– Надеюсь, вечером я не перепутаю имена, – продолжила Мэри Роуз, сознательно заговаривая о другом.

– Я помогу тебе их запомнить, – пообещал Харрисон, снимая брюки. – Нам надо поговорить о Джордже Макферсоне, дорогая, личном помощнике твоего отца. Сегодня вечером его здесь не будет – он еще не вернулся из отпуска. Так вот, я не хочу, чтобы ты рассказывала ему о событиях той злополучной ночи. Веди себя так, словно ты ничего не знаешь.

– Это он меня украл?

– Думаю, да, но пока не в состоянии это доказать. Дело в том, что Макферсону не хватало нескольких тысяч долларов, которые он передал своей сообщнице. Следовательно, он снял их с одного из счетов Эллиота. Пока что мне не удалось обнаружить в документах никаких несоответствий, но я их найду.

– А разве полиция не прорабатывала версию о возможной причастности Макферсона к похищению?

– Прорабатывала. Но вряд ли полицейские просматривали гроссбухи с должным вниманием.

– Могу я тебе чем-нибудь помочь?

– В общем, да.

– Если мы вызовем Дугласа в Англию, он даст показания против Макферсона.

– С годами воспоминания становятся расплывчатыми, а внешность людей меняется, – ответил Харрисон. – Защита камня на камне не оставит от показаний Дугласа. На них нельзя будет опереться, если мы не раздобудем дополнительных свидетельств виновности Макферсона.

– А мой отец знает о роли Макферсона в похищении?

– Еще нет. А ты хочешь, чтобы я ему сейчас рассказал?

– Нет. А если бы я тебя попросила?

– Рассказал бы.

Ответ Харрисона пришелся по душе Мэри Роуз. Но подумав немного, она решила, что лучше им с Харрисоном пока не торопиться.

– Отцу будет очень трудно притворяться, что он ничего не знает, а Макферсон может что-нибудь заподозрить и исчезнуть. Нет, пожалуй, пока нам не следует вводить его в курс дела. Потом он поймет, какими соображениями мы руководствовались.

– Теперь тебе ясно, почему я утаил причину своего приезда в Монтану?

– Это разные вещи, – возразила Мэри Роуз. – Я не слишком хорошо знаю своего отца, но почти уверена, что он не игрок.

Харрисон недоуменно поднял бровь.

– По лицу хорошего игрока в покер никогда нельзя сказать, что у него на уме. Я готова побиться об заклад, что во всех играх типа покера ты часто выигрываешь. Верно ведь? А что, тут все спят днем?

Такая смена темы не слишком удивила Макдональда – он уже привык к манере жены вести разговор.

– Большинство женщин спит.

– А мужчины?

Прежде чем ответить, Харрисон стащил с себя оставшуюся одежду.

– Некоторые спят, но я не собираюсь этого делать. Я слишком сильно тебя хочу.

…Когда пришло время вставать и одеваться, Мэри Роуз зевала от усталости. Харрисон, к ее удовольствию, выглядел таким же утомленным.

Анна-Мария настаивала на том, чтобы слегка завить волосы Мэри Роуз. Узнав, что таково пожелание леди Лилиан, Мэри Роуз сдалась. Предстоящий вечер обещал быть для нее трудным испытанием, поскольку она не привыкла находиться в центре внимания. Тем не менее Мэри Роуз старалась, чтобы улыбка не сходила с ее лица.

Первой к ней подошла тетушка Барбара – женщина весьма дородная, с ней почему-то все считались. Она сразу же признала в Мэри Роуз свою племянницу: обняв молодую женщину, она принялась похлопывать ее по спине, словно маленького ребенка.

– Бедное, бедное дитя, – повторяла она снова и снова. – Слава Богу, теперь ты дома. Мы все будем любить тебя и заботиться о тебе.

Поскольку тетушка, судя по всему, не собиралась выпускать Мэри Роуз из своих мощных рук, на помощь родственнице поспешил дядя Роберт.

– Ты задушишь ее, Барбара, – заявил он и в ту же секунду стиснул бедняжку так, что у нее и в самом деле перехватило дыхание.

Пока родственники передавали ее из объятий в объятия, Мэри Роуз заметила, что происходящее кажется Харрисону забавным. Он стоял в глубине гостиной рядом с лордом Эллиотом и с любопытством наблюдал, как его жену тянут одновременно в разные стороны.

Мэри Роуз была рада, как приняли ее тетушка Барбара и дядюшка Роберт, и несколько смущена этим. Признаться, некоторые их заявления показались ей по меньшей мере странными. Тетя Барбара, например, считала, что все прошедшие годы Мэри Роуз страдала, будучи жертвой страшной несправедливости. К концу вечера молодая женщина поняла, что все семейство Эллиотов разделяет точку зрения супругов.

Мэри Роуз постаралась на них не сердиться, поскольку они не знали, какой прекрасной и полной жизнью жила она в Монтане.

Ее представили двоюродным братьям и сестрам. Старшей из девочек было четырнадцать лет, и в ближайшее время ей предстоял первый выход в свет. Пятеро ее сестер поразительно походили друг на друга и различались между собой, похоже, только возрастом и ростом. Самым младшим был семилетний мальчик, названный в честь отца Робертом. Вбежав в гостиную, он тут же бросился к Харрисону и с этой минуты не отходил от него ни на шаг.

Детям не разрешили сесть за стол вместе со взрослыми, а отправили на второй этаж. Мэри Роуз нашла это необычным, но промолчала, пытаясь следовать совету тетки Лилиан.

Ее усадили между Барбарой и Лилиан, Харрисон оказался на противоположном конце стола.

Трапеза, как поняла Мэри Роуз, была в этом доме сродни священнодействию. Разговоры велись практически шепотом. Блюда на великолепных серебряных подносах разносили лакеи.

Свою первую ошибку Мэри Роуз совершила еще до того, как все принялись за еду. Она спросила у тетки, собираются ли присутствующие читать молитву. Отец услышал ее вопрос и подумал, что она имеет в виду благодарственную молитву.

Но не успела Мэри Роуз и рта раскрыть, как все звуки заглушил испуганный вопль тетки Лилиан:

– Боже, Уильям, она воспитывалась у католиков!

– Я еще не католичка, – возразила Мэри Роуз.

– Виктория, в нашей семье всегда почитали англиканскую церковь. Ты ведь тоже из Эллиотов, дорогая, – пояснила Лилиан.

– А что мне мешает принять католичество? Или иудаизм, или… Неодобрительная гримаса, исказившая лицо Лилиан, заставила Мэри Роуз замолчать. Когда же Лилиан неловким движением опрокинула на себя стакан с водой, она поняла, что тетка по-настоящему шокирована.

– Я не хотела вас расстраивать, – сказала Мэри Роуз. – Просто мы с братьями решили хорошенько разобраться в разных религиях, прежде чем принять какую-либо из них.

– Ну, Лилиан, похоже, нам предстоит немало поработать, – заметила Барбара.

– Я прямо даже не знаю, с чего начать, – кивнула Лилиан и повернулась к племяннице. – Если бы твоя мать или бабка услышали твои разглагольствования, они бы скончались на месте.

– Но они уже умерли, – вмешался в разговор Эллиот. – А лично мне любознательность Виктории кажется достойной восхищения. Хотя я, конечно, не сомневаюсь, что она присоединится к последователям англиканской церкви.

У Харрисона слова Эллиота вызвали раздражение:

– Полагаю, она сама сделает свой выбор, не так ли, сэр?

Эллиот пожал плечами и предпочел проигнорировать эту тему.

Лицо Лилиан тем временем побагровело от гнева – по-видимому, она считала, что вечер принес уже достаточно сюрпризов.

– А ты знаешь, Виктория, что тебя назвали в честь твоей бабушки?

Мэри Роуз широко раскрыла глаза и, наклонившись к Лилиан, прошептала:

– Правда? Меня назвали в честь этой старой фурии?

Лорд Эллиот с трудом подавил улыбку. Лилиан же громко застонала и снова схватилась за горло.

– Нет, Виктория, не в честь старой фурии, а в честь другой твоей бабушки, – решил сгладить неловкость дочери лорд Эллиот, и в голосе его звучал сдерживаемый смех.

Садясь за стол, Мэри Роуз испытывала довольно сильный голод, но теперь бесцельно ковыряла содержимое своей тарелки, делая вид, что наслаждается.

Она не привыкла трапезничать в такой чинной атмосфере и чувствовала себя сейчас, словно на похоронах. Ей хотелось подняться наверх и лечь в постель. Однако она не осмелилась и послушно следовала наставлениям тети Лилиан.