– И вы обошли все лондонские церкви, чтобы отыскать вашу редкостную жемчужину? – скептически спросил мой друг.

Корнелиус Хазелвуд погладил бородку и продолжил объяснение не без некоторой гордости.

– Вовсе нет. Я передал этот рисунок в епископство, которое тотчас же информировало меня. Я также прибег к помощи геометра. После нескольких несложных измерений он поместил меня в перспективу рисунка. Дом находился передо мной, в мельчайших деталях, в точности так, как на рисунке.

– Вам очень повезло, что вы наткнулись на этот рисунок.

Хазелвуд казался оскорбленным.

– Нисколько. Это дедукция.

Холмс изумленно посмотрел на своего собеседника, будто он считал, что никто, кроме него, не способен пользоваться методом дедукции.

– Дедукция?

– Ну конечно же! Мои рассуждения очень просты. Так как места, где орудует убийца, представлены с такой точностью, я сказал себе, что некоторые рисунки должны содержать в себе характерные признаки той местности, такие как здания, инженерные сооружения, места, легко узнаваемые. Вы не согласны со мной?

– Напротив, – сказал Холмс.

– Я проанализировал все рисунки в моей книге и отметил те, в которых есть подобная информация. Большинство из них оказались непригодными, за исключением этого.

Холмс пытался скрыть замешательство. Несомненно, он сердился на себя за то, что ему самому не пришла в голову такая блестящая мысль.

– Кто живет в этом доме?

– Судья Алан Ричмонд с супругой и новорожденным младенцем, еще старая няня и несколько слуг.

– Когда вы сделали это открытие?

– Позавчера.

Мой друг подпрыгнул.

– Почему вы не сообщили мне об этом раньше?

– У меня не было времени. Это дело не дало мне ни минуты передышки за два дня.

– Но жители этого дома, возможно, в опасности.

– Уверяю вас, мы приняли все необходимые меры.

Мой друг нахмурился.

– Что это значит?

– Владение и его окрестности находятся под постоянным наблюдением, днем и ночью. Мы поставили полицейских даже внутри дома судьи. Каждое передвижение судьи и его семьи сопровождается тайным, но надежным конвоем. Няня спит в одной комнате с младенцем.

– Кто эта няня?

– Верующая, довольно пожилая. Судья Ричмонд знает ее с самого детства и полностью ей доверяет. Младенец в надежных руках. Полицейские несут охрану двадцать четыре часа в сутки перед его комнатой. Сам Лестрейд возглавляет операцию. Разве можно сделать что-то еще?

Холмс нахмурил брови.

– Передать это дело кому-то более компетентному.

– Я знаю, как плохо вы оцениваете Скотланд-Ярд, и в особенности Лестрейда, но смею вас уверить, что задействованы наши лучшие силы. Что касается Лестрейда, то он хоть и не гений…

– Прекрасный эвфемизм.

– … но вы не правы, недооценивая его. Это преданный и сознательный полицейский. Он делает все, что в его силах.

– Вы убедили меня, – сказал Холмс тоном, по которому было ясно, что он вовсе не убежден. – Мне бы хотелось навестить этот дом, задать вопросы его обитателям и убедиться в предпринятых полицией мерах предосторожности.

Профессор Хазелвуд нервно поглаживал бородку.

– Не обижайтесь, мистер Холмс, но боюсь, как бы ваше присутствие на месте не помешало службе охраны, установленной Лестрейдом. Кроме того, ничто не предвещает того, что убийца объявится именно там. Но если объявится, поверьте мне, мы его схватим.

– Ну, если уж вы так считаете… Но зачем вы посвятили меня в это дело, если вам так хочется держать меня на расстоянии?

– Прежде всего, мне хотелось продемонстрировать мое уважение к вам. Зная о вашей близости с Алистером Кроули, я хотел бы узнать, не можете ли вы рассказать мне то, что вам известно о ритуалах его секты.

– Почему бы вам не обратиться за этим к издателю Самюэлю Боктону?

– Боктон постоянно защищает Кроули и вряд ли сможет мне помочь.

– Но как замешан Кроули в этой истории?

– Лучше прочтите! – Хазелвуд указал на комментарий, сопровождавший рисунок.

«Согласно легенде Центральной Европы, Кромбох пожирал младенцев с наступлением ночи. Для него это было единственное средство остаться в живых. Каждый день он выходил на поиски новых жертв. Он нюхал воздух, ища отборную жертву, и останавливал свой выбор на доме, который затем без труда осаждал. Никто не видел в нем Монстра Теней, поскольку у него была выдающаяся способность трансформироваться по желанию. Люди, жившие в доме, сами открывали ему двери и доверчиво приглашали его. Кромбох проникал в комнату, где находился младенец, усыплял тех, кто следил за малышом, и сжирал младенца, оставляя только голову. С рассветом он покидал дом, превратившись в молодого эфеба, готовый прожить этот день в роскоши и бесчинствах любого рода. На следующую ночь он снова превращался в Кромбоха. Этот жуткий ритуал существует и в наши дни в некоторых сатанинских сектах, таких как „Аструм Аргентинум“. Это объясняет большой процент детской смертности, зарегистрированный в бедных кварталах Лондона».

Я вспомнил, что сказал Боктон по этому поводу: «В Ист-Энде почти 60 процентов детей умирают, не дожив до пяти лет, и это никого не удивляет…»

Холмс посмотрел на – Хазелвуда.

– «Аструм Аргентинум»?

– Это латинское название секты Кроули.

– Кто составил этот текст?

– Реджинальд Фостер.

– Вы не проверили источник?

– Нет в то время я целиком и полностью доверял ему. Я считал его своим коллегой и не испытывал никаких подозрений. Я ошибался. Я уже говорил об этом.

Тяжелая тишина повисла в комнате.

Хазелвуд указал пальцем на темную часть рисунка.

– На рисунке есть и другая деталь. Посмотрите! Кто-то находится в тени, будто наблюдая за домом.

Холмс приблизил лупу.

– Дьявол!

Настенные часы показывали половину седьмого, когда наша хозяйка вошла в гостиную с письмом в руке.

– Курьер в форме принес это для вас, мистер Холмс.

Холмс прочел письмо:

«Я знаю, где и когда я встречался с аббатом Мередитом и Генри Кардвеллом. Это, возможно, все объяснит. Приходите как можно скорее в Миллбэнк. Джон Пикокс».

– Господин еще внизу, он ждет ответа, – сказала миссис Хадсон.

– Что? Курьер все еще там?

Холмс оттолкнул хозяйку, сорвал с вешалки пальто и поспешил на лестницу. Я последовал за ним, мне было любопытно узнать, как это письмо смогло дойти до нас.

Пожилой человек, одетый сторожем, ждал при входе.

– Здравствуйте, мистер Холмс. Добрый день, доктор Ватсон! – сказал он, увидев нас.

– Мы разве знакомы? – спросил я нашего занятного курьера.

– Ну конечно же! – ответил он. – Я – сторож в тюрьме Миллбэнк. Это я помог мистеру Холмсу откопать тело Фостера в камере сбежавшего.

– Действительно, – подтвердил Холмс, – я вспомнил вас.

Мы вышли на улицу. Перед нами возникла стена из тумана. Было холодно, как на Северном полюсе.

Мы продолжили разговор, поднимаясь по Бейкер-стрит в поисках экипажа.

– Я присутствовал при очной ставке, где были Пикокс, Мередит и Кардвелл, – продолжал сторож. – И я слышал ваш разговор с заключенными.

– Так вы там были?

– Я стоял на страже перед входом в камеру. Я даже попрощался с вами, когда вы уходили.

– Признаюсь, я не обратил на вас внимания, слишком был поглощен этим делом.

– Мне приказали наблюдать за камерой Пикокса. Вчера он попросил разрешения встретиться с вами, сказал, что должен сделать вам очень серьезное признание. Я передал его просьбу Компостелу, но он только расхохотался и сказал, что уже слишком поздно.

– А дальше?

– Я вернулся к Пикоксу и предложил ему открыть мне его секрет. Но Пикокс не доверяет сторожам. И он прав, некоторые мои коллеги слишком уж… грубые.

Холмс начал терять терпение.

– А что дальше?

– Пикокс написал записку и просил меня передать ее вам лично в руки. Больше мне ничего не известно.

Холмс остановил экипаж, который двигался нам навстречу.