Целую
Сережа
Адр<ес>: Пантелеймоновская ул<ица>
дача Григорьева № 22
<Приписка Е. Я. Эфрон на полях:>
Обо мне все правда, но о грозе подоврал. А живот ой болит! Все собираюсь написать много обо всем, но пока еще не отошла. Целую. Лиля.
<Приписка С. Я. Эфрона на полях:>
Заставь Марину купить 3 саж<ени>дров.
<9 сентября 1916, Ессентуки>
<В Москву>
Верочка дорогая, благодарю тебя очень за питание Али.[287] Представляли себе с Лилей твой ужас, к<ог>да ты заметила недовольство Марины. Для Марины, верно, это предприятие выглядело очень нелепо. Но с твоей легкой руки Марина начала покупать мясо и потому можно считать цель достигнутой.
Доживаю здесь последние дни. Как нарочно погода прекрасная — бабье лето. Лиля останется здесь подольше. Пишу на почте и потому так бесталанно.
Сережа
Привет Магде Максимил<иановне>.[288]
<Нижний Новгород>
Дорогая Верочка, спасибо тебе за письмо. Здесь письма настоящий праздник — беда только в том, что отвечать на них почти нет возможности. Все время царит невообразимый шум и кроме этого от занятий тупеешь и устаешь так, что нет сил взяться за перо. Не буду тебе описывать наш распорядок дня — Марина тебе верно уже рассказала. Сейчас у меня несколько свободных минут до обеда. Сегодня нестерпимо хочется спать — вчера был в отпуску в театре, но не высидел и двух действий — сбежал в кафэ — вернулся в 11 ч.1/2, а в 53/4 ч. у<тра>нас уже будит труба. Завтра я дневальный — т. е. опять не спать круглые сутки.
— Продолжаю уже после обеда. Сейчас начнутся занятия. Дай Бог, чтобы повели на прогулку. — Вся наша комната залита солнцем. Солнце, несмотря на сильный мороз, греет.
Нижний прекрасно расположен амфитеатром на трех берегах Оки и Волги. Весною тут должно быть прекрасно.
На Масляницу должен был приехать в Москву в отпуск, но, увы, из-за прекращения железнодорожного движения Командующий войсками не разрешил давать отпуска.
Прощай Верочка. Привет тебе и Магде. Передай Магде, что любострастное выражение моей губы исчезло и взамен появилось Бонапартовское.
Да, не забудь, я как-то написал Марине всякие ужасы о нашем батальоне — передай ей, что ничего страшного нет и в частности усиленный арест в темной комнате здесь не употребителен. А то я с чужих слов ей наврал.
М. б. десятого нас отправят в Москву, но об этом я боюсь мечтать.
Привет всем.
Боже, какие здесь морозы!
На моем адр<есе>пиши только имя и фамилию — без отчества.
<Нижний Новгород>
Дорогая Верочка, спасибо тебе за письмо. Здесь письма настоящий праздник — беда только в том, что отвечать на них почти нет возможности. Все время царит невообразимый шум и кроме этого от занятий тупеешь и устаешь так, что нет сил взяться за перо. Не буду тебе описывать наш распорядок дня — Марина тебе верно уже рассказала. Сейчас у меня несколько свободных минут до обеда. Сегодня нестерпимо хочется спать — вчера был в отпуску в театре, но не высидел и двух действий — сбежал в кафэ — вернулся в 11 ч.1/2, а в 53/4 ч. у<тра>нас уже будит труба. Завтра я дневальный — т. е. опять не спать круглые сутки.
— Продолжаю уже после обеда. Сейчас начнутся занятия. Дай Бог, чтобы повели на прогулку. — Вся наша комната залита солнцем. Солнце, несмотря на сильный мороз, греет.
Нижний прекрасно расположен амфитеатром на трех берегах Оки и Волги. Весною тут должно быть прекрасно.
На Масляницу должен был приехать в Москву в отпуск, но, увы, из-за прекращения железнодорожного движения Командующий войсками не разрешил давать отпуска.
Прощай Верочка. Привет тебе и Магде. Передай Магде, что любострастное выражение моей губы исчезло и взамен появилось Бонапартовское.
Да, не забудь, я как-то написал Марине всякие ужасы о нашем батальоне — передай ей, что ничего страшного нет и в частности усиленный арест в темной комнате здесь не употребителен. А то я с чужих слов ей наврал.
М. б. десятого нас отправят в Москву, но об этом я боюсь мечтать.
Привет всем.
Боже, какие здесь морозы!
На моем адр<есе>пиши только имя и фамилию — без отчества.
13/III <19>17, Петергоф[289]
Дорогая Верочка. — Сейчас утро — начинается рабочий день — первый час гимнастика — я от нее освобожден и потому пишу письма.
В Петрограде прежняя мерзость. Для солдат необходимо поражение, чтобы привести их в должный воинский вид. Я их больше не могу видеть, так они раздражают меня.
По новым правилам я имею право ночевать вне школы и освобождаюсь от 6 веч<ера>до 71/2 утра. Жалко, что в Петергофе у меня никого нет — в Петроград ездить не хватает времени. —
Передай Магде — что матери ее звонил и ее успокоил. Она собирается в Москву.
Целую. Когда приезжаешь в П<етро>гр<а>д.
Сережа
18 июня<19>17 г., Петергоф
<В имение Канашево, ст. Долыссы>
Верочка, спасибо тебе за письмо — написал бы раньше, да не знал адреса.[290]
До моего выпуска осталось две недели — все время уходит на примерку всякого офицерского снаряжения. Я страдаю — для меня портной или сапожник не менее страшен, чем зубной врач.
Вернее всего устроюсь после школы в полк Миронова[291] (24 Гренадерский Навтлукский). Кавказские корпуса сейчас одни из лучших. Или в ударный батальон. Ни в коем случае не дам себя на съедение тыловых солдат. При моей горячности — это гибель.