В тот день мы отправились за лягушками на пруд, где ребята держали плоты. То есть это был не совсем настоящий пруд, так как настоящих прудов в наших местах нет, их нам заменяли заполненные водой карьеры. Но эти места привлекали мальчишек тем сильнее, что играть там было опасно, и им говорили, что если кто-нибудь из них утонет, то его тело уже невозможно будет достать со дна. «Потому, – утверждала Виппи Берд, – что тот пруд на самом деле был затопленным стволом шахты, уходящим вниз на тысячи футов». – «Может быть, до самого Китая», – добавляла Мэй-Анна. Мальчишкам нравилось также и то, что пруд использовался как городская свалка, и смрадный дух, поднимаясь до самых небес, заставлял всех взрослых держаться вдалеке, и играть в таком месте могли только крепкие и телом, и душой.
Плоты, на которых наши мальчишки плавали по пруду, сами были стары как мир – когда-то их соорудили дети, давным-давно ставшие взрослыми, и каждый год новые ватаги подростков заявляли на них свои права.
Когда я, Виппи Берд и Мэй-Анна появились на берегу, Бастер, Чик и другие ребята голышом ныряли с плота посреди пруда. Некоторое время они нас не замечали, и мы молча стояли и смотрели на них, но потом Пинк Варско вдруг увидел нас, закричал, и все ребята вплавь бросились за своей одеждой. Все, кроме Бастера, который, словно окаменев, стоял неподвижно на плоту, уставившись на Мэй-Анну. Я до сих пор не знаю, действительно ли он был так поражен ее появлением, или просто хотел продемонстрировать ей свою фигуру, но, как бы там ни было, он произвел на нее нужное впечатление. Мы с Виппи Берд стыдливо отвернулись, в то время как Мэй-Анна продолжала разглядывать Бастера без всякого стеснения. «Он выглядел просто классно, но больше всего мне понравилось, как висит та штука», – потом призналась нам она.
Мы с Виппи Берд переглянулись и хихикнули, а Мэй-Анна крикнула:
– Эй, Бастер, может, пригласишь нас прокатиться?
– Запросто! – ответил Бастер с плота.
– Наденешь штаны, или у тебя другие намерения? – крикнул с берега Тони, его брат.
При этих словах Бастер подскочил как ужаленный: только тогда – утверждала потом Виппи Берд – до него дошло, что он голый. Он был настолько счастлив видеть Мэй-Анну, что на некоторое время просто окаменел. Между тем другие ребята оделись, погнали плот в нашу сторону и помогли нам взобраться на него. Их плот назывался «Счастливый боец». Часа два мы плавали по пруду взад-вперед, распевали ковбойские песни, угощали друг друга сигаретами и чувствовали себя королями. Тони пустил по кругу глиняный кувшин с виски, хотя, по совести сказать, ему не следовало бы угощать девчонок этой штукой. Да и Бастеру негоже было пробовать спиртное, так как в этот момент он был капитаном корабля, а капитан должен иметь трезвую голову. Впрочем, с Бастером все было в порядке – он всегда делал то, что говорил ему Тони.
Так летели минуты нашего счастья, и мы с Виппи Берд – уже тогда – сидели рядом с Пинком и Чиком, как вдруг из-за горы шлака появился Стеннер Свиное Рыло со своей компанией, а это были ребята старше нас – лет по четырнадцать-пятнадцать. Они спустились к своему плоту, который назывался «Черный пират», и медленно поплыли в нашу сторону. И нам с Виппи Берд и Мэй-Анной стало страшно.
Для этого у нас была вполне веская причина: эти дети выходцев из Центральной Европы ненавидели нас за то, что наши родители были родом из Корнуолла. Где только могли, они устраивали нам засады и кидали в нас камнями или кусками медной руды. Однажды острый камень попал Чику в голову и так сильно разорвал кожу, что его маме пришлось взять иголку с ниткой и заштопать рану, и потом шрам от этой раны остался у него на всю жизнь, и на нем не росли волосы.
– Знаешь, Чик – настоящий боец, – сказала я как-то Виппи Берд. – У него больше боевых шрамов, чем у Бастера.
– Он просто увалень, – ответила она. – Никогда не умел увернуться вовремя!
Между тем у Мэй-Анны была своя особая причина бояться Свиного Рыла, ведь он был настоящий подонок. Бастер был добрый и достойный парень, а Свиное Рыло мог запросто больно ударить ее по руке только для того, чтобы привлечь к себе внимание, или плюнуть ей под ноги. Она рассказала нам, что как-то раз шла по улице совсем одна, и он неожиданно выскочил перед ней из-за угла с расстегнутой ширинкой, и его дружок торчал вперед, как наточенный карандаш. Мэй-Анна не сделала даже попытки убежать, наоборот, она остановилась и произнесла как можно спокойнее: «Первый раз в жизни вижу такой малюсенький». Маленькие девочки, но мы уже кое-что знали о мальчишках.
Видать, этот случай глубоко запал Стеннеру в душу, и однажды, когда мама Мэй-Анны завила ей локоны по случаю какого-то школьного торжества, он отрезал ей один ножницами. Если бы это случилось со мной, я бы все глаза выплакала от обиды, но Мэй-Анна плакать не стала. Вообще она плакала только тогда, когда сама этого хотела.
Бастер, конечно, знал про случай с отрезанным локоном, поскольку он знал про Мэй-Анну почти все. Надо думать, у него давно уже чесались кулаки, и вот случай подвернулся – Стеннер Свиное Рыло сам шел к нему в руки, и прямо на глазах у Мэй-Анны.
Стеннер со своими выплыли на середину пруда и стали ругательствами и оскорблениями вызывать наших на бой. Наши ребята направили свой плот в сторону «Черного пирата». Когда мы тоже доплыли до середины и поравнялись с ними, то сначала не знали, что делать дальше – перепрыгнуть на их плот и начать драку или просто отвечать бранью на брань?
– Какого черта ты посадил на плот девчонок? – спросил Тони Бастера. Мне самой это тоже было непонятно.
– Мэй-Анна так хотела, – ответил Бастер, а это была достаточная причина для любого его поступка.
Как я уже сказала, этот пруд представлял собой самую настоящую свалку, и на плоту у наших врагов был ящик с тухлыми помидорами, который они нашли где-то на берегу, но мы сначала не знали, что в этом ящике. Но вот, когда мы выплыли на середину и оказались со всех сторон беззащитны, Свиное Рыло запустил первый тухлый помидор, который разбился прямо о голую грудь Бастера. «В яблочко, чурбан проклятый!» – заорал Свиное Рыло. Прежде чем Бастер успел утереться, еще почти дюжина тухлых томатов попала ему в голову и грудь. Нам нечем было им ответить, так что мы, желая увернуться от их снарядов, направили «Счастливого бойца» к ближайшему берегу, где собирались налепить комков из грязи, – это была идея Пинка, а котелок у него всегда варил нормально.
Несмотря на все наши старания, «Пират» ни на ярд не отставал от нас, и противники продолжали беспрерывно бомбардировать нас тухлыми овощами. Нам с Виппи Берд и Мэй-Анне стало еще страшнее.
Пинк попытался прикрыть меня своим телом, но при этом он все-таки двигался, и стоило ему чуть отклониться, его доля снарядов сыпалась на меня. Ребятам было еще хуже – с их голыми руками и ногами, облепленными помидорами, они уже напоминали спагетти в томатном соусе, и их спасло только то, что у врага кончились боеприпасы. Это и еще Бастер Макнайт.
Свиное Рыло выбрал огромный круглый помидор, картинно размахнулся, и помидор, описав широкую дугу, ударил Мэй-Анну в лицо – это было первое попадание в нее. Свиное Рыло бросил помидор с такой силой, что Мэй-Анна упала навзничь. Бастер сначала побледнел, а потом, прорычав: «Конец тебе, Стеннер!», одним скачком перелетел с нашего плота на вражеский и налетел на Стеннера Свиное Рыло, как тяжелый грузовик-рудовоз. Это было совершенно не похоже на то, что мы видели потом во время профессиональных боев Бастера, когда он, танцуя вокруг противника, тщательно планировал свой очередной выпад. Еще далеко впереди было то время, когда он выработает свой коронный, знаменитый удар. А сейчас он с ходу дал Стеннеру в живот правой, а потом левой – в лоб. Затем он ударил Стеннера ногой по колену и еще раз правой – в живот. Стеннер перекувырнулся и растянулся на плоту. Тут следует вспомнить, что в ту пору Бастер был еще подростком, на целый фут ниже Свиного Рыла и легче его фунтов на двадцать пять, но для Бастера это не имело никакого значения, он всегда был прирожденным героем и бойцом, и в тот раз, как и всегда, он вложил в бой всю свою страсть. И это был его первый нокаут.
