Теперь, когда у Хью появилась возможность как следует поразмыслить, он находил все меньше и меньше просчетов в версии Квентина. Чем больше он думал о предъявленном обвинении, тем более сокрушительным оно ему казалось. Он столь же мало, как и Квентин, верил в то, что свидетели захотят изменить показания. Он даже хотел бежать в Соутгейт Милл, чтобы поговорить с Сэйбертоном, но потом передумал. Джо уже дал показания и будет настаивать на своем, сколь бы он сам внутренне не противился этому. Квентин был прав: единственный выход – спасти Эдварда от него самого. Так или иначе, ради него или ради всех них, он должен пройти медицинский осмотр. Раз он не способен на разумные действия, не стоит ему потакать, поощряя упрямство. Хью тяжело вздохнул, вспоминая, каких трудов им всем стоило прошлым летом убедить отца показаться врачам.

Хью решил помочь Кэрол Энн в надежде хоть немного отвлечься, когда в дверях появилась Труди, ходившая по магазинам. Поставив корзинку рядом со стулом, она разрыдалась.

– Ах, ради Бога! – воскликнул Хью, жалея в глубине души, что бедная Труди становилась еще большей простушкой, когда столь искренне предавалась слезам. – Я прошу тебя, перестань! Ты устроишь здесь наводнение.

– Я ничего не могу с собой сделать, – прорыдала она. – Все так ужасно! Все только об этом и говорят.

– А ты ожидала другого?

– Но это же несправедливо! Миссис Бэрден сказала, что все, кто был с утра в магазине, так плохо настроены против папы. И многие говорили ужасные вещи.

– Которые она с явным удовольствием пересказала тебе? Я в этом нисколько не сомневаюсь.

Внезапно он понял, как нелегко придется Труди, и искренне посочувствовал ей:

– Не бойся, старушка, со временем все забудется. Нам и без сплетен сейчас нелегко.

– Но ведь его так любили – все как один. Ведь он для них столько делал! Где же их благодарность?… Миссис Хоккинс сказала, что нужно устроить показательный суд! – Труди снова расплакалась.

– Ну что ты как маленькая, – успокаивал ее Хью. – Твоя беда в том, что ты так наивна. Папа играет роль поверженного кумира, а значит, каждый с удовольствием бросит в него камень. Так уж устроен наш мир…

– Ну уж по крайней мере они могли бы дождаться суда.

Хью в ответ лишь пожал плечами.

– Они уже сделали вывод, услышав версию Сэйбертона. А больше им ничего и не нужно. Уж если мы сами не уяснили себе происшедшего, то чего ждать от них?

– Но, может быть, папа болен?…

– Они об этом не знают, да и мы не так уж уверены. Во всяком случае не настолько, чтобы убедить в этом суд – вот что я имею в виду. А ты в последнее время не замечала за ним ничего необычного, кроме мигреней, конечно?

– Да нет вроде… Он, конечно, слишком во все вникает, но в целом – счастлив и безмятежен.

– Ах, ладно! Нет смысла пережевывать все сначала, – мрачно заметил Хью. – Это дело врачей, а наша задача – убедить его им показаться…

К садовой дорожке подкатила машина, и через секунду из-за угла появился бодрый и жизнерадостный Квентин.

– Привет вам обоим! – весело сказал он. – А у меня для вас новости!

– Хорошие? – с нетерпением воскликнула Труди.

– Лучше, чем я ожидал. А где папа?

– В саду. Я сейчас приведу его.

– Ну что там, Квент? – не выдержал Хью.

– Представь себе, она отказалась от обвинения.

– От чего отказалась?…

– Я все расскажу, когда придет папа. История долгая, – Квентин упал в шезлонг, нащупывая трубку в кармане. – Ты знаешь, я прямо помолодел лет на десять.

Хью усмехнулся впервые со вчерашнего вечера.

– Да нет, старик, непохоже… С таким-то брюшком? Вверх по тропинке как всегда неторопливо вышагивал Эдвард, подгоняемый Труди. Остановился и вырвал сорняк. Если бы Хью не знал его раньше, он бы подумал, что отец немного рисуется.

– Что тут такое случилось? – спросил Лэтимер, подойдя к ним поближе.

– Папа, иска не будет.

– Вот как? – Эдвард сел, удобно скрестив свои длинные ноги. – Это уже интересно.

– Я не поверил своим ушам, когда Эйнсли сказал мне об этом. Кажется, девушка изменила свои показания.

Лицо Эдварда просветлело.

– Ты хочешь сказать, она признала свою вину?

– Не совсем, но частично. Мы могли узнать об этом и раньше… Как я и думал, полиция не смогла разыскать ее сразу. Лишь вчера вечером они беседовали с Джо Сэйбертоном, а также с этим вторым свидетелем – Вильями. Ну а девушка куда-то исчезла… Сегодня утром они всерьез принялись за дело – Эйнсли и не скрывал этого, навели справки в Лондоне, подозревая, что она вернулась домой. Их подозрения подтвердились: она действительно вернулась сегодня, и утром к ней приходили из Скотланд-Ярда.

– И что же она им сказала? – тихо поинтересовался Эдвард.

– Сказала, что все хорошенько обдумала и не будет предъявлять иск в суд. Еще она говорила, что мужчина, ехавший с ней в купе, имея в виду тебя, папа, относился к ней хорошо на протяжении всей поездки, и что он ей даже понравился… И ей начинает казаться, что она сама спровоцировала его или даже побудила к действиям. Так или иначе, она готова взять на себя пятьдесят процентов вины. Она также сказала, что мужчина схватил ее очень грубо, и она испугалась или была уже чем-то расстроена – вот почему она так кричала на станции… Теперь, хорошенько все взвесив, она поняла, что он не хотел причинить ей вреда, и не жаждет отмщения. Видимо, она преувеличила его физические возможности. Он не пытался ее задушить, как могло показаться со стороны, она сама отшатнулась, оттолкнув его от себя. Выходит, она устыдилась своей роли во всем происшедшем и хочет покончить со всем этим делом.

– Ну надо же, черт возьми! – недоуменно воскликнул Хью.

– Да, все это весьма неожиданно, – согласился с ним Квентин, – но лично я вздохнул с облегчением.

– Мне же все это кажется чистым бесстыдством! – осуждающе промолвила Труди. – Каким же чудовищем надо быть…

– Да, она сильно смахивает на истеричку, – вставил Квентин. – И вела себя, конечно, не лучшим образом… Да уж, далеко не лучшим. И в то же время я должен сказать, что не каждая женщина способна признаться в таком проступке, да еще и выдержать довольно унизительное интервью с полицейским. Стоит отдать ей должное.

– Ерунда! – крикнул Хью. – Мне она кажется абсолютно безнравственной. Если она признает половину вины, можете быть совершенно уверены, что это она все подстроила. Она, наверное, вообразила, что будет здорово выглядеть в центре столь щекотливого дельца… А потом испугалась, что зашла слишком далеко. Она спровоцировала все это от начала и до конца. Не стоило и сомневаться, – взглянув на отца, Хью залился краской. – Папа, прости… Квент, нас обоих убить мало.

Квентин почувствовал угрызения совести. Теперь ему тоже стало казаться, что вся ответственность лежит только на девушке. Он не собирался ставить себе в вину то, что под воздействием обстоятельств подверг сомнению безупречность отца, но все же ему стало стыдно.

Эдвард спросил:

– А как же полиция, Квентин? Они что, тоже закроют дело?

– Конечно. Если девушка берет на себя половину вины, здесь не может быть дела. Эйнсли страшно рад, что все разрешилось именно так. Он был крайне расстроен случившимся и с удовольствием закрыл дело, когда получил на то основания. Сэйбертон, правда, еще цепляется за свои показания, но раз уж девушка их опровергла, то ему и сказать будет нечего. Вильями, по всей вероятности, также был введен в заблуждение. Итак, в отношении полицейских можно считать, что все в порядке.

– Понятно… – задумчиво протянул Эдвард. – Что ж, в этом случае, боюсь, я должен сам подать в суд на девицу.

Все изумленно уставились на него.

– Это в каком же смысле? – резко спросил Квентин.

– Мне нанесли оскорбление. Я сам не сторонник судебных историй и всегда по возможности их избегал… Но мне не оставили выбора. Девица оскорбила меня, ославив на весь поселок. Она ведь полностью не сняла с меня обвинения, признавшись, что лишь частично виновата сама, а значит, все еще обвиняет меня. Она не оправдала меня публично, как ранее оскорбила меня, сделав заявление офицеру полиции. Я должен заставить ее признаться в суде и снять с меня даже тень подозрения. Ведь эта история – сплошь ее выдумка от начала и до конца, и я заставлю ее в этом признаться.