Тимка задрал голову: в блеклой вышине, крепко примотанный ремнем к гибкому стволу, черной тучкой парил Средний. Как Тим ни прислушивался, но сверху не доносилось ни звука.

– Что-то подозрительно долго молчит, – таращась в небо, озабоченно пробормотал Ворча. – То орал одно время как резаный, а теперь вот дохлым прикидывается. Подозрительно!

– Зачем же ты так, – укоризненно покачал головой Хозяйственный, – разве можно было живого… тьфу, неживого… короче, привязывать к деревьям кого бы то ни было – нехорошо! Тем более так высоко.

– А вот и хорошо! – убежденно ответил карлик. – Средний сам напросился. Он, видите ли, как только вы ушли, в птичье крыло превратился и – шасть в небо! Да незадача у него вышла – чтобы летать, однако, второе крылышко нужно. Так что далеко не ушел, в это самое дерево и врезался. Ну я и решил ему помочь. «К небу, – говорю, – поближе хочешь? Будет тебе небо». Нагнул деревце, привязал к нему Среднего и отправил его, значит, проветриться. А что, разве плохо придумано? Там и лучи посытнее, и вибрации послаще. Он мне вообще спасибо должен сказать. Эй ты! – Ворча старательно потряс дерево. – Скажешь спасибо, тогда отвяжу.

– Отстань, мерзкий карла, – с присвистом донеслось из неба, – не унижусь я до бесед с тобой, гадким и низким созданьем. Я выше тебя!

– Точно, выше, – Ворча прикинул на глазок, – метров на пять выше, не менее. И вот так все время, – карлик повернулся к Тиму, огорченно развел руками, – все ругается и ругается! Когда очень уж допечет меня, так я его в неколдучую зону окунаю. Нагну, стало быть, деревце, повисит он у меня чуток внутри безволшебности – сразу из него вся колдовская дурь вытягивается. Тихим тогда становится, неругачим. Добрым.

– Так. Понятно. – Боня сурово посмотрел на Ворчу. – Вижу, друзьями вам не стать. Но и мучить друг дружку не позволю! Немедленно сними Среднего с дерева, хватит ему на нем висеть. Конечно, теперь за «пальцем» глаз да глаз нужен – раз решил удрать, значит, будет и дальше стараться в том же направлении. Однако это не повод держать его все время связанным. Тем более что в виде одного крыла, судя по твоему рассказу, он летать не может и потому превращаться в дефективную птицу больше не будет. Тимка! – Хозяйственный, все еще сердито хмурясь, показал рукой на рюкзак. – Давай открывай консервы. Поедим, отдохнем – в смысле поспим, и двинем в путь. А Ворча, пока мы спать будем, Среднего поохраняет. У него это хорошо получается.

– Ворчик, а может, ты милиционером когда-то был? – Тимка ловко вскрыл консервную банку перочинным ножиком. – Эдаким сержантом-волшебником? И арестовывал огнеплюев за превышение полетной скорости, а костоходов – за разбрасывание костей тела в неположенных местах. Признавайся!

– Отстань! – Ворча в это время без труда пригнул тонкое деревце к земле и неторопливо отвязал от ствола притихшего Среднего. – Ты меня сейчас лучше не трогай! Вот поем, тогда и задавай свои дурацкие вопросы. Скажет еще – сер… пер… Тю, я и слов таких не знаю! Цергантом ни за что ни про что обозвал, мимихейским. Эх-ма, – и, сердито отобрав у Тимки вскрытую банку тушенки, одним движением вытряхнул половину ее содержимого себе в рот.

…Знакомые городские развалины помятыми спичечными коробками торчали впереди, маленькие и такие неопасные – отсюда, с высоты птичьего полета. Пыль облаком нависала над ними – видимо, где-то там недавно опять рухнул один из ветхих высотных замков; сквозь облако в глубине города серебристо посверкивала странная, непонятного назначения воронка, что привлекла внимание Тима еще в прошлый раз. А там, далеко-далеко, почти у самого горизонта, коричневым мхом щетинился лес, из которого когда-то вышел Тимка с друзьями, в самом начале путешествия.

Да, они вернулись к городу, но с другой стороны. Как сказал бы сведущий в военных делах Хозяйственный, «тайно зашли в тыл потенциальному противнику». Но говорить сейчас Боня никак не мог – разве что только каркать.

Когда Хозяйственный-птица взял курс на развалины, Тимка наклонился поближе к птичьей голове и громко, перекрывая шум встречного ветра, прокричал:

– Боня, садись возле города! Пойдем дальше пешком! Не нравится мне эта серебряная дыра – вдруг нас прямо в нее засосет? Понял, да?

Птица каркнула и утвердительно кивнула, отчего неожиданно нырнула вниз, будто провалилась в воздушную яму.

– Эй, орел пассажирский, – Ворча на секунду вытащил голову из рюкзака, – кончай безобразничать! У меня от твоих виражей в животе булькает. И консервы по лбу стучат! – и нырнул бородой вперед обратно в рюкзак, прячась от высоты.

Средний, плотно зажатый между Тимкой и рюкзаком, молчал. Он вообще ни с кем не разговаривал с тех пор, как его сняли с дерева. А если кто к нему и обращался с каким вопросом, он в ответ лишь мрачно сверкал серыми пятнами глаз из-под низко опущенного капюшона. И – ни слова в ответ.

Хозяйственный накренился вправо, делая плавный разворот: в мусорной дряни, окружавшей город сплошным завалом, мелькнул просвет. Как будто в этом месте не один раз прошлась бригада мощных бульдозеров, разгребая мусор тяжелыми стальными ножами, утюжа и глубоко вдавливая его в землю.

– То, что надо. – Тим, прищурясь, разглядывал посадочную площадку. – Гладко, ровно. И ни одного костохода. Садимся!

Птица спланировала метрах в ста от прохода в мусорном валу, неуклюже пробежала с десяток шагов, сбавляя скорость.

– Приехали. – Тимка повернулся, опустил вниз ноги и легко спрыгнул с птичьей спины на утрамбованную землю. – Ворча, давай консервы!

Наверху закопошились, чем-то глухо забренчали.

– Поберегись! – зычно крикнул невидимый Ворча и рядом с Тимкой, едва ему не на голову, тут же рухнул тяжелый рюкзак. Следом за рюкзаком по заботливо наклоненному крылу спустились карлик и Средний.

Через пять минут очеловеченный и полностью одетый Бонифаций, настороженно поглядывая на проход, инструктировал друзей:

– Ты, Ворча, идешь позади меня и слева. Дубинка у тебя в порядке? Вот и чудесно. Ты, Тим, идешь тоже сзади, но справа. Приготовь на всякий случай пульт. А вот Средний пойдет между нами. Считай, что мы твоя почетная охрана, – Боня невесело улыбнулся, – и смотри во все глаза по сторонам, ищи то место, куда упал посох. И еще одна просьба – хотя бы примерно, но постарайся вспомнить нужное направление, чтобы нам зря не блуждать по развалинам. Надеюсь, ты хорошо рассмотрел сверху город? Сможешь сориентироваться?

Средний неохотно кивнул, после сложил рукава на груди и застыл черным изваянием, так и не проронив ни слова.

– Тогда пошли. – Хозяйственный подкинул на плечах рюкзак, устраивая его поудобнее, поправил меч на перевязи.

– Боня, подожди. – Тимка покрутил головой, ковшиком приложил к уху ладонь. – Слышите?

– Что? Что случилось? – всполошился Ворча, озираясь по сторонам. – Враги идут? Грызоходы или костофеи?

– Тс-с, – Тим прижал палец к губам, – не шуми. Слушай!

Издалека, но непонятно откуда, явственно был слышен гул: как будто сотни голосов на разные лады тихонько бормотали что-то невнятное. Гул усиливался, приближаясь словно со всех сторон одновременно; в шум вплетались механический перестук и позвякивание – точно по земле тащили сумки, битком набитые бутылками и пустыми жестяными банками.

– Бегом в сторону, – Хозяйственный подтолкнул Тимку и Ворчу, махнул рукой Среднему, – уходи! Опасность!

Над мусорными курганами со стороны города взметнулось облако белой известковой пыли. Внутри облака, то выныривая на поверхность, то пропадая в белесой мути, звучно стукаясь друг о дружку, плясали черепа и кости, какие-то пустотелые стеклянные шары, мелкие обломки кирпичей, огрызки досок и другая строительная дрянь. Чего-чего, а такого мусора в городе хватало – Тимка сам видел захламленные до невозможности задние дворики. Но центральные улицы были чистыми, и, похоже, теперь было ясно – почему.

– А-а, – облегченно перевел дух Ворча, вытирая кепкой пот со лба, – так это же обычные пыльники! Ух, Тим, и напугал ты меня. Я-то подумал…