Но я с благодарностью отказался. Как-то неудобно было. И потом поручение бабушкино-то я же выполнил.

В студенческие годы чему только не научишься. Нет, я не о той науке, которую тебе пытаются вдолбить в голову наивные "преподы", намного ценнее казались другие знания, подхваченные в курилке между лекциями или во время немудрёных студенческих пирушек. Вот диамат с историей научного коммунизма, сдав на "отлично", благополучно забывал наутро после экзамена, а запрещённых Вернадского и Чаянова, о ком можно было услышать только в институтских кулуарах или от уж очень рисковых профессоров, помню и по сию пору.

Был у нас такой ничего уже не боявшийся старикан, чуть не столетний, из дореволюционного университетского поколения, непонятно как выживший, так он, тряся козлиной бородкой, со смехом рассказывал, как принимал экзамены у ребят, вернувшихся с Гражданки и ходивших в будёновке и шинели до пят. От группы таких заслуженных ветеранов той братоубийственной войны обычно выбирался один, самый умный, и сдавал за всю группу, сдавал хорошо. А как иначе, если на стол перед экзаменатором небрежно выкладывался "маузер" с взведенным курком.

Друзья с психфака устраивали подпольные спиритические сеансы, на которых мы, крутя тарелку, с замиранием сердца такие вопросы доморощенному медиуму задавали, что, если б не студенческое братство с круговой порукой, гореть сизым пламенем идеологического очищения.

Но уж больно тянуло нас к чертовщинке после засушенных донельзя лекций по истории и философии. Народ был всё больше шустрый и любопытствующий, можете судить по одному студиозусу, производившему много шума вокруг себя. Имею в виду Жириновского, меня на два курса моложе, уже тогда всех достававшего своей неуёмностью.

Я в духе бытовавших увлечений занялся хиромантией, боязливо прозывавшейся "дактилографией". Достал из-под полы на книжном развале на Лубянке под оком первопечатника (то ли Кирилла, то ли

Мефодия) перепечатку курса лекций, изданных родным университетом аж в 1913 году и, хватая всех за руку, бодро практиковался в чтении судьбы по хитросплетению морщин на ладони. Если всё вырисовывалось хорошо, удостаивался благодушного хлопка по плечу, если нет, мог схлопотать и по шее. Но ещё больше преуспел в гадании на кофейной гуще.

Дело оказалось немудрёное, а все секреты технологии подглядел у бабушки-старушки в Армении, куда занесло меня к друзьям на летние каникулы. Выпиваешь чашечку кофе, изумительного по вкусу, который только армяне и могут приготовить из промолотых до пыли в ручной цилиндрической мельнице маслянисто-черных зерен. Потом, обязательно левой рукой, крутанёшь кофейную гущу в чашке и всё, остальное зависит от полета твоей фантазии.

К примеру, разглядел загогулину во всплеске гущи – называешь рогом изобилия и пророчишь жизнь в достатке, завитушки – встретишь подругу жизни кудрявую и весёлую, р о жки – то ли бабником будешь, то ли жена изменит, выбирай по ситуации. Девушке мозги запудрить лучше способа нет, особенно в интимной, так сказать, атмосфере, то есть винишко недорогое на столе, мраку побольше и свечной огарочек поменьше. Чего я им, простушкам, только не нагадывал, и суженого, на меня похожего, перстом в подтверждение тыча в кофейную гущу, и детей сколько будет в замужестве, и соперника чёрного различали они в чашечке по моей подсказке. В общем, чего хотел, того и вертел.

И вот, уж поверьте на слово, иногда, дурачась, увлекался и нес какую-то ахинею, явно не из меня исходящую, а будто оракулом потусторонним на ухо нашёптанную. И народ затихал, как бы в транс впадая и гласу этому внемля. Самое удивительное, что многое из того действительно сбылось, знаю по рассказанному немного нервными голосами в телефонных разговорах со студенческими друзьями и подругами много лет спустя. До сих пор, как вспоминаю те времена, думаю, что же это было и чего это я так испугался потом, резко завязав с гаданием.

Я в своё время учился, и довольно успешно, в Московском государственном университете и уверен, что университетское образование, полученное в нём на любом факультете, шире и универсальнее, чем даётся в других учебных заведениях. Но, конечно, прав был великий Козьма Прутков, сказав, что нельзя объять необъятное. Поясню мысль на примере.

Родители из заграничной командировки привезли мне синтетическую шубу, и радости моей не было предела. Тогда, в середине 60-х прошлого века, синтетика только появлялась у нас и достать что-то из этого материала было на грани возможного. А тут целая шуба, то есть верх пижонства. Но очень скоро радость моя поутихла. В Москве поползли слухи, что появился то ли шпион, то ли маньяк, который в толпе вкалывает бедным людям какую-то гадость.

Я как-то сразу догадался, в чём дело. А дело было в том, что зимой, особенно во влажную погоду, синтетика накапливала статическое электричество и била носителя вещи либо ближнего твоего разрядом.

Скажем, отстояв очередь за котлетами, протягиваю я чек продавщице за прилавком, а её весьма ощутимо бьёт током. После нескольких случаев такого рода и едва избежав мордобития стал я, в шубке своей будучи, людей сторониться и в физический контакт не входить.

И вот как-то, приехав на занятия, потянулся я к металлической ручке огромной двери высотки на Ленгорах, и тут из меня выскакивает особенно крупная молния. Ощущение, скажу вам, не из приятных.

Соответствующей была и моя реакция. Я взвизгнул и произнёс (в переводе на современный язык, ибо тогда обходились обычным матюжком) следующее: "Блин! Грёбаная шуба! Опять током ударило!".

И тут слышу сзади профессорский басок: "А за такие слова, студент, на экзамене можно и пару схватить. Ибо это не ток, батенька, а статическое электричество!". Пришлось преподу объяснять, что я с гуманитарного факультета и в физике не бум-бум, на что я получил укоризненный ответ: "Но вы всё же в университете учитесь!".

Он, конечно, был прав, но многое, как мне кажется, зависит не только от источника знаний, но и от получателя оных. Поясню ещё на одном примере. Наш факультет располагался в старом здании университета на Моховой, рядышком с медицинским, и подружился я с одним гавриком оттуда, постарше меня. Пленил он меня тем, что как-то провёл на экскурсию в морг, а ещё более – умопомрачительным подарком. Это был вываренный им самим (по крайней мере он так сказал) и умело переделанный в пепельницу настоящий человеческий череп.

Так вот, встречаю я его как-то в нашем дворике, а он мне и сообщает, что выперли его, несмотря на то, что был уже на третьем курсе. Так что возвращается он в своё провинциальное Кукуево, но рассчитывает поработать и со своими тремя курсами медфака врачом. Я его вопрошаю, мол, успел ли для этого набраться знаний. А он мне: "А как же?!". "Кстати, – говорю, – посмотри, у меня плечо правое что-то болит…". Мой дружок оттянул ворот рубашки, с умным видом помял плечо и выдал диагноз (передаю слово в слово): "Ну, это херня какая-то…".

Так вот, в заключение скажу, что на всю жизнь осталось у меня опасливое отношение к вещам синтетическим, а к врачам – молодым недоучкам.

Случилось это в далёкие шестидесятых прошлого столетия. Была тогда такая практика посылать студентов в летние каникулы на стройки коммунизма. Под неусыпным оком комсомольской организации формировали бригады, выдавали парадную форму с красочными нашивками и под гром военного оркестра и отеческое напутствие старших товарищей из родной партии отправляли эшелонами далече. Были такие, особенно среди девиц, которые всячески старались откосить от этого дела, но в большинстве своём ребята ехали, если и без особого энтузиазма, то со здоровым интересом. Поди плохо, и мускулятину на физическом труде накачаешь, и с друзьями на лето не расстаёшься, да и заработать можно не хило.