Очистка закончилась, он снял костюм и перешел в душевую. Здесь пели сами струи – прозрачные, как горный ручей, голубоватые, как волны Адриатики, зеленоватые, как буколический пруд в родной деревне, горячие и теплые, пенящиеся и едкие… Потом их сменили потоки воздуха, жаркого, как августовский зной над пшеничным полем, теплого и ароматного, как скошенный луг, свежего, как сирень после грозы… Кондиционирующих полей он, естественно, не ощущал, просто знал, что это их воздействие усиливает счастье Возвращения…

Автомат завершил обработку и открыл дверь. Багер вышел в свой кабинет. На стояке ждала свежая смена белья, модный уличный комбинезон с небольшой, почти незаметной, эмблемой Корпуса разведки… Если верить часам на стене, он отсутствовал девяносто две минуты. На столе еще лежала газета, которую он не успел просмотреть перед стартом. Не садясь, кинул взгляд на первую полосу. Полюбовался стереофотографией Председателя в обнимку с мэром Мельбурна. Годы бессильны перед этим великим человеком, так же густы его красивые волосы, так же добр и благостен – именно это слово пришло Багеру на ум – да, благостен взгляд из-под бровей вразлет… Ян с гордостью вспомнил церемонию выпуска в Академии разведки: тогда Председатель обходил строй выпускников, пожимая руку каждому… Багер пошевелил пальцами – память еще хранила давнее рукопожатие, на мгновение у него перехватило горло. Он сглотнул комок, кашлянул, застенчиво вытер набежавшие на глаза слезы.

«В самом деле, что ж это… Пора к делу». – Багер сел за клавиатуру и, заглядывая для надежности в полетные блоки памяти, составил отчет. Он был доволен выполненным Воздействием. Удалось бескровно внести в мир жуков фактор, дестабилизирующий массовое сознание. Сделан первый шаг к тому, чтобы подорвать фундамент тоталитарной военно-религиозной диктатуры, первый шаг на пути, ведущем к нормальному обществу индивидуальной свободы и частной инициативы. Конечно, за планетой придется приглядывать, но теперь можно не опасаться, что ее правители, одержимые безумными идеями, завтра вырвутся во Вселенную во главе многомиллиардных полчищ гигантских насекомых…

Дома было тихо – что удивляться, самая середина дня, не все успевают за одно утро совершить рейс длиной в восемь веков и черт знает сколько парсеков… Багер включил три-видео, усмехнулся: Бай-Бин пел хит сезона. «Мама, познакомься с Реджинальдом, я хочу на нем жениться». По другому каналу девица с аппетитной попкой рекламировала белье «Невидимка». У Багера приоткрылся рот, язык машинально скользнул по верхней губе. Он вытащил из бара бокал, щедро плеснул «Анри Четвертого» и пошел на кухню за льдом.

На холодильнике обнаружилась прижатая магнитом записка от жены:

«Николь вывихнула ногу, я посижу с ней, может быть, заночую. Твоя Киска»

Багер хмыкнул, набрал знакомый номер.

– Мне нужен коммандер Траян.

– Коммандера нет дома, будет после девятнадцати часов, – ответил женский голос.

– Вот и отлично, бэби, значит, у нас с тобой есть время!

– О, Ян! Приезжай скорей!

Багер ожидал лифта, нетерпеливо притопывая ногой, и вдруг снова вернулась мысль, мелькнувшая было при составлении отчета: а ведь непонятно! Он еще раз повторил собственные слова, оставшиеся в блоке памяти:

– …как если бы в мире, населенном разумными существами, никто не умел думать и умение такое почиталось бы грехом и каралось…

«Непонятно! Что я имел в виду? Почему и зачем я это сказал? Нелепость какая-то…»

Он пожал плечами и шагнул в двери лифта.

1986

В динамике щелкнуло, зашипело и раздался голос диспетчера:

– Внимание! Приближается нерегулярный метеоритный рой! Всем укрыться по отсекам, задраить люки, доложить местонахождение!

Посыпалась разноголосица докладов.

– Первая бригада в машинном зале, все на месте!

– Вторая бригада на буксире Зеркала, снаружи никого!

«Ох и тесно ж им там!» – подумал Иван.

– Третья и четвертая бригады в оранжерее.

– Оранжерея, – флегматично отозвался диспетчер, – держитесь за металлическими стенками, подальше от стекол.

– Вас поняли, мы и так держимся подальше.

«Без вас поняли», – перевел Иван.

– Первая и третья смены в жилых отсеках, отлучившихся нет!

– Алло, диспетчер, говорит вторая бригада! Сообщите орбиту роя, будем уводить Зеркало!

– Будете. Только сначала поверните его ребром, параллельно плоскости потока. Орбиту вам даст штурманская, переключайтесь и работайте с ними, мне оставьте резервный канал… Так, кто на одиночных работах, доложитесь!

– Трофимов Юрий, номер восемьдесят два, направляюсь к третьему шлюзу жилого блока…

– Курашов, двести шестнадцать, иду к машинному.

– Литвин Александр, триста второй, в маркшейдерской.

– Абсалямов Темир, десять восемнадцать, дежурный оператор дальних радаров – на месте!

– Я вахту не спрашиваю, и так знаю… Монтажники – все? Да, а где новичок? Товстокорый где?

– Товстокорый Иван, тринадцать тринадцать, в кабине главного фокуса, – доложил Иван.

– Где фокусы, там и тринадцать тринадцать, – невозмутимым голосом пошутил диспетчер. – Хорошо задрайся и не открывай до отбоя тревоги. Твой главный фокус на оси потока, понял?… Всем! Покидать отсеки категорически запрещаю!

Снова щелкнуло, диспетчер замолчал – наверное, слушал что-то на другой волне, потом сообщил – все так же флегматично:

– Рой приближается. Расчетное начало бомбардировки – через восемнадцать минут. Об ударах докладывать… – Тут его голос изменился, зазвучал четко и резко: – Всем надеть скафандры, готовность «ноль ноль один»! Возможны крупные обломки, глыбы! Повторяю…

«Ноль ноль один» – это, значит, чтоб осталось только щиток захлопнуть… Иван почесал затылок и полез в скафандр, бурча себе под нос невразумительно, но матерно. Будь они прокляты, рои эти нерегулярные. Особенно у которых ось потока прямо через твой отсек проходит. В скафандре много не наработаешь, а надо: рой не рой, а наряд закрой. Ну, допустим, не в одном наряде дело – оно ж и ставки такие хорошие, потому что сроки жмут. Астрономы копытом космос роют, у них там надвигаются мероприятия по планам небесной канцелярии – противостояние Марса, что-то там за Плутоном, активное Солнце, сверхновая в туманности Ориона, слоистая структура, – и все сразу, и всем невтерпеж, подай им орбитальный сверхтелескоп к обеду в среду. И как они все сразу будут в разные стороны глядеть, передерутся, точно… А такую махину туда-сюда каждую минуту вертеть кто ж им даст, это ж никаких компьютеров не хватит по сто раз перенастраивать. И горючки тоже, гиродины – гиродинами, а струйными рулями тоже придется работать, при полном растворе Зеркала моменты инерции у него такие, что охренеть, опасно гиродином ворочать из плоскости, пойдут изгибы от инерционных сил… А автоколебания? И все равно, телескоп обалденный, может, в такой будут и планеты видны возле близких звезд…

Жалко, к самому началу не поспел, самое интересное с Земли смотрел, по ящику, но ничего – ставки и сейчас приличные, работать можно, а жилые отсеки все-таки до ума довели, теперь уже нечего бояться, что вернешься лысый как коленка и безо всякого интереса ко всяким глупостям. Ладно, ну что ставки – чуть больше, чуть меньше, – главное, опыта поднабраться и имя сделать, как же, работал на Большом Зеркале, после этого куда хошь возьмут…

Правда, поначалу не все гладко пошло. Кинули в бригаду – новичок, салага, за каждым шагом смотреть надо, чтоб сам не накрылся и других не угробил, а в бригаде, коню некованому понятно, притирка, то да се, вон, диспетчер напомнил, фокусы, говорит… Вроде уже почти и не зарубежье, самое что ни на есть ближнее, вроде уже все почти что свои, а все равно – люди-то разные, хрен их разберет, кто по-честному работать прилетел, а кто со спецзаданием, дюжина независимых держав, три дюжины разведок, эти-то пока сами по себе, кому-то надо просто вынюхать, а кому-то, может, и воду замутить. Так мало их – еще ж партийные, партий больше, чем людей, и каждый агитирует…