Гауптштурмфюрер Ховен еще заканчивал свое наставление, еще произносил оставшиеся слова, а Сэм уже простился с последними силами, которые внезапно и предательски бросили его на произвол судьбы, даже не известив дурнотой и недомоганием. Просто комната вдруг как бы вздрогнула, стены и шкафы полетели вскачь, заплясал и раздвоился мундир с серебряными молниями, а голова наполнилась до краев колокольным звоном, перемешавшимся с гулким барабанным боем. Сэм понемногу начал сползать на пол, желая удержать равновесие и не дать закружить себя в хороводе пляшущей канцелярской мебели. Но и пол дьявольски завертелся, превращаясь в зыбкое болото, и Сэм понял, что сейчас утонет безвозвратно. И тут сознание его непоправимо исчезло. Надолго ли? Может, навсегда.

Очнулся он все на том же полу, деревянном и неприятно пахнувшем гадостью от дезинфекции, а над ним стоял все тот же Лео Ховен, гауптштурмфюрер этих мест, все в том же мундире, накинутом небрежно, поливал его голову теплой противной водичкой из эмалированного чайника и укоризненно приговаривал:

– Давайте, давайте, приходите в себя. Здесь военная база, а не союз добродетельных бойскаутов, – и увидев, что Сэм немного очухался, сказал уже совсем миролюбиво: – К пингвинам еще успеете, они без вас тысячи лет управлялись и теперь подождут немного. Вам, лейтенант, сейчас лечиться надо. Спать и есть. С судовым врачом относительно вашей особы я непременно проконсультируюсь. Пока же за вами присмотрит Лис.

– Какой еще лис? Из сказки, что ли? – едва слышно произнес Сэм и немедленно закашлялся от воды.

– Почти. Только не какой, а какая. Лис – это, считайте, агентурное прозвище. А с вас и его довольно, – усмехнулся Ховен. – Сейчас только перенесем вас в отдельное помещение, а после и познакомитесь поближе. Если получится, конечно.

Еще чего! Станет он водить знакомство с агентурой этого пройдохи Ховена, держи карман шире! Решил подсунуть ему бабу? Не на того напал. Небось этакая голубоглазая Лизхен с секретным пистолетом под юбкой и слащавым голоском: а не желаете ли в постельку для добровольного сотрудничества? Сэм невольно огляделся вокруг еще расплывающимся взором.

Рядом с ним, с другой стороны, на корточках действительно сидело нечто. Вовсе не Лизхен и вовсе не голубоглазая. Строгое, немного грустное существо, плотно сжатые губы и неодобрение в раскосых глазах. А может, это ему лишь показалось, потому что секретный агент Лис была то ли китаянкой, то ли японкой, но молодой и очень необычной, чтобы Сэм с ходу счел ее хорошенькой. Однако Лис покачала в ответ аккуратной, словно кукольной, головой, то ли укоряя его, то ли возражая. И протянула крошечную ладошку, помогая встать.

– Идите, идите. Здесь рядом, в соседнюю комнату. Спите, главное, побольше и делайте, что вам говорят. С такими ранениями не шутят, уж я знаю, – напутствовал его напоследок гауптштурмфюрер Лео Ховен, царь и Бог антарктической базы 211.

Капитан Хартенштейн порядком злился. Да и как было не прийти в скверное расположение духа, когда с ним, Вернером, как с мальчишкой, обошелся какой-то плюгавый выскочка из СС, к тому же званием ниже его собственного. Он, видите ли, занят допросом пленного. Разве где-то в отсеках горит или юнга по ошибке отвернул кингстоны? Бедолага еле ходит, так куда он денется с подводной лодки, простите за военно-морской юмор? А ему, капитану 3-го ранга с посыльным передано распоряжение (вот нахальство!) отдыхать, но и быть в готовности. Конечно, переживать особенно нечего, на борту остался Мельман, а у того и не начищенная до зеркального блеска торпеда – уже целое ЧП. Но подобное пренебрежение кому же охота сносить? Однако делать было нечего, и Хартенштейн отправился гулять по базе. Правда, далеко он не ушел. Холодно и неизвестно куда идти. К тому же посыльный не отстал, предложил услуги экскурсовода, пообещал, если капитан желает, показать хозяйственный ангар, а в нем всамделишный танк, хотя и без боевой башни, или осмотреть радиостанцию, или, лучше всего, кухню. И намекнул, дескать, время терпит, что значит: для славного подводника найдется кое-что поесть, но главное, кое-что попить. Видимо, посыльный и сам был не прочь. Хартенштейн кочевряжиться не стал, пускай потом этот Ховен ловит его по камбузам, пошел следом. Заодно и познакомился.

Посыльный оказался никаким не посыльным вовсе, а местным инженером по авиационной специальности, одно это само по себе для Вернера было подозрительным, но, как говорится, руководству видней. Если авиаконструктор нужен посреди антарктических просторов, то либо для него имеется ответственное дело, либо наверху кто-то сбрендил. Последнее тоже не исключено.

Звали малого Вилли Бохман, если по метрическому статусу, но вот звания военного он не имел, а представлял собой лицо гражданское, как сам и поведал о том Хартенштейну. Сей факт еще более изумил Вернера. Чтобы секретный инженер не носил погон, хотя бы эсэсовских, хотя бы номинально, такого ему встречать еще не приходилось. «А военную базу посреди Антарктиды приходилось?» – тут же спросил себя Хартенштейн и решил впредь ничему более не изумляться, со временем все и так разъяснится. Пока же Вилли в ожидании чего-то чего именно, Вернер так и не понял до конца, – скитался по базе без конкретного дела, оттого что все от него зависящее уже переделал и забот имел немного. Потому искал себе приключений то тут, то там, в настоящую минуту выполнял поручение гауптштурмфюрера. Все сказанное Бохманом звучало как настоящая абракадабра из восточных сказаний, но уж раз капитан решился не лезть с расспросами, то и оставалось только кивать и поддакивать собеседнику.

В столовой, одной на всех, без отдельных помещений для командного состава, оказалось полно народа. То ли наступил час обеда, то ли пришли полюбопытствовать на его счет. Однако Вернер все же вспомнил и о субординации и попросил Бохмана представить его командующему базы, если тот находится среди присутствующих.

– А никакого командующего нет, – с наивной мальчишеской улыбкой пояснил Вилли.

– Что значит нет? – Хартенштейн решил, он ослышался. Как это так, на военной базе и вдруг нет командующего? – Кто у вас хотя бы заведует штабом?

– И штаба нет, – рассмеялся в ответ Вилли.

– А что есть? – Хартенштейн уже ничего не понимал. – В чье распоряжение я прибыл?

– Что у нас есть? У нас есть гауптштрумфюрер Ховен, «Аненэрбе». Начальник исследовательского отдела зоогеографии и зооистории. Меморандум от 1938 года.

Хартенштейну явно расхотелось пить и есть, несмотря на то что перед ним уже стояла алюминиевая миска с аппетитным гуляшом по-венгерски и к ней стакан чистейшего, как родниковая вода, неразбавленного спирта. Он бредил наяву. Какой зооотдел, какая история, при чем здесь вообще «Аненэрбе»? Это же научное общество по расовым вопросам, правда, в прямом ведении рейхсфюрера Гиммлера, но концы с концами все равно не сходились.

– Не расстраивайтесь, есть еще Ени. Почетный бригадефюрер Рейнеке, старый пень, – последние слова Вилли произнес тихо и с насмешкой. – Можете представиться ему, если хотите. Он вроде как научный руководитель. Только наш старина Ени болен, схватил катар легочных путей, теперь лежит бревном и пьет микстуру. Ему седьмой десяток стукнет в нынешний Сочельник. Вообще-то он мой шеф, притом гениальный строительный инженер, хотя во многом – зануда и конформист. Так что мы и до сих пор с ним ругаемся понемногу. А раньше, бывало, битвы Тевтонского ордена за Литву устраивали между собой.

Тут интересную беседу пришлось прервать, потому что люди, тоже сидевшие за общим с ними длинным столом, жаждали и своей доли внимания. Он узнал расположившегося неподалеку вечно сонного радиста Бруно, тот и сейчас дремал над своей тарелкой, еще капитану представились человек десять из персонала базы. Хартенштейн, как это свойственно моряку, запомнил особенно двух – миленькую девушку Гуди, повара станции, судя по гуляшу, весьма неплохого, и Шарлоту Эйгрубер, блондинку среднего возраста с внушительным бюстом, оказавшуюся военным врачом и унтершарфюрером СС.