– Я ошибся, – коротко сообщил Ворча, повернулся и, подпрыгнув, кинулся наутек; Хозяйственный схватил Тимку за руку с пультом и помчался вслед за карликом. Тим бежал изо всех сил, ощущая спиной мокрое паровое тепло, и помнил только об одном: как бы в суматохе не потерять пульт. А куда они бегут и зачем – об этом Тимке думать было некогда, сейчас у него за голову соображали ноги. И соображали весьма резво.

– К замку! – кричал на ходу Бонифаций, не замечая, как бьет его по спине рюкзак и как стучат в нем банки, как вопит от страха то ли Тимка, то ли Ворча, как пронзительно скрипят под когтями Червя булыжники мостовой. – Ворча, к замку!

Карлик бежал, нелепо подпрыгивая на ходу, точно земля жгла ему пятки, – и бежал именно к замку.

Громада каменного дерева нависла над Тимкой, ветви-коридоры с шишками башенок на них черными зигзагами перечеркнули звезды – перед мальчиком был замок. Высокая прямоугольная дверь из более светлого, чем стены, камня преграждала путь к спасению.

– Откройте! – подбежавший первым Ворча часто заколотил в камень кулаками. – Впустите меня! Я хороший!

Но дверь не открывалась, немая и бездушная. Недолго думая, карлик отбежал назад, разогнался и с воем ударился в светлый прямоугольник всем телом – дверь натужно заскрипела и нехотя приоткрылась внутрь. Немного приоткрылась, всего чуточку. Но и этого было достаточно: подоспевший Боня надавил на нее плечом, крепко нажал – и Тим с Ворчей нырнули в темную щель входа. Следом за ними, на миг застряв рюкзаком в узком лазе, пробрался и Хозяйственный. Дружно навалившись на дверь изнутри, они с силой захлопнули ее; Боня, сипло ругаясь, на ощупь нашел в темноте засов и с лязгом задвинул его, наглухо заперев за собой дверь. Тимка, сдерживая дыхание, приложил ухо к дверной плите и прислушался – что же творится там, снаружи?

А снаружи была тишина. Мертвая.

– Тим, давай включай фонарь, – голос Хозяйственного вдруг сорвался, и Боня сухо закашлялся, – надо бы разобраться, куда это мы попали.

– Тише! – испуганно взмолился в темноте Ворча. – И фонариком попрошу не очень светить. Вдруг оно, Червь которое, нас подслушивает? Или в дырочку за нами подглядывает?

– Ха, ну ты даешь, – Тимка зажег фонарик, осветил им растерянные лица друзей, – будет оно тебя подслушивать, как же! Я вообще не пойму, чего мы здесь спрятались. Червю, между прочим, любую стенку прогрызть – секундное дело! Он просто нас не заметил, потому мы и живые. Пока что.

– Скажешь еще – не заметил! – возмутился карлик. – Я сам слышал, как он руками в площадь топал и орал на меня как сумасшедший: «К замку беги, к замку!» Мол, спрячешься там, тогда не трону.

– Это не Червь орал, это я тебе кричал. – Боня вынул носовой платок, трубно высморкался в него. – А то у тебя ума хватило бы с испугу в воронку сигануть.

– Придет же некоторым такая глупость в голову, – насупясь, пробурчал карлик и отвернулся от Хозяйственного. Судя по Ворчиной реакции, именно в воронку он и собирался прыгать.

– И что у нас тут? – Хозяйственный взял у Тимки фонарик и посветил вокруг себя, разглядывая окружающую их обстановку. – Впечатляет, – наконец пробормотал Боня и умолк, потому что сказать больше было нечего.

Обстановка была неуютной. Прямо-таки неприятной. Не то чтобы везде громоздились кучи мусора или повсюду валялись черепа и обглоданные скелеты – вовсе нет. Скорее, она, обстановка, напоминала декорации к фильму ужасов: с высокого потолка там и тут свисали тяжелые, масляно поблескивающие цепи; пол, сухой и горячий, покрывали тонкие трещины – сквозь них струились жидкие язычки дыма.

Посреди башни, уходя в потолок, грязно-серым столбом высилась широкая труба. Кое-где в трубе зияли сквозные дыры, словно пробитые крупнокалиберными когтями, а в самих дырках тускло мерцали отсветы далекого пламени. Вокруг трубы змеилась металлическая лестница, обвивая ее и поднимаясь на следующие этажи. В воздухе ощутимо пахло гарью и еще почему-то перегретым машинным маслом.

– Это чего такое? – Ворча отшатнулся от увиденного, уперся спиной в закрытую дверь. – Печка! Цепи! Дым! Мне здесь не нравится. Лично я пошел отсюда, – и карлик немедленно лягнул пяткой дверную плиту. – Открывайте назад! Я не хороший, я вовсе плохой!

– А за дверью голодный Червь сидит, когти к обеду точит, – сочувственно сказал Тим, – вот незадача! Но если очень хочется, то иди, Ворчик, иди. Только подари мне на память свою кепочку. Буду о тебе вспоминать, глядя на нее.

– Ах да, Червь, – спохватился Ворча, – я и забыл… Тут, должен я вам сказать, очень даже славно! Тепло, сухо, печурка такая уютная, огоньками светит. Эх, хорошо-то как! Так и быть, остаюсь. Уговорили.

– Вот и отлично. – Боня посветил фонариком на лестницу. – Пойдемте по этажам прогуляемся. Пока на улице лунный день, нам здесь наверняка ничего не грозит. Вдруг найдем того, кто нам поможет?

– Ага, поможет, – пробубнил себе под нос Ворча, – какая-нибудь зубогрызина вроде Червя. Которой что лунный день, что солнечная ночь – все одним цветом, лишь бы гости повкусней были!

– Разговорчики, – зашипел на карлика Хозяйственный, – отставить сеять панику!

– А чего тогда сеять? – деловито поинтересовался карлик. – У нас и семян никаких нет. Консервы разве что.

– Тим, стукни его по голове, – страдальчески попросил Боня, – ты к нему ближе будешь.

– О, пора идти! – вдруг заторопился Ворча. – А то все стоим на месте и стоим. Я пошел, а вы догоняйте. – Обогнув Хозяйственного по приличной дуге, карлик бойко затопал вверх по решетчатым ступеням.

Хозяйственный двинул за ним, задевая рюкзаком за цепи: в зале повис глухой звон – потревоженные железяки извивались и бились друг о дружку.

– Боня, брось рюкзак, – вполголоса посоветовал Тимка, – на обратном пути подберем. От него шуму больше, чем от пяти Ворчей сразу!

– Я, Тимыч, потому и Хозяйственный, что все свое ношу с собой, – назидательно ответил Боня. – И вообще, откуда ты знаешь, что мы будем возвращаться этой дорогой?

Тим пожал плечами и не стал настаивать на своем, только обогнал Хозяйственного и пошел впереди него, оттягивая в сторону мешающие Боне цепи и осторожно возвращая их на место, когда Хозяйственный проходил мимо, – чтобы они не звенели. Для конспирации.

Лестница была горячей и грела Тимке ноги сквозь подошву сапог. Труба тоже оказалась не холодной – Тим нечаянно коснулся ее и чуть не обжег руку. С каждой ступенькой становилось все жарче и жарче, как будто Тимка и Боня находились не в подозрительной и опасной башне, а в финской сухой парилке – сауне.

– Мыльца бы сюда, – мечтательно сказал Хозяйственный в спину мальчику, – шаечку с водой и мочалку. Знатная банька вышла бы!

Тимка вытер пот со лба и остановился, обмахиваясь пультом, как веером: дальше пути не было – они стояли на круглой площадке следующего этажа. По стенам, начинаясь от пола, тянулись ввысь железные лестницы – вроде тех пожарных, которые Тимка видел у себя дома на старых пятиэтажках. Лестницы были разной длины, и над верхним концом каждой из них темнело отверстие – ход в какую-нибудь из боковых веток-башен. Сама главная башня, где находились Тим и Боня, извилистой шахтой уходила далеко вверх; повторяя башенные изгибы туда же шла и раскаленная труба, посверкивая сотнями огненных дырочек, разбросанных как попало по всей ее длине.

В противоположной от Тимки и Бони башенной стене на уровне пола сияло ночными звездами большое, очень большое отверстие. Прямо-таки круглые ворота. От трубы к воротам пролегала извилистая, выплавленная в камне канава – как будто кто-то огненный протоптал себе здесь дорожку, часто прогуливаясь от трубы на улицу и обратно.

– Непонятного назначения конструкция, – подумав, сделал вывод Боня. – Бессмысленная, а следовательно – ненужная. Значит, очень опасная. Ты обратил внимание, Тимка, что чем глупее и непредсказуемее тутошние вещи и существа, тем они сильнее и зловреднее?