– Ладно, сволочь такая, живи. Мы вас хотя бы освободили. А ты не заразная часом? – вдруг осенило его.

Папаша Ксении вирусолог все же, а не директор цирка. Семена бросило в холодный пот. В больницу, срочно! С укусом обезьяны после взрыва в институте? Ни за что. Домой. Дома есть папа, папа позовет нужного врача. Домой, домой.

Семен повернул ключ в замке зажигания и выехал на дорогу.

20 марта, вторник, очень раннее утро

– Александр Васильевич, – обратился водитель к сидящему на заднем сиденье «Лэндкруизера», – что-то там не так. В проломе никого, а должен быть пост.

Большая черная «тойота», в которой сидели Пасечник с двумя охранниками, тихо подъехала к пролому в институтском заборе.

– Дима, проверь, – тихо сказал Пасечник сидевшему на правом переднем сиденье охраннику, высокому, плечистому, коротко стриженному мужчине лет за тридцать.

Тот быстро выскользнул из салона, извлек из кобуры под мышкой «Грач» и бесшумно пошел к обрушившимся на асфальт бетонным блокам. До недавнего прошлого Дима Мальцев служил в отряде спецназа МВД «Рысь», немало повоевал, а теперь, вместе со своим бывшим сослуживцем Васей Серовым составил неразлучную пару, всегда находившуюся рядом с Пасечником. Его помощники, телохранители, адъютанты – да кто угодно.

На следы крови Дима наткнулся сразу же, как заглянул в пролом. Ошибиться было невозможно, что это за красные, отблескивающие в свете фонаря лужи, но трупов или раненых не было. Оверчука, лишившегося головы, нашли позже, при осмотре территории, и опознали лишь по одежде. Машину подогнали к самому проему, водитель вышел и остался возле нее. Пасечник же осмотрел труп Оверчука, ничего не сказал, лишь хмыкнул, мысленно отметив, что исчезло все оружие и радиостанции. Затем он махнул рукой Диме, приказывая осматривать территорию и здание дальше.

Через пятнадцать минут Пасечник звонил хозяину с нерадостной вестью – из сейфа в хранилище исчезли пенопластовые блоки с закупоренными внутри контейнерами с «исходным» материалом, а все научное руководство проекта мертво и успело остыть, включая самого Дегтярева. Выслушав своего главного безопасника, Бурко секунд тридцать молчал, затем сказал:

– Начинайте работу по «Последнему Плану». Эвакуацию завершить в течение двух суток. Оставьте в городе лишь группу быстрого реагирования. Ее задача – найти «материал». Не думаю, что сложно будет вычислить, кто его взял.

– Александр Владимирович, не торопимся с «Последним Планом»? – спросил Пасечник.

– Нет, – ответил Бурко. – Еще пара дней, и будет уже поздно. Приступайте.

– Есть, – по-военному ответил бывший генерал, отключился, после чего набрал следующий номер.

Ответили после первого же гудка, как будто абонент так и держал аппарат в руке.

– Сережа? Пасечник, – командным голосом заговорил начальник СБ. – Бегом в офис, собирай своих, и дуйте сюда, в институт. Прими во внимание то, что здесь придется подчистить. Да, именно. И сделай так, чтобы люди были готовы действовать по второму плану. Понял меня? Да, снабди их. Все, жду.

Пасечник задумался. Ему было известно, что кроме Бурко и самого Пасечника о существовании и содержании пенопластовых контейнеров были осведомлены всего два человека, Дегтярев и Биллитон. О том, чем занимался институт, знало больше людей, но именно о контейнерах – двое. Оба мертвы. У обоих следы укусов, и Пасечник догадывался, каких именно. Дегтярев, судя по всему, успел застрелиться. Пасечник проверил его мобильный телефон, куда он звонил, но Дегтярев оказался достаточно сообразительным, чтобы стереть всю память аппарата.

Разумеется, проверить его звонки можно и другим способом, но на это нужно время. До начала рабочего дня нечего и надеяться, нужные люди еще не появились на рабочих местах. Еще есть семьи. У Биллитона семья в Америке, у Дегтярева – здесь, в Москве. Его близкий друг и однокашник, насколько Пасечник помнил из досье, – военный биолог, работает в сверхсекретном центре в Горьком-16. Вот и первая зацепка. Только толку с такой зацепки не так уж и много. Подобраться к Гордееву по месту его службы нереально, безопасность там как на ядерном центре.

– Дима, Вася, – подозвал помощников Пасечник, – езжайте по домашнему адресу Дегтярева, узнайте, не передавал ли наш покойный профессор им два оранжевых пенопластовых контейнера. А я тут пока покараулю, дождусь остальных.

Бывшие спецназеры закинулись в машину, не задавая лишних вопросов, и большой черный внедорожник сорвался с места. Пасечник остался один ожидать, когда приедет группа быстрого реагирования. Было темно, мрачно, и хотя Пасечника можно было называть смелым человеком, и доказывал это в своей жизни он не раз, но сейчас ему было страшновато. Поэтому он вытащил из наплечной кобуры свой «Грач» и так и стоял у институтского подъезда, держа пистолет в руке.

20 марта, вторник, раннее утро

То, что Ринат и Олег были убиты не выстрелами в голову, мне так и не пришло на ум, слишком много на меня сегодня свалилось. Но когда я не обнаружил их в проломе забора, то уже не удивился. Если они инфицированы, то должны были встать. И идти искать пищу. Они могли пойти к убитому мной Оверчуку, но он был далеко и вообще в домике проходной. Они об этом не знали, поэтому свалили куда-то еще. Искать я их уже не стал – побоялся крутиться в месте, где и без того изрядно постреляли. Странно, что до сих пор ни одной милицейской машины там не было.

Да и просто сама идея, что если кто-то умер, но голову ему не прострелили, то он встанет и пойдет, пока не укладывалась в сознании. Это придет позже. Поэтому, пока я ехал к дому Дегтярева, думал о чем угодно, кроме того, что охранники уже обратились.

Я думал о том, что близкий и очень любимый мной человек погиб. Новая утрата в этой жизни, и даже не на войне. О чем он думал перед смертью? О том же, о чем и я сейчас? О том, что снова доигрались жрецы науки. Глупо снимать с нас вину, пусть и не вольны мы в своем преступлении. В первый же момент, когда стало ясно, что вирус опасен, надо было кричать, бить в колокола, плевать на лояльность к компании, плевать на научное любопытство, а требовать немедленно перевести исследования туда, где и должны они проводиться с опасными культурами. Мы из того же любопытства все оттягивали этот момент, пытаясь разобраться самостоятельно, что же такое мы получили в результате наших экспериментов?

Остановит ли теперь хоть что-нибудь эпидемию, которая уже наверняка начинается в городе? Как останавливать эпидемии, знает любое мало-мальски развитое государство. Но оно ничего не знает о том, как останавливать такие эпидемии. Когда зараза разносится разными видами живых существ и когда каждый носитель заразы агрессивно пытается ее распространить, сам при этом превращаясь разве что не в бессмертное существо.

Размышляя таким образом, я доехал до дома, где жили Дегтяревы, припарковался перед ним на улице. Ружье вновь заняло свое место в чехле, патроны были вытащены и уложены в коробку. Два самозарядных «Вепря» лежали под задним сиденьем вместе с запасными магазинами. Я примерился к пистолету – удобно, ухватисто, упругая пластмасса рукоятки как влитая лежит в руке. Серьезный ствол, вызывает уважение. Сунул его в кобуру, снятую с Оверчука. Плевать на милицию, с пистолетом теперь вообще не расстанусь.

Сомнительно, конечно, что кто-то нападет на меня в охраняемом доме, где живет семья Дегтяревых, но дьявол уже вырвался на волю, и следует быть готовым ко всему. В конце концов, я уже видел всего полчаса назад, как Оверчук убил двух человек своей собственной рукой, и вполне возможно, что сделал это он не по своей инициативе. Например, кто-то «над ним» решил, что лучше истребить всех, так или иначе связанных с программой. А больше меня с ней мало кто связан. И я совершенно не желаю стать истребленным.