сняла шапку-невидимку и предстала перед Уморушкой такой, как есть: бледной и полузадохшейся от дыма.

– Что нам делать? – тихо спросила она, обнимая подругу. – Там – разбойники, здесь – дым… Неужто мы не спасемся?

– Еще как спасемся! – бодро сказала Уморушка и стала давать наставления. – Пока ни о чем не спрашивай, расскажу все потом. Сейчас ты одно сделай: потри эту лампу.

– Зачем? – удивилась Маришка.

– Потри и увидишь сама.

Сказав это, Уморушка вдруг побледнела, истончилась, превратилась в прозрачный синеватый дымок и втекла тонкой струйкой в волшебный сосуд. Маришка, не медля ни секунды, схватила лампу и стала с ожесточением тереть ее ладошкой.

И снова из медной посудины выплыл в уже задымленную пещеру небольшой клубок дыма, и из него возникла чумазая Уморушка.

– О, хозяйка лампы, – склонилась она в поклоне перед подругой, боясь поднять на нее свой взор, – приказывай, что желаешь, и я исполню твою волю!

– Я никогда не буду тебе приказывать! – рассердилась не на шутку Маришка. – Это еще что такое?!

– Ну, так положено… – зашипела Уморушка на свою госпожу. – Ты попроси, ну, как будто приказываешь, а я исполню. И поскорей, пожалуйста! – топнула она ногой от нетерпения.

– Что ж, ладно… – И Маришка скомандовала: – Перенеси нас отсюда как можно дальше! Быстро, а то у меня нет больше сил!

– Слушаю и повинуюсь… – еще ниже склонилась Уморушка и… исчезла.

И в этот же миг Маришка с удивлением обнаружила, что находится она не в задымленной пещере сорока разбойников, а на свежем воздухе, возле небольшой речки. Рядом, чуть левее от нее, виднелась высокая глинобитная стена, за которой высились причудливые здания старинных домов и минаретов.

– Если не промахнулась, – раздался за ее спиной Уморушкин голос, – то это – Багдад. Сейчас умоемся и проверим.

И Уморушка побежала к реке смывать с себя слой гари и копоти.

Маришка не спеша пошла за ней следом. Уже подходя к воде, ненароком спросила:

– А что же ты сразу Ивана Ивановича не перенесла вместе с нами?

– Но ты же мне этого не велела! – удивилась Уморушка, на секунду отрываясь от приятного купания.

– Так перенеси! – сердито сказала Маришка, злясь на свою и Уморушкину несообразительность.

– Пожалуйста. – Уморушка выпрямилась и вышла из речки. – Три лампу и приказывай!

И тут подруги одновременно вспомнили, что они в спешке оставили драгоценный сосуд в пещере сорока разбойников.

– Я могу исполнять только по одному желанию, – сказала Уморушка, слегка опомнившись от пережитого потрясения, – после каждого пожелания нужно снова тереть лампу.

– Почему же ты ее не взяла? – спросила Маришка, все еще сердясь на себя и подругу. – Я-то в лампе не сидела, откуда мне все порядки знать?

Уморушка виновато опустила голову:

– Разве все упомнишь… Главное, от разбойников поскорее удрать!

– Вот и удрали… Мы в Багдаде, а Иван Иванович не известно где. Если птица Рухх его не склюет, так разбойники схватят. Одна надежда: на ковре улетит нас разыскивать… – Маришка махнула рукой и стала не спеша умываться: не ходить же по древнему Багдаду грязнулей!

Глядя на нее, продолжила свое купание и Уморушка. Теплая и прозрачная вода одного из притоков реки Евфрат взбодрила юных путешественниц и разогнала их дурное настроение. А чудом сохранившийся в кармане Маришки пирожок с визигой окончательно развеял грусть и печаль.

– Не такой человек Иван Иванович, чтобы разбойникам даться, – сказала Уморушка, дожевывая свою половинку пирожка. – Спохватится, что нас нет, сядет на ковер и – в Багдад! Мы же в Багдад собирались наведаться.