– А собственным глазам вы верите? – не на шутку распалилась Кабаниха. – Так вот сегодня в полнолунье ведьма Мила проводит шабаш на соседней горе. Мало сама срамотину разводит, так ещё заезжую Иштар пригласила. А эта вобла сушёная мужиков и вовсе кастрирует, тут уж никакой шампунь им не поможет. – Стоп, – остановил бабу Ягу Царевич. – Об Иштар-Кибеле попрошу подробнее.

Кабаниха смутилась, огонь негодования, полыхающий в глазах, угас. Похоже, старуха осознала, что сболтнула в запале лишнее. Во всяком случае, она тут же попыталась увести разговор в сторону, переведя стрелки на вурдалака Сеню, который-де совсем выпустил вожжи из рук и превратился в подкаблучника, позоря тем самым всю вурдалачью породу. Однако Царевича Сеня в данную минуту не волновал вовсе, и он упрямо гнул свою линию, вынуждая Кабаниху вернуться к нежелательной для неё теме.

– Как эта Иштар сюда попала? – А мне откуда знать, – возмутилась баба Яга. – Она ещё с незабвенных времён зарится на наши земли. Первенство своё хочет утвердить над всеми прочими богами. Во времена оны Иштар взращивала дракона, чтобы он сожрал солнечного бога Ра, а теперь она, видишь, ополчилась на Перуна. Стерва она, а не богиня, что ей мужики, коли она с быками путается. Дочку вот прижила невесть с кем. Жаловалась мне, что та совсем от рук отбилась.

– Так она была у тебя? – ошалело уставился на Кабаниху Васька.

– Сегодня по утру, – махнула рукой Кабаниха. – А я женщина честная, не извращенка какая-нибудь. Двадцать лет уже вдовствую, а никто обо мне худого слова не сказал. А от этой воблы муж сбежал.

– От какой воблы? – не понял Васька. – Так от Ираиды, в миру-то она Ирина Полесская. – Она у вас была? – аж подпрыгнул на лавке Валерка Бердов. – Она же в корову превратилась, – не удержал рвущегося из груди вопля Кляев. – Ты, милый, сам посуди, – мягко улыбнулась Ваське Кабаниха, – ну как тут коровой не стать, если с быками путаешься. А дочка у неё и вовсе кобыла кобылой. Подавай ей, видишь ли, жеребца. Семирамидой она захотела стать. Видали мы таких ассирийских цариц.

Царевич не то чтобы утерял нить разговора, а просто у него этой нити и не было. Кабаниха страдала какой-то новой формой шизофрении, когда мысли гражданки Кабановой мешались с мыслями и воспоминаниями древней сказочной старухи Яги. В том, что баба Яга помнила Иштар-Кибелу, ничего удивительного не было, но вот её знакомство с Ириной Аркадьевной Полесской явилось для Царевича сюрпризом, впрочем, на эту мысль его уже наводили авангардистские полотна, висевшие на стенах Кабанихиного дворца. – Так это по заданию Полесской вы прикармливаете драконов? – Моё дело маленькое, – вильнула глазами Кабаниха. – Они мне яблочко, я им жвачку. Бедной старушке больше ничего и не надо.

– Вижу я, какая ты бедная, – сказал Васька, – раскулачивать тебя пора. Яблочко-то в нашем мире тысячу долларов стоит, а жвачка в любом киоске – гроши.

– Да где же ты, Васенька, такие цены видел? – удивилась Кабаниха. – Люська художнику Самоедову три яблока за три тысячи долларов продала, вот и Царевич свидетель.

– А ты говоришь, не стерва! – всплеснула руками Кабаниха. – Да ведь красная цена тому яблоку двести долларов, а я и вовсе оптом за сто пятьдесят отдаю. Торгую себе в убыток. Потому как сирота и защитить некому.

– Ну, это ты дала маху, – подлил масла в огонь Кляев. – Сто пятьдесят долларов, это курам на смех. Пятьсот-шестьсот, это ещё куда ни шло. Кто же тебя так нагрел бессовестно?

– Так Киндеряй и нагрел, – вздохнула Кабаниха. – А Малюта Селютинович мне сказал, что яблочко и вовсе за сто долларов отдаёт.

– Вот аферисты! – покачал головой Васька. – А ты тоже хороша: неужто не знаешь, что Селютинович Костенко родной дядя.

– Ахти мне, – пустила слезу Кабаниха. – Да что же это за ироды такие, скажите мне, люди добрые. Да я того Малюту в бараний рог согну. Я на него самому Кощею нажалуюсь. Я его выведу на чистую воду. Он ведь, гад, ворованными яблоками торгует, а у меня-то трудовые. Потом и кровью добытые.

Кляев дипломатично промолчал. Царевич тоже не стал акцентировать внимание Кабанихи на статье УК РФ, озаглавленной «Скупка краденного в крупных и особо крупных размерах». Не хватало ещё, чтобы российский либерал хлопотал в Берендеевом царстве об интересах Кощея Бессмертного.

– Выходит, Полесская решила натравить драконов на Перуна? – Ну, ты скажешь тоже, сосед, – усмехнулась Кабаниха, слегка отошедшая после открывшегося её взору чужого коварства. – Наши драконы маломерки трёхголовые, куда им на самого Перуна хвост поднимать. Они и с Волками-оборотнями предпочитают не связываться. А если сожрут иногда зазевавшегося смерда, так не хлопай ушами, а если упыря сглотнут, так и вовсе немалая польза. О гоблинах даже не говорю. От этой заморской напасти только драконы наше спасение.

Было о чём подумать Царевичу после Кабанихиных откровений. Что-то неладное было с этими драконами и объявившейся вдруг некстати в Берендеевом царстве богиней Иштар. А Иван-то полагал, что Ирина Аркадьевна после неудавшейся вакханалии так и останется до конца своих дней тощей коровой. Неужто Полесская действительно решила бросить вызов богу Перуну? Прямо скажем, неразумная претензия со стороны известного в узких кругах искусствоведа. Если, конечно, у Ираиды-Иштар нет какого-нибудь проверенного тысячелетиями оружия.

По словам Кабанихи, драконы, охраняющие Кощеев сад с молодильными яблоками, существа слишком хлипкие, чтобы потрясать небесные свободы даже в масштабах Берендеева царства. Разве что Ираида вздумает подкормить их молодильными яблоками, что маловероятно. Эти яблоки, может, и поднимут драконью потенцию, но вряд ли добавят им необходимой мощи в нужном объеме. Здесь требуется нечто из ряда вон выходящее, вроде чудищ, виденных Царевичем на эскизах художника Самоедова.

Иван едва на лавке не подпрыгнул от пришедшей в голову мысли. Эврика! Вот откуда ветер дует. Вот кто заказал Самоедову этих трёхголовых монстров. Непонятно только, зачем художник добивался сходства жутковатых морд с вполне конкретными людьми?

– А ваши драконы умом блещут? – спросил Царевич у пригорюнившейся Кабанихи. – Какой там ум, – махнула та рукой. – Двух слов связать не могут.

Что и требовалось доказать. Сражаться с богом, не имея приличных мозгов, крайне затруднительно. Тут нужен человеческий разум, по меньшей мере. Ну, сукин сын Мишка! И ведь ни словом не обмолвился, даже не намекнул. И Бердов хорош. Царевич с трудом удержался от желания, запустить в задумавшегося Валерку фаршированным зайцем под острым соусом.

– Надо идти, – сказал Царевич, толкая задремавшего было Ваську. – Как бы Ираида – Иштар не устроила нам подлянку вселенского масштаба.

Кляев, пьянка пьянкой, а служба службой, пошатываясь, поднялся из-за стола. Царевича тоже разбирал хмель, но была надежда, что винные пары выветрятся на свежем воздухе, пока они пеши доберутся до холма. Валерку Бердова Царевич решил на всякий случай прихватить с собой, а вот Михеева с Вепревым оставил в Кабанихином замке с твёрдым наказом, поить их водкой до посинения. Сантехники от Царевичевых слов просветлели ликами и поклялись, что выполнят приказ буква в букву. А вот любимый зять богини Иштар сильно спал с лица и даже попытался прикинуться в стельку пьяным, но был приведен в чувство Кляевским маузером.

– Родина в опасности, интеллигент, – рыкнул Васька. – Какая тут может быть пьянка.

Бердов призыву внял и, пошатываясь, побрел вслед за бравыми витязями к выходу. Кабаниха простерла гостеприимство до того, что проводила представителей новой власти аж до самого предупредительно опущенного моста. – Машина у тебя пусть пока постоит, – распорядился Васька. – И смотри, Егоровна, ты меня знаешь. В случае чего, с контрой как с контрой.

– Да ты что, Васенька, когда это я была врагом народа или революции. Ведь без малого сорок лет за спасибо пласталась. – Знаю я, как ты пласталась в своём пивном ларьке, – благородно рыгнул Васька. – Бывало пену сдуть не допросишься. Тоже мне герой соцтруда.