Они отдохнули и, когда жара спала, двинулись дальше с освеженными силами. Дорога пошла теперь песчаной степью с небольшими холмами, рассеянными там и сям. Взобравшись на один из них, они застыли, пораженные открывшимся перед ними сказочным зрелищем. Прекрасное зеркальное озеро, окаймленное стройными пальмами, расстилалось перед ними вдали. Между пальмами мелькали причудливые здания с башнями, с золотыми куполами, с островерхими крышами. От берега озера отделился длинный караван и двинулся прямо навстречу нашим путникам. Были тут и конные и пешие, в руках у них развевались знамена, сверкали копья и щиты... Приближаясь, они быстро вырастали, достигали чудовищных размеров, кони их превращались в слонов, в мамонтов, копья упирались в самое небо... Еще несколько шагов навстречу — и дивная картина дрогнула, стала бледнеть и как бы заволакиваться туманом. Мгновенье — и от нее не осталось и следа: мираж рассеялся.

К вечеру, дойдя до небольшой рощи с источником прекрасной воды, путники расположились на ночевку. Они быстро наготовили огромный запас хворосту, чтобы всю ночь жечь костер, отпугивающий хищников, а Питер Мариц и Октав решили по очереди дежурить и поддерживать огонь.

— Господин Октав, — робко, но решительно промолвил юноша, — если черные вздумают скрыться, подымите меня тотчас. Я обязался перед нашей общиной не упускать их из виду.

— Не беспокойся, друг, — с усмешкой ответил тот. — Ночью они не сделают попытки к бегству. Ваши ночи — это не то, что в Европе... Да они и не дураки, чтобы идти навстречу гибели и попасть в лапы хищному зверю. А вздумай они бежать, поверь, ты их и днем не укараулишь — путь-то ведь еще далек.

— Ну, днем это им будет не так легко сделать, — сжимая ружье, возразил Питер Мариц с таким выражением, что собеседник его невольно улыбнулся. — Конечно, было бы жалко, но... я свой долг исполню...

— Да, — задумчиво произнес Октав, — ты выполняешь свой долг и сжимаешь ружье, зулусы выполняют свой долг и сжимают в руках свои ассагаи, а англичане, также выполняя свой долг, направляют тем временем пушки и на вас и на них. Веселая картина, нечего сказать!.. Ну, да что толковать. Слова, к несчастью, до поры до времени бывают бессильны. Люди учатся на фактах, а за фактами дело не станет.

Прозрачная вода источника манила к себе. Путешественники напились, потом принялись мыться. Когда Октав засучил рукава своей синей холщовой блузы, Питеру Марицу бросились в глаза широкие темно-багровые рубцы, кольцами охватывающие его могучие руки повыше кистей. Сердце его сжалось болью и каким-то неясным страхом.

— Что это у вас, господин Октав? — невольно вырвалось у него. Но тут же краска залила все его лицо: он испугался нескромности своего вопроса.

Лицо среброголового великана нахмурилось, в глазах мелькнул мрачный огонек.

— Французские украшения... — проговорил он мрачно. — Браслеты... Они были в моде в Париже в 1871 году.

— Простите, ради бога, господин Октав... — в замешательстве пробормотал юноша.

Но тот прервал его и вдруг громко расхохотался, так что зулусы невольно обернулись.

— Ничего, ничего, не смущайся, — сказал он весело, потрепав Питера по плечу. — Погоди, путь еще далек, может быть, ты кое-что и узнаешь... Парень ты, кажется, славный. А пока давай ужинать, время не ждет. Разожги-ка костер побольше, чтоб веселей было да чтоб хищники нас не слопали.

Как только солнце закатилось, воздух резко похолодал и все вокруг покрылось обильной росой. Питер Мариц и Октав ближе придвинулись к костру. Зулусы же были, по-видимому, так же мало чувствительны к холоду, как днем к жаре. Они как сидели поодаль от костра, охватив руками колени, так и застыли, словно изваяния. Глаза их, обращенные к костру, грозно белели на черных лицах, и по ним пробегали красные отблески отраженного пламени. Вдруг они обменялись несколькими отрывистыми словами и затем, не меняя позы, глядя на пламя костра, запели своими гортанными голосами какую-то дикую и печальную песню, такую странную и жуткую для непривычного уха Питера Марица, что он невольно вздрогнул. Октав слушал с глубоким вниманием, время от времени занося что-то в книжку, которую он достал из кармана.

Так же внезапно, как начали, оборвали зулусы свою песню. Потом молча растянулись на земле, закинули руки под голову, положив подле себя ассагаи, и остались недвижны...

— Что они пели? — тихо спросил Питер Мариц.

— То же, что поют все, — с какой-то грустью в голосе ответил Октав. — Не всё я понял. Я не так уж хорошо знаю их язык... Мать снаряжает воина в поход, прощается с сыном, которого она больше никогда не увидит... Однако, Питер Мариц, пора и мне последовать их примеру. Не будем терять времени, надо завтра пораньше тронуться в путь. Разбуди меня, когда вон та звезда передвинется и станет над тем деревом.

Он лег, положив под голову седло, но долго ворочался и не мог заснуть. Наконец послышалось его ровное дыхание.

Питер Мариц один теперь бодрствовал среди безмолвия ночи, горевшей бесчисленными огнями южных сверкающих звезд. Мысли его уносились далеко, к оставленной общине, к сверстникам, к родной семье и любимой матери... Потом они перенеслись к пещере и к оставленному в ней телу отца. Без него предадут отца погребению... Едва слышный вой зверей доносился из раскинувшейся вокруг пустыни.

Внезапно раздалось тревожное фырканье Скакуна, за ним и гнедого. Кони, привязанные к стволу дерева у костра, стали храпеть, рваться и бить копытами. Питер Мариц вскочил, и его острые глаза быстро обежали все пространство вокруг костра.

Пламя в этот момент взметнулось и озарило головы двух громадных львов, вышедших из чащи на небольшую полянку, шагах в тридцати от костра. Они стояли рядом неподвижно, обратив к огню свои громадные желтые, гривастые великолепные головы, величаво глядя на пламя своими грозными глазами.

Ни минуты не колеблясь, Питер Мариц схватил ружье и приложился. Блеснул огонь, и один из львов грохнулся о землю, не издав ни звука. Пуля угодила ему прямо в голову. В то же мгновение раздалось ужасающее рычанье, и второй лев, ослепленный пламенем, с дикой отвагой сделал прыжок прямо к костру... Чудовищная пасть льва внезапно оказалась в двух шагах от юноши. Еще секунда — и он был бы смят и растерзан. Но, точно из-под земли, рядом с ним выросли две черные, как бы стальные фигуры, и два ассагая разом вонзились в раскрытую пасть и в сердце хищника. С диким рычаньем рухнул лев головой прямо в костер. Зулусы издали торжествующий крик, и старший из них гордо ступил ногой на содрогавшееся тело умирающего льва.

— Господин Октав, — воскликнул Питер Мариц, — сделайте милость, передайте им мою благодарность. Они спасли мне жизнь!

Октав перевел слова юноши, и впервые за все время на лицах черных людей появилась улыбка. Старший из них сказал что-то, взглянув на юношу.

— Он говорит, — перевел Октав, — что они уплатили тебе свой долг. Они чувствовали, что ты не желал их смерти и радовался их избавлению от расстрела... Вот такого рода долги — это я понимаю, — добавил он с удовлетворением. — Ну, ладно, ложись-ка теперь спать, а я подежурю. Ты заслужил отдых.

Через минуту беззаботный молодой сон сковал утомленные члены юноши. Зулусы улеглись в прежней позе. И только огромный человек с серебряной головой бодрствовал среди ночи. Лицо его было задумчиво и печально. Он достал из кармана книжку и долго записывал что-то карандашом.

На другой день, еще солнце не всходило, путники двинулись дальше. Часа через два песчаная степь кончилась, и дорога пошла вперемежку то лесом, то среди буйных трав. Всякого рода дичи было такое множество, что когда зулусы предложили поохотиться, Питер Мариц тотчас же к ним присоединился.

Тут он впервые оценил, каким звериным чутьем обладали его черные спутники. Словно собаки-ищейки, пробирались они меж кустов, выслеживая добычу. Вдруг один из них тихо и отрывисто свистнул и стрелою кинулся вперед. Второй зулус не отставал от него, и Питеру Марицу пришлось пустить Скакуна галопом, чтобы не остаться позади. Минуту спустя он увидел вдали рога двух антилоп, видневшиеся над высокой травой. Не будь лошади, зулусы, умевшие прятаться в траве и, подобно змеям, подкрадываться ползком, незаметно приблизились бы к животным. Но присутствие Скакуна скоро выдало их, и антилопы стремглав бросились прочь. Они мчались с такой быстротой, что Питер Мариц видел только полоски их спин да штопором завитые рога, мелькавшие над травой, как тень летящей птицы. Погоня предстояла долгая. Делая гигантские прыжки своими стройными ногами, антилопы неслись по степи во весь дух, и первое время расстояние между ними и охотниками даже несколько увеличилось. Тогда, зная нрав своего испытанного Скакуна, Питер Мариц дал ему волю и бросил поводья, держа наготове ружье.