В общем, так Царевич и предполагал, во всяком случае, имел к такому предположению кое-какие основания. Хитроумный Пётр Семёнович, очень удачно корчивший из себя Вельзевула, всего лишь притворился, по сговору с Шараевым, что подчиняется добытым Наташкой-Семирамидой заклятьям. Умён Сан Саныч, ничего не скажешь, истинный колдун Магон. Недаром же тогда ещё совсем молодой Царевич с ходу определил его по чародейской части, чем чрезвычайно развеселил начинающего издателя, сразу уловившего свое портретное сходство со сказочным негодяем. Проблема Шараева была в том, что колдун Магон не знал дороги к Золотому замку, а фея Моргана знала, а через неё узнала эту дорогу ведьма Вероника, грезившая о власти над миром. А Кощеев сад с молодильными яблоками был лишь отвлекающим маневром, ловушкой, куда по простоте угодил Ванька Царевич. И пока он здесь изображал сказочного отморозка, его дражайшая супруга штурмовала Золотой замок во главе Вельзевуловой рати, даже не подозревая, как опасно полагаться в своих расчётах на выкормышей ада, а уж тем более на чиновников областной администрации.
– А что, собственно, такого ценного хранит в себе Золотой замок? – вслух произнёс призадумывавшийся Царевич и тут же спохватился. Однако никто, кажется, его промашки не заметил.
– Шараев сказал, что там хранятся золотые сны человечества, – услужливо подсказал рассеянному Кощею Селюнин.
Царевич ударил себя ладонью по лбу, мысленно, разумеется, дабы не терять царственного достоинства. Именно от Золотых Снов отказались фея Моргана и королевич Жан, дабы трудовыми свершениями преобразовывать реальность. Самое смешное, что финал Царевич переписал по совету Сан Саныча Шараева, который тогда ещё твёрдо стоял на позициях марксизма-ленинизма.
– Лорд Базиль, готовь машины к походу, – распорядился Царевич. – Есть, – чётко, по-военному, отозвался Кляев, поднимаясь из-за стола. – Боярин Михайло, веди сюда Бердова.
– В каком смысле «веди»? – не врубился олигарх Василевич. – Он же в некотором роде статуя.
– У Кощея Бессмертного и статуи ходят, – надменно произнёс Царевич, оживляя Костенко к великой радости его дяди.
– Последний шанс для исправления тебе даю, Киндеряй, – рыкнул на мафиози Царевич. – Первым пойдёшь в штыковую атаку и смоешь вину кровью.
Костенко растерянно хлопал глазами, но в пререкания с находившимся на большом эмоциональном подъеме Кощёем вступить не рискнул.
В милицейский Уазик сели сам Кощей, Мишка Самоедов, Василевич и Валерка Бердов, которого Иван не хотел выпускать из виду. В «Мерседес» посадили Костенко с Селюниным, а также лорда Базиля, с твёрдым наказом стрелять без предупреждения в случае малейших поползновений на предательство. – Будь спокоен, Твоё Бессмертие, – щёлкнул каблуками Васька. – В случае чего рука не дрогнет.
Царевич врубил полный газ и первым вылетел из Кощеева Сада. «Мерседес» пылил следом. У Ивана были опасения по поводу Драконьего леса, но, к счастью, они не оправдались. Многоголовая гидра дремала, видимо, где-то в тенёчке, сморенная припекающим с раннего утра солнышком. Не сбавляя скорости, машины промчались мимо Киндеряева замка и вывернули на ухабистый путь, вверенный заботам лешего Тетери. Дисциплинированный Берендеевский гаишник был уже на посту и вытянулся во фрунт, встречая и провожая кортеж глазами.
– Ты опоздал, Царевич, – зловеще захохотал Бердов. – Магон уже наверняка добрался до Золотого шлема.
Царевич только зло выругался, сворачивая на полном ходу в полумрак лабиринта. По части поворотов Иван уже не ведал никаких сомнений и был твёрдо уверен, что кривая вывезет его куда надо. И словно бы в подтверждение правильности избранного пути послышался треск молчавшей доселе рации. Василевич, сидевший рядом с Царевичем, вздрогнул и отодвинулся к двери.
– У вас опять метаморфоза, Ваше Бессмертие. – Да никакое он не Бессмертие, Василевич, – взвизгнул Бердов. – Хватайте его пистолет.
Этим самым пистолетом, а точнее его рукоятью, Царевич и приветил расходившегося коллегу-писателя во избежание ещё больших осложнений. Не ожидавший подобной резкости от добрейшего Ваньки, Бердов огорчённо хрюкнул и клацнул зубами.
– Будешь дёргаться – пасть порву, – пообещал Царевич коварному приятелю.
Василевич сидел тихо, расправа с Валеркой произвела на него большое впечатление. Впечатлял, видимо, и камуфляж, в который превратилась слегка посеревшая, но ещё довольно светлая шкура на плечах Царевича.
– Ретранслятор собран в Веркином офисе? – спросил Иван у олигарха. – Да, – с готовностью подтвердил тот.
– Матёрый, – окликнул рацию Царевич. – Слушаю, – раздался в ответ спокойный голос. – Двухэтажное здание старинной постройки на улице Академической. В средствах не стесняйтесь, серебряных пуль не жалейте, его защищают черти, гоблины и липовые киллеры. Освободите к моему приезду проход к лабиринту, ведущему в Золотой замок. – Круто, – выдохнул молчавший всю дорогу Мишка Самоедов.
Ошарашенный чужой расторопностью Василевич смущённо помалкивал, Валерка Бердов что-то обиженно бубнил себе под нос, раздражая находящегося на пике нервного напряжения Царевича. Шутка сказать, решалась судьба человеческой цивилизации.
Уазик к большому облегчению Царевича выскочил из тоннеля на оживлённую в эту пору дня городскую магистраль. «Мерседес» увёренно висел у него на хвосте. Царевич нисколько не сомневался, что Кляев потачки мафиози не даст и в случае обострения ситуации поступит с ним, как с контрой. 3астрелить, конечно, не застрелит, но в ухо врежет.
Дабы распугать шмыгающих по дороге забугорный и отечественных утиц, Царевич врубил сирену, и смелым соколом помчался прямо по разделительной полосе, сметая конкурентов на обочину.
– Стреляют, – вскинулся вдруг Самоедов.
Сквозь вой сирены действительно прорывался сухой треск, который с каждым оборотом колёс становился всё громче и громче. У Царевича уже не оставалось сомнений, что стрельба идёт именно на Академической улице, где был расположен Веркин офис. Судя по всему, там шёл нешуточный бой
– Убьют ещё, чего доброго, – забеспокоился Самоедов. – У Вельзевула до десяти тысяч чертей, – подлил масла в огонь Бердов. – Хватит и на Золотой замок и на твоего Матёрого.
Царевич не то, чтобы усомнился в успехе, но кошки у него на душе заскребли. Шутка сказать, такая орда нечисти. Воспоминания о несчастных Веркиных гоблинах, героически павших в Заколдованном замке, были ещё свежи в его памяти. – Врёт Валерка, – опроверг писателя художник. – Не знаю, как в реальности той, а в нашей их не может быть больше сотни, ибо именно столько я их для Шараева нарисовал.
– Ренегат, – скривил губы в сторону Мишки Валерка. – От афериста слышу, – не остался в долгу Самоедов.
Вообще-то Мишка, скорее всего, был прав, но это только если Магон или Верка не добрались до Золотого шлема в реальности той, а в нашей реальности не начал работать ретранслятор. В ином случае все границы уже стерты, и рать бесов, число которых пойдёт не на десятки тысяч, а на миллионы и более того, хлынет на наши улицы из всех щелей треснувшего Мироздания.
Вокруг знакомого Царевичу офиса кружили два вертолёта, из которых по зданию вёлся интенсивный пулеметный огонь. Настолько интенсивный, что это позволило группе спецназовцев приблизиться к стоящему на краю улицы старинному двухэтажному особняку, перестроенному в соответствии с веяниями времени и украшенному гигантскими витражами. В данный момент изрядно подпорченными пулями.
Уже знакомый Царевичу амбал-гаишник, стоящий в оцеплении, тормознул было Уазик у поворота, но, опознав сидящего за рулём майора ФСБ, всего лишь взял под козырек:
– Кино снимают, товарищ майор. – А мы думали – террористы, – встрял в разговор Самоедов.
Ответить гаишник не успел, поскольку тяжелый, кажется даже бронированный, Костенковский «Мерседес», распугав жидкое оцепление, рванулся мимо притормозившего Уазика к огрызающемуся огнём зданию. Царевич раскрыл рот, чтобы крикнуть Кляеву нечто предостерегающее, но опоздал. «Мерседес» на полном ходу взлетел по пологой лестнице к дверям здания и вынес их с треском и грохотом. Расторопные спецназовцы ринулись в образовавшийся проём прямо по крыше забугорного лимузина, застрявшего у входа. Из лимузина выскочил человек и, пригибаясь, побежал в тыл, прикрывая голову руками. В дезертире Царевич без труда опознал Селюнина и очень обеспокоился за лорда Базиля, который по вечной своей заполошности полез в воду, не измерив броду. – Блеск, – восхитился лихостью киношников амбал-гаишник. – Почище, чем в Голливуде.
