На третий день мы въехали в Раэ-Барели. Здесь мы приобрели себе дорожную одежду. Мне Файз Али купил два полных наряда, а платье, в котором я выехала из Лакхнау, я увязала в узел.
В Раэ-Барели мы расстались с нашей повозкой, наняли другую и направились в Лалгандж. Это селение находится в девяти-десяти косах от Раэ-Барели. Прибыли мы туда поздно вечером, и ночь провели на постоялом дворе. Утром Файз Али отправился на базар за покупками. В комнате, расположенной рядом с нашей, остановилась одна деревенская танцовщица, которую звали Насибан. Драгоценностей она носила сколько полагается и одета была неплохо. Хоть она и жила в деревне, но говорила вполне правильно. Вот только выражалась она не по-городскому. Мы с ней долго беседовали.
– Вы откуда родом? – спросила она.
– Из Файзабада.
– В Файзабаде живет моя сестра Пьяран. Вы наверняка должны ее знать.
– Как могу я знать ее? – возразила я, а сама подумала: «Может, она догадалась, что я тоже танцовщица?»
– Да неужто в Файзабаде найдется хоть одна танцовщица, которая ее не знала бы? – сказала Насибан.
– Но я уже давно живу у того, с кем приехала сюда. А он живет в Лакхнау. Поэтому и я почти не выезжаю оттуда, – пришлось мне соврать.
– Но родилась-то ты в Файзабаде?
– Да, в Файзабаде. Но с детских лет не бывала там, – сказала я.
Что еще могла я ответить, раз она угадала?
– Выходит, ты никого в Файзабаде не знаешь?
– Никого.
– А сюда зачем приехала?
– Вместе с ним.
– Куда вы едете?
– В Уннао.
– И прямо из Лакхнау?
– Да.
– Ишь ты, куда вас занесло с прямой-то дороги! В Уннао лучше ехать через Нирпатгандж.
– У него в Рар-Барели были дела, – придумала я объяснение.
– Я потому говорю, что дорога здесь неспокойная, – пояснила Насибан. – Разбойники шалят, вот люди и перестали по ней ездить. Тут есть глухое место, где уже сотни людей ограбили, а дорога в Уннао проходит как раз там. Вас всего трое – двое мужчин и женщина. А у тебя драгоценности на руках и на шее. Подумай, что с тобой будет? Ведь разбойники даже целые караваны грабят.
– На все воля судьбы, – отвечала я.
– Ну и бесстрашная же ты! – сказала Насибан.
– Что поделаешь!
Потом заговорили о том о сем. Передавать этот разговор нет нужды, да я и не помню, о чем мы болтали. Под конец я спросила Насибан:
– А ты сама куда едешь?
– Я выехала на поборы.
– Не понимаю, – удивилась я.
– Ты что, не знаешь, что такое поборы? Какая ж ты танцовщица?
– Сестрица, – сказала я, – откуда мне знать? Это про нищих говорят, что они побираются.
– Пусть кто другой побирается! – рассердилась Насибан. – Спроси-ка меня, – я тебе растолкую, побираются танцовщицы или нет. Что им, у себя дома плохо живется, что ли?
– Да, но я все-таки не понимаю, что же называют поборами?
– Раз в год мы выезжаем из дому и отправляемся по деревням, – объяснила Насибан. – Останавливаемся у богатых людей, и каждый дает нам сколько может по своим средствам. Кое-где мы выступаем, кое-где нет.
– Вот это и называют поборами?
– Да. Теперь поняла?
– А сюда ты тоже приехала к какому-нибудь богачу? – спросила я.
– Недалеко отсюда замок раджи Шамбху Дхьяна Сингха. К нему я и приехала. Раджа-сахиб получил шахский приказ истребить разбойников, и сейчас он в отъезде. Я прождала несколько дней, потом соскучилась и приехала сюда. В двух косах отсюда есть деревушка Самариха; в ней живут одни только танцовщицы. В этой деревне у меня тетка, я к ней завтра поеду.
– А дальше куда?
– Подожду здесь. Когда раджа-сахиб вернется, опять съезжу к нему. Тут много других танцовщиц – тоже его дожидаются.
– Значит, раджа-сахиб любит смотреть, как танцуют?
– Раньше очень любил.
– А теперь нет?
– Он взял себе танцовщицу из Лакхнау и с тех пор на нас и глядеть не хочет.
– Как зовут эту танцовщицу? – осведомилась я.
– Не помню, а видать ее я видала, – сказала Насибан. – Такая белая-белая! Очень хороша и лицом и всем прочим.
– Наверное, и поет хорошо?
– Ну нет, певица она никудышная, да и танцует неважно. Но раджа все равно влюбился в нее без памяти.
– А как давно она здесь появилась, эта танцовщица?
– Да, пожалуй, с полгода прошло, – ответила Насибан.
Ночью я рассказала Файзу Али о том, что на дороге небезопасно.
– Не беспокойся, – промолвил он. – Я принял меры.