Часовые в стане были, но им почему-то и в голову не приходило полюбоваться лунно-звёздным небом. Это полное отсутствие романтизма в людях, навербованных Василевичем, и позволило гарпиям без труда их обезоружить, спикировав сверху в тот момент, когда их менее всего ждали. Обездвижить врага ударами по головам было для гарпий делом одной секунды. После чего они рассыпались по всему лагерю, собирая оружие у спящих крепким сном незадачливых вояк. Отобранные автоматы гарпии побросали в горевший перед палаткой костёр, после чего благополучно взмыли в воздух, дабы не попасть случайно под пулю из рвущихся в огне патронов.

Видимо в лагере вообразили, что их атакуют превосходящие силы, вооружённые огнестрельным оружием. Во всяком случае, Царевич не без удовольствия наблюдал, как из палатки и из грузовых машин выскакивают люди и, занимая круговую оборону, палят в пустоту. Переполоху добавил дракон Полудурок, дохнувший по наущению Кляева огнём так удачно, что практически сразу же загорелись обе грузовые машины и одна легковая. Воинство Василевича было деморализовано настолько, что, не слушая отцов командиров, сыпануло в разные стороны с криками, которые никак нельзя было назвать победными. Впрочем, отцы-командиры тоже не проявили доблести и попытались скрыться с места происшествия на единственной уцелевшей легковой машине. Далеко отъехать от лагеря им, однако, не дали – спикировавший с ночного неба дракон подхватил иномарку когтистыми лапами. Маневр был очень и очень опасным, и едва не стоил жизни Царевичу, который с трудом удержался на драконьей спине после чудовищного рывка и не менее чудовищного виража.

Перегруженный дракон, резко снизив высоту полёта, а так же скорость, всё-таки сумел дотянуть до Кощеева дворца, к ликованию как отличившихся в бою гарпий, так и поджидавших доблестных воителей Церберов.

Васька Кляев, с пистолетом в руке, лично распахнул двери лимузина. Боярин Самоедов страховал рыцаря Огненного плаща с тыла. Впрочем, мафия была настолько деморализована ночным происшествием, что не оказала ни малейшего сопротивления, а только в ужасе пялилась на окруживших «Мерседес» монстров, среди которых Царевич, к слову, занимал не последнее место.

Гарпии, набравшиеся боевого опыта, обезоружили пленников в мгновение ока, после чего, под водительством лорда Базиля и боярина Михайлы, повели их во дворец. Царевич вошёл в Кощеево логово последним, но на правах хозяина уселся на трон, тогда как пленников выстроили вдоль стены. Пленников, было четверо: Костенко, Валерка Бердов, Малюта Селютинович и незнакомый Царевичу человек среднего роста и средних лет, с лицом напоминающим морду расстроенного бульдога, встретившего отпор там, где по всем приметам можно было рассчитывать на полную капитуляцию. К сожалению, среди захваченных в ночном бою главарей разбойничьей шайки не было Шараева-Магона, а потому и победу нельзя было считать полной. Это обстоятельство настолько расстроило Царевича, что он незаметно для себя опять метаморфизировал в естественное состояние. Впрочем, на пленников обратная метаморфоза произвела не меньшее впечатление, чем устрашающе-величественный вид Кощея Бессмертного. Селюнин испуганно икнул, Валерка Бердов присел, Костенко дёрнулся было к двери, и только расстроенный бульдог никак не отреагировал на свершившееся на его глазах чудо преображения. – Поговорим по-человечески, – объяснил свой каприз Царевич. – Тоже иногда, знаете ли, надоедает бремя власти, хочется пошалить, поиграть в простоту и гуманность. – Может, нам объяснят, наконец, за что нас подвергли аресту, перебив всех наших людей? – дёрнулся расстроенный бульдог.

– Ваши люди живы-здоровы, – возразил лорд Базиль, – и благополучно разбежались по лесам и долам. Если их не съедят гоблины, гидры, вампиры и людоеды, то у них будет шанс вернуться домой к папе и маме.

– А у нас? – вмещался в разговор Костенко. – Ты меня удивляешь, Леонид Петрович, – отозвался с трона Царевич. – Ведь, кажется, обо всём договорились, ты даже получил подтверждение нашего могущества в виде сексуального стимулятора и вдруг такая недружественная акция. – Но позвольте, – запротестовал Костенко. – Вы назвали себя королевичем Жаном и ни словом не обмолвились, что вы Кощей Бессмертный.

– Я путешествовал инкогнито по вашему миру, – пояснил Царевич. – Не скрою, делалось это не только с познавательными целями. Мне нужны были партнёры по бизнесу. Увы, господа, вы не оправдали оказанного вам высокого доверия. – Но мы ведь и ехали для переговоров, Ваше Бессмертие, – попытался оправдаться Костенко.

– С ротой вооруженных до зубов солдат, с батальоном разной нечисти вроде гоблинов, мелких бесов и вампиров, – дополнил лорд Базиль.

– Ах, Леонид, Леонид, – покачал головой Царевич. – Я сделал тебя чародеем и магом Киндеряем, я дал тебе невероятное могущество, а взамен потребовал всего ничего – верной службы, и вот она твоя благодарность. Ты продаешь меня первому же встречному. – Но позвольте, – возмутился расстроенный бульдог. – Я полагал, что господин Костенко из нашего мира, при чём тут маги и чародеи. Мне, извините, надоел этот балаган. Я протестую против насилия. Меня заманили сюда обманом.

– Господин Василевич, если не ошибаюсь? – вскинул бровь в его сторону Царевич. – Не ошибаетесь, – подтвердил олигарх. – Я признаю, что вы великий иллюзионист и гипнотизёр, но давайте же, господа, спустимся, наконец, на землю. – Давайте, – согласился Царевич. – Так вы считайте, господин Василевич, что пребываете в гипнотическом сне?

– А что я, по-вашему, должен считать? Я ведь не идиот, в конце концов. – Утверждение не бесспорное, – возразил Царевич. – Ибо человек, если он не идиот, не станет брать в собственный сон сотню вооружённых охранников, ведь, согласитесь, во сне они абсолютно бесполезны.

– Валерий мне сказал, что это всего лишь наркотик особого рода, я имею в виду молодильные яблоки, и что сад, в котором они растут, это обычный земной сад, но исходящий от него фруктовый аромат вводит людей в особое экстатическое состояние, совершенно безопасное для здоровья, хотя и чреватое расстройством воображения, когда обычные люди начинают казаться чёрт знает чем. В чём я, кстати, и убедился.

– Иными словами, в магов и чародеев вы не верите, господин Василевич? – Разумеется, не верю, я же не псих.

– Это похвально, что вы так уверены в своём здоровье. А ещё более меня радует то, что вы, господин олигарх, как человек трезвый и прагматичный, безусловно, не станете скрывать от меня, где у вас назначена встреча с ведьмой Вероникой и царицей Семирамидой.

– Ни о какой ведьме я и слыхом не слыхивал, не говоря уже о царице, – оскалил зубы Василевич. – А вы шарлатан, милейший, просто шарлатан. – Валера, – обернулся к Бердову Царевич, – ты тоже не в курсе?

Писатель-детективщик, похоже, окончательно запутался в собственной лжи и чужом воображении. Объяснения данные им Василевичу по поводу молодильных яблок были единственно возможным способом заманить сюда пусть и авантюриста, но всё же трезвомыслящего человека. Сам Бердов в столь-примитивные объяснения, разумеется, не верит и уж конечно пытается играть свою игру, используя партнёров, каждый из которых мог уничтожить его мановением руки, что в мире этом, что в мире том. Но в чём суть этой игры Царевич, как не напрягался, уяснить не мог.

– Я ничего не знаю, – запротестовал Бердов. – Ничего. – Ложь наказуема, Валера, – вздохнул Царевич. – А уж предательство тем более. Лорд Базиль, твоё мнение?

– Виновен, – торжественно произнёс Кляев. – Боярин Михайло, что думаешь ты? – Виновен, – не менее торжественно произнёс Самоедов, выпятив при этом живот. – Лорд, приведи приговор в исполнение.

Селюнин взвизгнул, наблюдая как ещё секунду назад живой и полный сил Бердов превращается в статую, которую, если брать за основу выражение лица наказуемого, вполне можно было бы назвать статуей ужаса. На Костенко и Василевича гражданская казнь писателя произвела, пожалуй, даже большее впечатление, чем на Малюту Селютиновича, но, блюдя мафиозно-олигархическое достоинство, вопить они не стали, а всего лишь побелели ликами до синевы.