Мы долго ей, царице самозванной,

     Курили фимиам.

Еще струится дым благоуханный,

     Еще мерцает храм.

Но крылья острые Времен пронзили,

     Разбили тайну тьмы.

Мы поняли, прозрев, кому служили,-

     И содрогнулись мы.

Сладка была нам воля Самозванки,

     Пред нею сладко пасть…

Мы не царице отдали — служанке

     Бессмысленную власть.

Довольно! С опозоренного трона

     Столкнем ее во прах.

Дрожи, закройся складками хитона,

     Лежи на ступенях.

Лежи, смирись — и будешь между нами,

     Мы не отгоним прочь.

Лежи на ступенях, служи при храме,

     Но храма не порочь.

Ты все равно не перейдешь отныне

     Заветную черту.

Мы, сильные, свергаем власть рабыни,

     Свергаем — Красоту.

Ужель прошло — и нет возврата?

В морозный день, в заветный час,

Они на площади Сената

Тогда сошлися в первый раз.

Идут навстречу упованью,

К ступеням Зимнего Крыльца…

Под тонкою мундирной тканью

Трепещут жадные сердца.

Своею молодой любовью

Их подвиг режуще-остер,

Но был погашен их же кровью

Освободительный костер.

Минули годы, годы, годы…

А мы всё там, где были вы.

Смотрите, первенцы свободы:

Мороз на берегах Невы!

Мы — ваши дети, ваши внуки…

У неоправданных могил

Мы корчимся всё в той же муке,

И с каждым днем всё меньше сил.

И в день декабрьской годовщины

Мы тени милые зовем.

Сойдите в смертные долины,

Дыханьем вашим — оживем.

Мы, слабые,— вас не забыли,

Мы восемьдесят страшных лет

Несли, лелеяли, хранили

Ваш ослепительный завет.

И вашими пойдем стопами,

И ваше будем пить вино…

О, если б начатое вами

Свершить нам было суждено!