— И ты учишься? — не поверил милиционер, поглядев на Егора. — Что-то маловат…
Егор сжал губы. Сам милиционер тоже был невысокого роста, меньше всех милиционеров, каких видывал Егор, и при этом толстый. Может, дрожжи ел?
— Под влиянием нахожусь, вот и не расту, — хмуро сообщил Егор.
— Под каким влиянием? — живо заинтересовался милиционер и даже газету под мышку сунул. Может, он тоже всю жизнь мечтал вырасти?
Егор понял, что лишнее сказал, не прикусил вовремя язык, а сейчас кусал, да уж поздно было.
— Это, товарищ милиционер, секрет, его никак нельзя разглашать, — выручил Арканя друга.
Милиционер погрустнел.
— Ладно, пойдёмте со мной, провожу я вас до автобусной остановки, — сказал он.
И сразу город показался добрым и приветливым. Они гордо шагали по проспекту рядом с милиционером, и светофор на углу весело подмигивал им.
— А почему вы в свисток не свистите? — спросила Катя.
— Я в отпуске, — ответил милиционер.
— А почему тогда в погонах и в фуражке? — не унималась она.
— Меня будут чествовать.
— Как это чествовать? — удивился Егор.
— Не знаю, — сказал милиционер. — Объявили: рядовой состав будем чествовать. У кого есть ордена и медали, приказали надеть.
И тут только увидел Егор на груди милиционера орден! В первый момент из-за переживаний он и не заметил. И Арканя только что увидел.
— Вот это да! — восхитился он.
Девчонки — те вообще орденов не замечают.
— А за что? — спросил Егор.
— Было дело, — уклончиво ответил он. — У вас есть секрет, и у меня секрет.
Они подошли к автобусной остановке. Она оказалась близко, только совсем в другой стороне — и не в той, и не в этой — одним словом, в другой. Здесь уже стоял автобус и ждал пассажиров.
— Довезите до Соснового бора этих путешественников, — попросил милиционер шофёра.
— Опять безбилетники, — проворчал тот.
— С билетами, — сказал милиционер.
Он бросил мелочь в кассу, оторвал три билета и отдал Кате:
— Не Потеряйте!
Ребята махали милиционеру руками. Он стоял и улыбался. Маленький, толстенький, с боевой наградой на груди.
И снова автобус пересёк Камский мост. Только сейчас река внизу была совсем тёмная, а лес и дома на правом берегу слились в одно — серое. Тучи низко плыли над рекой. Надвигался вечер.
Егор смотрел в окно и думал о том, что тоже станет милиционером и за геройский подвиг получит орден. Его портрет напечатают в газете, и все будут удивляться:
— Посмотрите, ведь это тот самый Тарантин!
А учительница Елена Васильевна, которая уже будет седая и в очках, улыбнётся доброй улыбкой и скажет:
— Он был самым маленьким в классе, но это не помешало ему стать героем. Человека уважают не за рост, а за душевные качества.
Весело бежал автобус по бетонной дороге. За поворотом уже показался посёлок Сосновый бор.
Именно в это время медсестра в белом халате делала бабушке Груне укол.
— Лежите спокойно и ни в коем случае не вставайте, — уже который раз повторяла она.
Медсестра положила свои инструменты в чемоданчик, села в «скорую помощь» и уехала, оставив в доме запах лекарств.
Автобус, который прибыл из города, остановился на Четвёртой линии и высадил пассажиров. Ребята сразу же увидели Катину маму. Она бросилась к дочери:
— Нашлась!
Стала её обнимать, целовать. Наконец отпустила, посмотрела на мальчиков и сразу посуровела:
— Негодная девчонка, как ты посмела уехать в город! — И, взяв Катю за руку, быстро повела домой, что-то приговаривая по дороге.
— Нам с тобой тоже попадёт, — вздохнул Арканя. — Пожалуй, и ремнём выдерут.
— Меня один раз драли, — признался Егор. — Это когда я Каму хотел переплыть. Мама рассердилась…
— Помню! Ещё отец с надувной камерой тебя спасал. И правильно, что выдрали. Свело бы судорогой ноги — вот и всё.
— Ничего бы не свело.
— Если бы не свело, то силы бы кончились. Кама-то вон какая широкая.
— Ничего бы не кончились. Я бы на спинке отдыхал.
— Тогда бы судорогой свело.
— Не свело бы.
Они остановились у крыльца.
— Не бойся, — уныло подбодрил Арканя. — Поругают, а потом забудут. Сядут телевизор смотреть.
— Я и не боюсь, — так же уныло ответил Егор.
Он медленно поднимался по лестнице. Чего торопиться? Всё равно попадёт. Постоял у двери, прислушался. Тихо. Открыл дверь — и сразу почувствовал запах лекарства.
— Наконец-то! Где ты был? Отец всё ещё тебя ищет, — тихо сказала мама.
Он остановился как вкопанный. Почему мама так тихо говорит? Не шумит, не ругается.
— С бабушкой плохо. Из-за тебя она расстроилась.
Егор рванулся к бабушке:
— Что с ней?
Мама его остановила.
— Тихонько, — предупредила она.
Егор на цыпочках прошёл в бабушкину комнату. Бабушка лежала бледная, с закрытыми глазами. Но как только вошёл внук, приоткрыла веки, чуть улыбнулась.
— Бабушка, что с тобой?
— Ничего… Не пугайся…
— Я больше никогда тебя не буду расстраивать!
— Ну и хорошо, и хорошо.
Егор поправил подушку, одеяло.
— Ничего, бабушка, ты скоро выздоровеешь. Я ведь тоже вчера болел, а сегодня уже здоровый.
— Ты болел без надобности. А мне уже надобно болеть.
— Почему, бабушка? Почему тебе надобно болеть?
— Надобно.
Егор не мог с этим согласиться.
Бабушка снова закрыла глаза. Трудно ей было разговаривать. Егору хоть чем-то хотелось ей помочь, но он не знал чем.
— Хочешь, бабушка, я спою тебе песню? Твою любимую — про колокольчики? — спросил он. — А ты лежи и засыпай. Помнишь, когда я был маленький, ты меня укладывала спать и тоже пела эту песню?
— Как не помнить. Давно ли всё было…
Егору казалось, что очень давно, а бабушке казалось — совсем недавно.
— Что же ты не поёшь?
Егор придвинулся к бабушке и тихонько запел про колокольчики, которые росли средь некошеной травы. И никак он не мог понять, то ли это была весёлая песня, то ли грустная.
Я бы рад вас не топтать,
Рад промчаться мимо,
Но уздой не удержать
Бег неукротимый!
Я лечу, лечу стрелой,
Только пыль взметаю;
Конь несёт меня лихой,—
А куда? Не знаю!
Бабушка задремала. Егор, стараясь её не беспокоить, вышел из комнаты.
МАЛЕНЬКИЙ, НО ВПОЛНЕ ВЗРОСЛЫЙ
На следующий день, когда Егор пришёл в школу, Арканя сказал ему:
— Наша Тонька говорит, что она ездила в город, чтоб в кино сходить. Забыл, как называется. Про любовь.
— А когда вернулась?
— Да вскоре. На следующем автобусе. И такая неразговорчивая. Всё молчит и в угол смотрит.
— Про Затейника ничего не говорила? — спросил Егор.
— Ни звука!
Они стояли в коридоре, у раздевалки. Здесь было темно, раздевалка ещё не работала, и им никто не мешал.
— А у нас, Арканя, бабушка заболела. Переживала из-за нас, переживала, и с сердцем плохо стало. А ещё она сказала, что ей на-до-бно болеть. Время пришло. Как ты думаешь, Арканя, почему оно пришло?
— Не знаю, Егорка. Дед Семён говорит: «Ты, Аркашка, растёшь, а я старюсь. Дождаться бы мне, когда ты большой станешь, тогда и умирать можно».
— Значит, чем быстрее я вырасту, тем скорее бабушка состарится?
— Так, выходит.
Егор помрачнел.
— Ты бы не думал об этом, — робко сказал Арканя. — Дед Семён говорит: «Много будешь думать, голова будет болеть».
— Пусть болит, — буркнул Егор.
Зачем он ел дрожжи? Зачем во второй класс собирался? Выходит, нарочно хотел бабушку состарить?