— А ну, драпайте! Быстро! Пока мне за вас не влетело…

Их спас мальчишка — случайный прохожий. Увидел. Стало жалко. Подождал, когда ловцы отлучились от машины, залез и открыл клетку. Спасайся, друзья!

Приглашать вторично, уговаривать не потребовалось. Пленники начали выскакивать, будто их выбрасывало катапультой, — и — врассыпную по домам. Только один Яранг заартачился. Совсем, как иногда его хозяйка. Вздумал показать свой нрав — тяпнул за руку, просунутую в клетку. Добрый голос возмущенно-прощающе отреагировал:

— Что ты, дура! Я ж тебе помочь хочу! Беги!

Лишь после этого Яранг понял, что сделал глупость; непростительной глупостью было и задерживаться здесь, когда открылась возможность к спасению. Впрочем, во всем этом была и своя польза: теперь-то уж он узнает эту руку, а точнее, запах этого человека, в любых обстоятельствах, пусть даже пройдут годы.

Яранг понесся так, точно его прижгли каленым железом. Как уж там реагировали ловцы, сколько было ругани, когда обнаружили ящик пустым, узнали ли они, кто виновник того, что все их труды пропали даром или нет, он не видел, спешил скорей отдалиться от проклятого места, от ненавистной вонючей автомашины с ящиком — фургона собачьей смерти.

Вот когда он испугался! Вид его говорил сам за себя. Пса била дрожь, трепетала каждая жилка, взгляд дикий. Даже протянутой руки боялся… Так что у Нади имелись все основания говорить о нервном шоке. След от удавки на шее объяснил ей лучше всяких слов, какой опасности избежал Яранг. Это было уроком и для нее.

Однако не в нервном шоке была причина второго «провала». Он давно уже оправился от потрясения, пережитого за те считанные минуты, что просидел в ящике. Случилось совсем, совсем иное! Положительно, все складывалось сегодня не в пользу Яранга, хотя, право же, он не был виноват ни в чем. Наоборот!

Просто тот добросердечный мальчишка, который спас тогда собак, пришел сегодня на площадку. Это так естественно для любителей четвероногих. А потом ему захотелось поучаствовать в происходящем, испытать себя: очень боязно или нет подходить к грозному псу, дрогнет сердце или нет протянуть к нему руку, хотя и защищенную длинным рукавом дрессировочного халата. И паренек вызвался после Алексея. Вот в чем секрет, секрет, который не мог раскрыть ни человек, ни собака. Первый — потому, что не успел толком рассмотреть собаку, а главное, давно забыл про этот случай; он ведь сделал благодеяние мимоходом, не рассчитывая на благодарность. Второй — потому, что не умел говорить.

И в результате Яранг оказался в виноватых. Ему не поверили, что он может знать своего «противника».

Если бы люди тоньше разбирались в собачьей этике, они должны были бы — нет, просто обязаны! — положиться на совесть Яранга и поверить ему, как говорится, на слово… Потому что собака не умеет лицемерить. Она честна и прямодушна в каждом поступке — и тогда, когда любит, и тогда, когда ненавидит и одержима злобной, ненасытной страстью рассчитаться с кем-то сполна. Как мог объяснить Яранг, что он не хочет, не должен, не имеет права причинять неприятности человеку, который так много сделал для него. Не может он бросаться на своего спасителя! Это было бы вопиющей несправедливостью и черной неблагодарностью с его стороны. И пусть человек надел дрессировочный халат; но Яранг-то знает, что это — друг. Его халатом не проведешь. И тщетно требовать, возмущаться, принуждать: нападать на друга он не станет ни при каких обстоятельствах!

Яранг благодушно крутил хвостом, приветствуя чужого, подлаживался с изъявлениями верноподданнических чувств и к рассерженной хозяйке. Нашел время! Ненормальный, прямо ошалевший какой-то! — поражалась и возмущалась Надя.

В общем получились не испытания, а какой-то фарс с четвероногим персонажем в главной роли. Надя была удручена до последней степени. Расстроился и Алексей, переживая за своих друзей. Что же, тоже снимать собаку с испытаний, как сняли Мики, и выносить ее способностям приговор? Но тут на сцену выступило новое лицо…

Наде показалось, что она уже видела его. Щуплый, с характерным острым личиком и злыми, как буравчики, глубоко запрятавшимися, алчно горящими глазками.

Почему он улыбается насмешливо, кривясь на один бок? Похоже, что они, и вправду, уже встречались где-то…

Да это же тот самый, с поленницы, который немного не снес Ярангу полголовы! Ну, конечно! Как Надя сразу не узнала его?!

И Алексей припомнил его:

— Здравствуйте! Что — уже вернулись с курорта?

Алексей не вкладывал в эту фразу никакого особого смысла: ну понес наказание, какое положено за хулиганство, и — все. Он вовсе не имел в виду что-то более серьезное. Но стрела попала прямо в цель. Таково уж было свойство Алексея — вечно задевать самые чувствительные струны. «Хорек» (как мысленно назвала его Надя) внезапно весь сжался, как сжимается змея, прежде чем ужалить, затем злобно проговорил, нет, швырнул им в лицо, будто пустил плевок:

— Почем отдашь собачку?

Вопрос предназначался Наде (она — хозяйка), но глаза насмешливо перебегали с Нади на Алексея, и обратно. Очевидно, постоянно встречая эту пару вместе, «хорек» уже не разделял их.

Он видел все, и теперь издевался. Это была отплата за поленницу и милицию, куда его препроводили тогда.

Надя не нашлась, что ответить, а он уже нанес новый удар:

— На что она тебе? Зря хлеб травить…

— А тебе на что? — спросил Алексей, враз изменившись. В зрачках его появился тот холодноватый металлический блеск, который всегда предшествовал принятию важных решений.

— Пригодится. На сало. Туберкулезников лечить, А шкура — на варежки. С паршивой овцы хоть шерсти клок…

Это Яранг-то — паршивая овца?! От гнева и возмущения Надя буквально лишилась дара речи. Зато Алексей становился спокойнее и спокойнее. По губам проскользнула саркастическая усмешка, он предложил:

— А может, пригодится еще на что-нибудь?

— На что, например?

— Да, например, хотя бы, чтоб проучить некоторых…

— Это кого же?

— Да хотя бы и тебя!

— Валяй!

Ох, Алексей, все-то ему неймется! Он явно подзадоривал, провоцируя «хорька» померяться силами с Ярангом. Алексей был повинен в том, что случилось в дальнейшем.

— Тятю-маму не закричишь, как в первый раз?

— А ты не пугай. Пуганые. Давай, станови своего кабы-здоха!

— Надя, не возражаешь? — спросил Алексей. Надя мотнула головой. Отступать все равно было нельзя; за диалогом Алексея и «хорька» с интересом следили окружающие, даже ход испытаний задержался из-за них.

— Ну, что ж, — сказал главный судья, он же председатель жюри, вытирая от жары лоб. — Попробуем еще раз. Попытка не пытка. Только — в последний. Больше никаких оправданий…

Надя повела Яранга на указанное место, «хорек» направился на свое, откуда ему предстояло пойти на сближение с псом, чтоб обманом или психической атакой отнять охраняемое добро. Вид у «хорька» был самоуверенный, как тогда — на поленнице. Яранг уже выказывал свою неприязнь к нему: ощеривался, дергал губой, морщил нос, как всегда делают собаки в раздражении, готовясь пустить в ход зубы, и пока Надя вела его к привязи, все оборачивался и озирался. Можно было подумать, что он испугался. У хозяйки на сердце тоже было не очень спокойно.