Сохранившаяся в рукописи редакция рассказа "Степные встречи" значительно полнее печатного текста и представляет большой интерес: в ней с отчетливостью звучит тема большой нравственной силы русского народа, который не смогли согнуть никакие правительственные репрессии. Несмотря на то, что этот {573} автограф не может быть назван беловым, так как в нем перемежаются начисто переписанные страницы с зачеркнутыми, он все же дает возможность внести исправления и дополнения в печатный текст. Так, например, во всех имеющихся изданиях рассказа "Под шум вьюги" разговор ходока со сторожем напечатан с сохранением ошибки, вкравшейся не по вине Эртеля в текст прижизненных изданий. Ходок рассказывает о том, что за крестьянами был некогда "закреплен царицей Екатериной" лес, но потом его "отбили". Попытки крестьян вернуть лес ни к чему не привели, и ходок мотивирует это таким странным аргументом: "Вконец разорились... Знамо дело... Кабы другой кто захватил, глядишь, и взяло бы наше..." Возникает вопрос: кто же захватил лес у крестьян? Нигде об этом не сказано ни слова. Рукописный автограф дает ответ на этот вопрос: лес у крестьян захватила "казна". Очевидно, что обвинение казны в разорении крестьян было признано "нецензурным" и сам Стасюлевич или цензор повычеркивали всюду слово "казна", что и привело к бессмыслице, с которой мы встречаемся во всех печатных изданиях. Слово "казна" в настоящем издании всюду восстанавливается в соответствии с рукописью Эртеля (ф. 349, папка I, ед. хр. 4 А2).

Возможность на основании данной рукописи восстановить цензурный пропуск дает основание считать, что данный рукописный автограф соответствует той редакции рассказа, которая была послана Эртелем Стасюлевичу и напечатана в журнале в изуродованном, урезанном виде.

Восстанавливается по данному рукописному автографу очень важная по своему политическому звучанию картина экзекуции, которой были подвергнуты крестьяне, взбунтовавшиеся в 1861 году, после объявления "воли". Эти строки рассказа, отсутствующие в печатном тексте, придают ему иную окраску, рисуют активный протест крестьянства против так называемого "освобождения", проведенного в интересах помещиков. Восстанавливаемая страница рукописи переписана Эртелем набело.

Кто же вычеркнул из рассказа наиболее сильные, обличительные страницы? Может быть, это сделал цензор, но, может быть, и сам Стасюлевич. Его неопубликованная переписка с Эртелем по поводу "Записок Степняка" лишний раз рисует нам его как чрезвычайно осторожного человека.

В письме от 14 января 1880 года М. М. Стасюлевич пишет Эртелю о "нецензурности" его рассказа и о том, что он переменил его заглавие: ..."Страстотерпцам" я переменил заглавие по причинам, "не зависящим от редакции", собственно говоря, в настоя-{574}щую минуту этот рассказ и уже сам по себе тут мало удобен,- и еще обостряющее заглавие, он выйдет под заглавием "Ночная поездка". Это - гораздо легче, и без всякого указательного перста на то, на что не следует указывать" (ф. 349, папка XVIII, ед. хр. 13). Как видно из этого письма, Стасюлевич даже не спрашивает разрешения Эртеля, а просто меняет заглавие рассказа. Не приходится сомневаться в том, что он не ограничился только переменой заглавия в этом "мало удобном" по цензурным причинам рассказе.

Стасюлевич правил произведения Эртеля и тогда, когда тот уже не был начинающим автором. Например, 2 декабря 1882 года он пишет Эртелю по поводу "Волхонской барышни": "Вы даете мне право смягчать "твердые" предметы, а по цензурным обстоятельствам и вовсе устранять, а где нужно, прикрыть газом... Я не могу быть врагом вам без того, чтобы не сделаться врагом журнала" (ф. 349, папка XVIII, ед. хр. 13).

Неопубликованная переписка Эртеля с Засодимским, Стасюлевичем и другими литераторами, а также с его близкими - отцом, женой, показывает, что многие произведения Эртеля были признаны его адресатами "нецензурными" и, не дойдя до цензора, отсылались обратно писателю ввиду их "неудобства" для печати. В письме от 21 января 1882 года Эртель рассказывает, например, своей будущей жене, Марии Васильевне Огарковой, о том, как к нему однажды приехал М. М. Стасюлевич: "Он меня настоятельно просил писать осторожней. Последний рассказ мой, вчера только сданный для мартовской книжки, обозвал "резким" и сказал, что вряд ли он пойдет..." И действительно, в мартовской книжке "Вестника Европы" не было помещено никакого рассказа А. И. Эртеля. "Ты не можешь вообразить, как скверно живется. Гнет на печати, гнет на обществе - отзывается в каждом тупою болью..." - с глубокой скорбью признается Эртель М. В. Огарковой.

III. ОТ ОДНОГО КОРНЯ

Рассказ был написан в Петербурге в октябре 1879 года. Рукописный автограф не обнаружен.

IV. ДВА ПОМЕЩИКА

Очерк был написан в Петербурге в ноябре 1879 года. Неопубликованные письма к А. И. Эртелю Ивана Васильевича Федотова, отца его первой жены, а также некоторые записи самого {575} Эртеля говорят о том, что многие герои его очерков и рассказов из цикла "Записки Степняка" имели реальных прототипов, что в большинстве своем рассказы Эртеля складывались на основе изучения действительных событий и характеров, не были "сочиненными". И. В. Федотов писал Эртелю: "Те нумера журналов, где помещены твои очерки, вырываются усманцами друг у друга с нетерпением...", так как усманцы ждут от Эртеля новых разоблачений (ф. 349, папка XIX, ед. хр. 3/40).

Федотов говорит о совершенно конкретных прототипах "двух помещиков", выведенных Эртелем в его очерке. "Карпеткин, вероятно, милейший И. В. Мер-нский", - пишет Федотов (ф. 349, папка XIX, ед. хр. 3/34). Федотов сообщает Эртелю, что очерк "взволновал всю помойную яму до дна, - озлобил Мерч., и Храп., и всю гнусную клику безмозглых ослов, и навострил им ослиные уши в ожидании новых ударов литературного бича..." Федотов пишет Эртелю о том, что одна из их общих знакомых уже сказала в связи с "Двумя помещиками": "ты накликаешь на себя полчище злодеев в образе помещиков: Колотушкиных Ус-манского уезда" (ф. 349, папка XIX, ед. хр. 3/41). Вместе с тем было бы неправильным искать полное портретное сходство между персонажами рассказов и очерков Эртеля и жителями Усманского уезда, которые в той или иной мере явились прообразами его героев. Отталкиваясь от известных ему фактов, наблюдая хорошо знакомых людей, Эртель стремился к созданию типических образов.

V. МУЖИЧОК СИГНЕЙ И МОЙ СОСЕД ЧУХВОСТИКОВ

Рассказ был написан в Петербурге в марте 1880 года. Судя по черновому автографу, первоначальное заглавие рассказа было "Мужичок Сигней". Начало первого варианта рассказа Эртель потом перенес в "Степную сторону".

VI. ВИЗГУНОВСКАЯ ЭКОНОМИЯ

Место написания очерка - хутор на Грязнуше. Закончен он был в июле 1880 года. "Визгуновская экономия" напечатана в журнале с посвящением Глебу Ивановичу Успенскому, в отдельном издании это посвящение снято. Судя по рукописи, первоначальное название было "Приказчиков сын". {576}

В списке "Предполагаемых очерков из "Записок Степняка", сохранившемся в памятной книжке Эртеля, он намечал план и фабулу очерка: "Любовь его к крестьянской девушке. Затем женитьба на глупой мещанке", отметил необходимость дать "картины природы: глубокая осень, около реки..." В этом наброске намечавшегося тогда произведения Эртель между прочим записал: "Можно списать с Ив. Всеволодова". Очевидно, он имел в виду конкретный прототип героя - сына приказчика Пармена.

Посылая М. М. Стасюлевичу "Визгуновскую экономию" для сентябрьской книжки "Вестника Европы", Эртель писал: "Сам я и доволен им и нет. То волком, то лисою смотрит на меня этот очерк..." (ЦГАЛИ, ф. 1167, ед. хр. 75, опись 1, № 4316). Эртель подходил к своим произведениям с большой требовательностью, был, как он сам говорил, беспощаден по отношению к самому себе. Он считал необходимым для писателя равняться на больших мастеров - Льва Толстого, Тургенева, Гоголя, Салтыкова-Щедрина.

VII. БАРИН ЛИСТАРКА

Место и дата написания - Усмань, 1880 год, 14 сентября. Относительно этого очерка Эртель пометил в своей записной книжке: "При истолковании характера барина Листарки не забыть того влияния на этот характер, который причинили послереформенные трудные отношения". Автограф не сохранился.