Декабрь 1906 Париж ЖЕНСКОЕ «НЕТУ» Где гниет седеющая ива, где был и ныне высох ручеек, девочка, на краю обрыва, плачет, свивая венок. Девочка, кто тебя обидел? скажи мне: и я, как ты, одинок. (Втайне я девочку ненавидел, не понимал, зачем ей венок.) Она испугалась, что я увидел, прошептала странный отрет: меня Сотворивший меня обалдел, я плачу оттого, что меня нет. Плачу, венок мой жалкий сплетая, и не тепел мне солнца свет. Зачем ты подходишь ко мне, зная, что меня не будет — и теперь нет? Я подумал: это святая или безумная. Спасти, спасти! Ту, что плачет, венок сплетая, взять, полюбить и с собой увести… — О, зачем ты меня тревожишь? мне твоего не дано пути. Ты для меня ничего не можешь: того, кого нет,— нельзя спасти. Ты душу за меня положишь,- а я останусь венок свой вить. Ну скажи, что же ты можешь? это Бог не дал мне — быть. Не подходи к обрыву, к краю… Хочешь убить меня, хочешь любить? я ни смерти, ни любви не понимаю, дай мне венок мой, плача, вить. Зачем я плачу — тоже не знаю… высох — но он был, ручеек… Не подходи к страшному краю: мое бытие — плача, вить венок. 1907 Париж ОН — ЕЙ Разве, милая, тебя люблю я как человек человека? Я людей любить, страдая и ревнуя, не умею, не умею. Но как тайную тебя люблю я радость, простую, простую… Как нежданную и ведомую сладость молитвы, молитвы. Я люблю тебя, как иву ручьевую, тихую, тихую, Как полоску в небе заревую, тонкую, тонкую. Я люблю тебя, как весть оттуда, где всё ясное, ясное. Ты в душе — как обещанье чуда, верное, верное. Ты — напоминание чего-то дорогого, вечного, вечного. Я люблю тебя, как чье-то слово, вещее, вещее. 1907
ТВАРЬ Царица вечно-ясная, Душа моей души! Зову тебя, прекрасная, Зову тебя, спеши! Но знаю, на свидание Придешь ты не одна: Придет мое страдание, Мой грех, моя вина. И пред тобой, обиженной, Склоняться буду ниц. И слезы пить униженно С опущенных ресниц. Прости мне! Бесконечности В любви я не достиг. Творю тебя не в вечности,- Творю на краткий миг. Приходишь ты, рожденная Лишь волею моей. И, волею зажженная, Погаснешь вместе с ней. Шатаясь, отодвинешься,- Чуть ослабею я… И молча опрокинешься Во мглу небытия. 1907 ZEPPLIN III Еще мы здесь, в юдоли дольней… Как странен звон воздушных струн! То серо-блещущий летун Жужжит над старой колокольней. Его туманные винты, Как две медузы, дымноструйны. И мнится — вот он, юный, буйный, Заденет древние кресты. Но взмыл,— и режет облак пыльный Своим сверкающим ребром. И пар небес, под острием, Растаял, нежный и бессильный. Дрожит волнистая черта, На нем и в нем все что-то дышит… И ласково его колышет, Смиряясь, злая пустота. Нет, мы не здесь, в юдоли дольней, Мы с ним, летим, к завесе туч! И серый луч скользит, колюч, Над удивленной колокольней. Francfurt а. М. 1909 |
