Чистота в восприятии секса не может быть достаточно защищена ни покровом неведения, ни боязнью болезни или позора. Наилучшей защитой послужит изначально присущая предмету мистериальность и святость. Так что, если после первых вопросов в сознании ребенка укоренится именно такое отношение, его ум невозможно будет смутить.

Насколько я могу судить по собственному опыту, маленький, еще только входящий в подростковый возраст ребенок почти не имеет склонности увязывать идею продолжения рода со своими собственными возможностями. Это часть «жизни взрослых», а потому слишком отдалено, чтобы иметь отношение к самому ребенку. Он не соотносит ощущения в своем теле с тем загадочным действом, посредством которого отец и мать дали ему жизнь. Поэтому, впервые почувствовав скрытые в себе силы, ребенок пугается.

Самый надежный способ удержать детей от нежелательных действий – это объяснить, что те самые части тела, с которыми они сейчас играют, в будущем позволят им стать отцами и матерями и что дети могут испортить эти органы, если не будут относится к ним бережно и уважительно.

Один из наиболее результативных способов поразить воображение детей постарше, в начале переходного возраста, когда они способны назвать вздором любые этические и религиозные соображения – заставить их почувствовать гордость за свой народ, т. е., обратиться к идеалу, к которому в этом возрасте они наиболее восприимчивы.

Объясните, что они законные наследники великого прошлого и должны передать чистое пламя жизни своим преемникам. Заставьте их ощутить величие внутренних сил – и они благодарно откликнутся на этот призыв.

Скажите им, что они должны относится к своему телу с уважением, с тем чтобы дать рождение красивой, мужественной расе – и они станут сражаться со своими дурными привычками гораздо усерднее, чем когда вынуждены делать это под давлением угроз и строгого надзора.

Я всегда считала, что даже маленькие дети способны совершенно серьезно воспринять слова о сексе. В сердцах старших же находит чуткий отклик идея расовой ответственности – в то время как религиозные или моральные воззвания могут оставить их равнодушными, или вызвать активное неприятие. Невозможно увязать религию и повседневную жизнь и деятельность человека извне. До тех пор, пока не возникнет потребность в духовной жизни, любые призывы к ней бессмысленны.

Значение скромности часто недооценивается, и лично мне не известно ни одного удовлетворительного психологического объяснения этого феномена.

В своем докладе, сделанном на заседании Британского общества изучения психологии сексуальных отношений, профессор Вестермарк высказал предположение, что инстинкт скромности возник в человеке вследствие того, что вовлеченные в половой акт особи были беззащитны, и, следовательно, пришли к выводу о целесообразности прятаться в такие мгновения от возможных врагов.

На мой взгляд, это объяснение совершенно никуда не годится. Оно столь же далеко от настоящей жизни, как и лабораторные психологические опыты. Как мне кажется, следует различать два типа скромности: мгновенное смущение и скрытность, развившаяся из-за страха перед возможностью осуждения за нескромность.

Младенец – абсолютно лишенное чувства стыда создание, но взрослый всегда изрядно стыдлив. Ребенок, в котором еще не развилась сексуальность, просто не обращает на многие вещи внимания, а лишь прислушивается ко мнению взрослых относительно пристойности. Он не столь скромен, сколь вежлив. Личность же, сексуальные силы которой развиты, будет тяготеть либо к стыдливости, либо к демонстративности, и чем мощнее ее природа, тем сильнее личность будет склоняться к одному из этих направлений.

Как мне представляется, этот вопрос по сути сводится к проблеме аппетита, т. е. находится ли индивидуум в состоянии голода или сытости. Голодный человек находит аромат пищи восхитительным, однако после еды тот же запах может вызвать отвращение, то же происходит и с сексуальными желаниями.

В то же время нам необходимо помнить, что в случае с сексом очень важную роль играют факторы разума и эмоций. Человек может находиться в состоянии абстрактного сексуального голода, но если предоставится конкретная возможность удовлетворить этот голод, возникнет необходимость учитывать целый ряд эстетических, эмоциональных и идеалистических соображений.

Даже голодный человек не станет есть траву, и лишь совершенно развращенная и деморализованная личность будет рассматривать первого же попавшегося представителя противоположного пола в качестве возможного партнера.

Следовательно, прежде чем мы окажемся готовыми к половому акту, нам необходимо почувствовать эмоциональный и физический голод. Пока не возникнет это состояние совершенного голода, мы будем находиться в положении сытно пообедавшего человека, которого тошнит от одного лишь запаха пищи. И призыв к сексуальному контакту вызовет лишь отвращение.

Мне кажется, что скромность коренится именно в факторе активного неприятия секса вследствие отсутствия желания к совокуплению – мы инстинктивно избегаем возникновения сексуальных желаний, если не чувствуем потребности в этом.

Естественно, эти соображения не относятся к растленным натурам, скромность которых относится к скрытному типу, как бы отдавая должное форсмажорному обстоятельству – общественному мнению. Если же человек еще не развращен – он будет тяготеть к безыскусной демонстрации своего очарования перед объектом, внимание которого стремится привлечь, а в случае присутствия рядом более смелого ухажера, чье внимание нежелательно, неиспорченное существо будет стремиться замолчать, уйти в тень.

Фактически, сущность скромности заключается в избегании провоцирующего поведения при нежелании сексуальных контактов.

Именно в этом психические корни всех обычаев, касающихся необходимости избегать нежелательных авансов. Именно в этом содержится своего рода законодательное определение того, что есть недостойное и оскорбительное.

Безусловно, невозможно юридическим путем установить, что должны, и чего не должны делать люди у себя дома. Ни одна попытка применить санкции закона не приведет к появлению безвестных правдоискателей. И все же нам надо стремиться к тому, чтобы сексуальные стимулы не навязывались вниманию тех, кто не желает этой стимуляции.

Так что общество, безусловно, должно быть заинтересовано в запрете на общественную продажу и рекламу порнографической литературы, постановки пьес сомнительного содержания и уличную проституцию.

Случается, что молодые люди по мере взросления оказываются настолько развращены увиденным и услышанным, что полностью теряют способность самостоятельно управлять своими действиями, подобно алкоголикам. В таком-то состоянии они и становятся добычей сексуальных гарпий.

Я не сторонник цензуры печати, художественных выставок или частных театральных представлений, поскольку очень трудно определить, что является оправданным с художественной точки зрения. То, что кажется «шокирующим» для одного поколения, у представителей другого, возможно, вызовет лишь зевок скуки.

Точно так же нельзя ограничивать тесными рамками научные исследования, а также сообщение их результатов студентам. Но сведения эротического характера должны быть доступны лишь тем, кто имеет определенное намерение эти сведения получить – вне зависимости от того, является ли мотивация их стремления «хорошей» или «плохой» с общественной точки зрения. Эти сведения ни в коем случае нельзя насильно предлагать вниманию тех, кто не пытается их получить.

Исходя из этих предпосылок, я ратую за ограничение неконтролируемого публичного распространения навязываемых подобным образом идей, против любых видов рекламирования сексуального интереса или пропаганды безнравственности под любым соусом.

Вместе с тем, я не выступаю за законодательные попытки помешать удовлетворению подобных интересов частным образом. Во-первых, потому, что, не учтя все обстоятельства, очень сложно определить, что является законным, а что нет. Во-вторых, вследствие невозможности ввести в действие любое законодательство подобного рода без помощи шпиона или информатора, способных превратить свои услуги по установлению справедливости в побочный продукт своего главного ремесла – шантажа.