О моем здоровье не беспокойся. Оно довольно стабильно. Думаю в этот год никаких срывов не произойдет.

Моя кино-библиотека понемногу растет. К сожалению лучшие книги по технике немецкие, а в немецком я слаб. Читаю сейчас историю русского театра Всеволодского.[175] Знаешь ли? Если нет — просмотри. Довольно интересно. Кроме того лежат у меня два тома биографии Мейерхольда — Волкова.[176] Неинтересно. Автор неправильно подошел к биографическому заданию.

Продолжаю работать у Пате.[177] Кое-что уже умею делать (проявлять, печатать в машине и т. д.), но все это пока оч<ень>мало. Главное научиться снимать — «крутить».

Как здоровье Кота? Надеюсь он уже поправился. Поцелуй Веру и поздравь ее от меня.

Собираюсь писать в двух журналах о сов<етском>кино.[178]

Спасибо еще раз — громадное.

Обнимаю тебя с любовью

Твой С.

Список книг:

Гальперин: О рациональном использовании глубин объектива.

Болтянский: Культура кино-оператора

В. Пудовкин — Кино-режиссер и кино-материал

Шмидт — Кино-оператор

Лемберг — Экономика мировой кино-индустрии

Шмидт — Кино-лаборатория

Косматов — Кино-механик (все выпуски)

Голдовский — Освещение кино-ателье

Пудовкин — Кино-сценарий

Шнейдеров — Техника и организация кино-съемочных работ

Лауберт — Негативный процесс.

Есть ли что-нибудь Эйзенштейна?

Ну пока хватит надолго.

Ты себе представить не можешь, как радостно получать русские книги по кинематографии.

Свои статьи, как выйдут — пришлю.

Будь здорова, милая. Пиши.

Спасибо, родная Лиленька, за щедрую — замечательную присылку книг. Не поблагодарил тебя сразу, п<отому>что несколько дней был в бедственном состоянии — и даже на марки не было франков. Сейчас стало легче. Спасибо, — все подобрано замечательно. И на долгое время я насыщен. Единственное о чем буду просить тебя — это о высылке пятидневной газеты «Кино».[179] Мне это необходимо для хроники Сов<етского>кино.

Вчера сдал письменный экзамен у Патэ. В понедельник держу устный. Кроме того начинаю брать частные уроки кручения. Но продвигаться здесь в моем возрасте в роли оператора ужасно трудно. Французы страшные националисты и каждый иностранец для них бельмо на глазу. Поэтому одновременно пишу о кино. Три статьи моих уже напечатаны. Две о кинофикации СССР (большие), одна — о главных режиссерских течениях в сов<етском>кино (небольшая) — но последнюю тему буду развивать в дальнейших статьях.

А как ты — моя больная старушка? Я думаю, что скоро перееду в Москву. Здесь невмоготу. Получила ли моих две несчастных книжки? Мне оч<ень>стыдно, что пока ограничился этим, но, повторяю, было туго.

Недавно был на нашей могиле. Она прибрана. Только вот ёлка засыхает. Ее сухие ветки пообрезали и осталась лишь зеленая верхушка.

Из присланных книг оч<ень>интересен сб<орник>формалистов. На фр<анцузском>яз<ыке>интересных книг по теории кино почти нет. Родина кино — оскудела. Лучшее, что на фр<анцузском>яз<ыке>появляется, — переводы русских авторов (недавно появилась статья Эйзенштейна) и Муссиньяка,[180] к<отор>ый тоже полурусский, п<отому>что прожил долго в России и напитан русскими идеями. Видел недавно «Турксиб» — чудесный фильм.

Как здоровье твое? Ты давно не пишешь.

Обнимаю тебя и люблю непрестанно

Твой С.

Напиши мне о Вере. Ей тяжело? Почему она мне никогда не пишет.

Спасибо родная за книжки! Спасибо! Все присланное — в самую точку. Шкловский, Тынянов, Эйхенбаум — «Поэтика Кино» — оч<ень>нужны. Кроме того — кино-журналы, чтобы быть в курсе новых постановок. Я сейчас получил заведывание кино-отделом одной литературной газеты и должен быть в курсе всего.[181] Написал об этом Асе[182] — она должна к тебе зайти. Ее адр<ес>: Мерзляковск<ий> 18 кв<артира> 8. Боюсь, чтобы не было дубликатных посылок.

Что с твоим сердцем? Имей в виду, что сердечный диагноз — самый трудный. Нужно обращаться к лучшим врачам. Твой же наверное напутал. Говорю по личному опыту. Для того чтобы исследовать сердце нужно произвести просвечивание и кроме того прослушать особыми аппаратами. Ухом ничего точного услышать нельзя. Все это мне сказали здесь люди сведующие.

От сердца и сны твои. А вот невероятная явь со мною. Был я у одной дамы, живущей в Париже лет 20, на улице ведущей к нашему кладбищу. Говорю ей: Рядом с Вашим домом похоронены мои родители и брат. И вдруг она меняется в лице: Позвольте, позвольте — так значит Вы сын Е<лизаветы>П<етровны>? Вы знаете, что у меня стоит ее письменный стол? После ее смерти меня попросили взять его. Я никогда не знала Вашей матери, но стол хранила в продолжении 22 лет!

Вот и не верь после этого в чудеса. Так через 22 года в мои руки попадает мамин стол. С этой дамой я только что познакомился и заходил к ней по делу (мог бы легко не зайти). Вот.

На этих днях пойду с Кудельской (Верина приятельница) на нашу могилу. Кудельская удивительно мила и живет памятью о наших.

Обнимаю тебя — моя старая! Не тревожь себя ничем — будь умницей. Знай, что вспоминать — грех. Нужно помнить, а не вспоминать. Глажу твою седую голову.

Твой С.

Одновременно высылаю тебе книгу о Романтизме. Она грошовая, но много иллюстраций. Можешь их вырезать для твоей выставки. Снимков с постановки Мюссе, о к<оторы>х ты просила — нет. Узнал только, что костюмы были не современные, a L XIV.[183] В музее Карневале[184] достану все имеющиеся открытки посвящ<енные>Мюссе. Сделаю это завтра или послезавтра.