Гостиница Уродца оказалась не менее помпезной, чем моя, – с гобеленами, золотыми лифтами, космическими подсветками, орхидеями и райскими птицами. Говорят, в Гонконге лучшие в мире отели. И ведь правду говорят.
А теперь представьте себе минет на пятьдесят шестом этаже небоскреба. Ощущение приблизительно такое же, какое испытывает воздушный гимнаст, работающий с сеткой. Однажды глянул вниз, а сетки-то нет. Мы занимались этим второпях и вкратце, поскольку Уродца внизу ожидало такси, чтобы везти его в аэропорт.
На прощание он поцеловал меня в шею и сказал:
– В августе я собираюсь поплыть на своей яхте в Сен-Тропез. Поедешь со мной?
– Если смогу, милый, – ответила я, а про себя подумала: "В августе я даже не вспомню, как тебя зовут".
– Что ты будешь делать сегодня вечером, когда я уеду?
Я чуть было не брякнула в ответ: "Буду рыдать в подушку", но вовремя спохватилась. Нельзя так бессовестно эксплуатировать одну и ту же фразу.
– Меня пригласил на бокал шампанского управляющий отелем. Думаю, будет официоз и скука. Но из вежливости пришлось согласиться.
– Надеюсь, у тебя не будет ночью другого мужчины?
– Конечно, нет! У меня же месячные, – просто-Душно объяснила я.
– Ты невозможна! Могла бы из любезности солгать, придумать что-нибудь приличное.
– Что, например?
– Ну, нечто вроде: "Сегодня ночью я буду думать только о тебе!" – Собственно, что-то в этом духе я и собиралась Тебе сказать. Одно могу обещать тебе точно: я нусь тебе верна до двенадцати ночи. А там посмотрим.
И я выполнила свое обещание. В полночь я сидела с Алексом в баре, очень респектабельно пила шампанское и гадала, знает ли этот на редкость воспитанный, вышколенный человек слово "трахаться". И как он это делает, если делает вообще, – в галстуке или без галстука? Меня так и подмывало спросить, но я удержалась.
Вместо этого я задала более приемлемый вопрос:
– Алекс, а вам не скучно всегда быть безупречным джентльменом? Отличный костюм, идеально отутюженная рубашка, неизменная улыбка, от которой, наверное, сводит скулы, и все эти фразы: "Как поживаете?", "Окажите мне честь", "Всегда к вашим услугам", "Прекрасная погода, не правда ли?" и так далее. Меня бы затошнило. Вам не хочется иногда послать все к черту?
Он весело рассмеялся.
– Вы правы, иногда это и впрямь скучновато, но я привык. И потом, когда у меня выдается свободный день, я надеваю шорты, майку, сажусь на свой мотоцикл и гоняю по Гонконгу как сумасшедший. Признаться, обожаю мотоциклы.
– Вы?! Не могу поверить!
– Но это так.
Я залюбовалась мальчишеским выражением его удивительно правильного лица с едва заметными морщинками в уголках глаз, говорившими об опыте и знании жизни.
– Сколько вам, в сущности, лет?
– Тридцать девять.
– И вы все еще не женаты. О чем вы только ДУ" маете?
– О жизни. Она не годится для семейных отнощений. Я живу в разных странах и нигде не пускаю корней. До Гонконга я пять лет управлял отелем в Японии. Это были чудесные и странные годы. Я жил с очаровательной японской девушкой. Когда мы сошлись, она ни слова не говорила поанглийски, а я по-японски. А когда расстались, оба болтали на двух языках.
– Бедная девушка! Если вы использовали ее только в качестве учительницы японского…
Его улыбка стала отчетливей.
– Ну, не совсем. И потом, если говорить о семье, я не знаю, что со мной будет дальше, в какой стране я окажусь. У меня нет собственного дома, только гостиница. Такая жизнь – слишком хрупкая основа для прочных отношений.
– Отчасти я вам завидую, – сказала я. – Вы все время живете в отелях, а в них никогда не бывает скучно. Новые лица, новые встречи, новая любовь. Вы как будто каждый день путешествуете, хотя и остаетесь на одном месте.
Так мы мило болтали под шампанское, под ликеры, а после решили перепробовать все коктейли. К двум часам ночи я уже лыка не вязала, но вертикальное положение еще удерживала.
– Пойдемте танцевать в ночной клуб, – предложил Алекс.
– С удовольствием, но сначала я должна проверить, как спит моя девочка.
Я грузно поднялась со стула.
– Давайте сделаем так, – сказал Алекс. – Вы пойдете в свою комнату, а после, когда будете гото-fb, зайдете за мной.
"Если это называется потанцевать…" – мелькнула у. меня мысль.
Когда я зашла в роскошные апартаменты Алекса, глазам моим предстала удивительная картина. По всему номеру он расставил букеты белых лилий, а огромную кровать (не кровать, а настоящее ложе!) окружил толстыми католическими свечами с запахом ладана, привезенными из Макао, этого последнего оплота христианства в Азии.
– Я совсем забыл! – с наивным видом воскликнул Алекс. – Ночной клуб уже закрыт, слишком поздно. Мы не сможем потанцевать.
– Зато мы сможем сделать кое-что другое, – заметила я.
Он привлек меня к себе и нежно поцеловал в губы.
– Алекс, не увлекайся! У меня месячные.
– Не имеет значения. Для меня главное – доставить удовольствие женщине.
Он уложил меня на кровать и бережно раздел. Я лежала тихо, как покойница в склепе, вся в горящих свечах и лилиях. Шелестящий дождь за окном усиливал впечатление погребения. "Некрофил!" – с ужасом подумала я, но все обошлось.
Я с готовностью предоставила ему мое охочее на ласку тело. Мне, в сущности, ничего не пришлось делать. Он занимался мною три часа совершенно бескорыстно, без выгоды для себя. Мой самый нежный любовник. Он погружал мое тело в неземной, чувственный экстаз, находил мои горячие точки и ничего не требовал взамен.
Иногда я проваливалась в сон, потом снова пробуждалась от его ласк. Временами у меня ум мутился от блаженства.
Мы расстались под утро. Напоследок он мне сказал:
– Не забудь! Ты завтракаешь со своей девочкой в пентхаусе, в клубе для миллионеров. А вечером У тебя там же коктейль.
– Как ты это сделаешь?
– Просто внесу твою фамилию в компьютер.
Утром я заметила в отношении ко мне персонала какую-то неуловимую ноту личного внимания. Уверена, что весь отель был посвящен в ночную тай-ну, – такие вещи трудно скрыть..
Для вечернего коктейля в клубе для миллионеров мы с Соней разоделись в пух и прах. Рядовому человеку куда легче попасть в царствие небесное, чем в такой клуб. В небольшом круглом прелестном зале были накрыты столы – восхитительные маленькие пирожки с разнообразными начинками, фрукты всех сортов и видов, сыры, необычайные крохотные пирожные, канапе, от одного вида которых слюнки текут.
Настоящее пиршество для лакомок.
– Что ты хочешь, моя девочка? – спросила я Соню.
Мой ребенок окинул взглядом полководца накрытые столы и ответил:
– Чипсов.
– О-о, нет! – простонала я. – Только не это. Я куплю тебе сколько угодно чипсов после, но здесь столько других прелестных вещей.
– Хочу чипсов, – упрямо твердила Соня.
– Ну, хорошо, – сдалась я.
Принесли огромное серебряное блюдо чипсов, и мой ребенок блаженствовал в этом чипсовом раю.
Мы провели вечер среди тихих, воспитанных людей, которые в совершенстве разбираются в букетах вин и сортах сыра и никогда не повышают голоса.*Иел кругом ничтожный разговор о скачках, летних поездках в Сен-Тропез и нерасторопности прислу-Ги- Я слушала, пила бокал за бокалом шампанское, Наносила изрядный ущерб пирожкам и чувствовала Себя как никогда чужой. Я видела женщин спокой-4b как произведения искусства, с лучистыми пят нами драгоценных камней на груди и огоньками бриллиантов, дрожавших в ушах. Я испытывала новое ощущение, как будто я сижу в надушенной, разукрашенной шкатулке, за стенами которой есть реальный мир. Мне вдруг открылась оборотная сторона богатства – этого хотя и привилегированного, но все же загона. Я словно поднялась на пьедестал, и вид с этой высоты меня разочаровал.
Я уезжала из отеля совершенно по-киношному.
"Вы позаботились о лимузине до аэропорта, мадам?" – спросил меня Алекс, как всегда, безупречно галантный, как будто не он оставил ночью засосы на моей шее.