– Я бы женился на вас, невзирая ни на что, если бы не этот мерзавец-американо, который…
– Он же ваш друг! Или вы забыли Испанию?
– Но я не забыл также и Францию! А потом был Нэтчез, где вы повели себя как глупая потаскушка. Но я поклялся, что отыграюсь, помните? Por Dios, месть может быть сладка!
Она отошла от камина и приблизилась к нему. Он уже вдыхал запах ее духов.
– Герой! Вы его убили? Какая доблесть!
– Можно подумать, – хрипло проговорил Педро, слушая ее прерывистое дыхание, – что вы по-прежнему неравнодушны к этому шпиону, преступнику-американо, измывавшемуся над вами, а потом продавшему индейцам! А ведь у него была богатая невеста, которая будет носить траур, пока ей это не наскучит. Вы тоже его оплакиваете?
Она ускользнула от него как тень, спасаясь от предательского зарева камина.
– Вы воображаете, будто я способна оплакивать мужчин? Считаете, что мне есть дело до ваших мыслей? Вы сами только что сказали, что нет ничего слаще мести. Око за око!
Боже, как она изменилась! И неудивительно: после их последней встречи она столько всего испытала, что не могла не превратиться в… Он не удержался и произнес вслух:
– Puta![35]
Ее смех был похож на звон бьющегося стекла.
– Вам это неприятно, Педро? Или это вас соблазняет? Вы бы в любом случае на мне женились?
– Теперь не женился бы. Но обладать вами не возражал бы. Раз вы соглашаетесь, что месть сладостна, я мог бы вам это устроить в обмен на вашу… признательность.
– Что вы хотите этим сказать?
Он засмеялся, снова обретя самоуверенность.
– Приходите завтра на площадь. Там состоится суд. А потом, если вам удастся улизнуть от губернатора и этого вашего безмозглого капитанишки, я покажу вам, чего вы себя лишили. К тому времени вы поймете, что я не такой дурень, каким вы меня считаете!
Судя по ее позе, по расширенным глазам, по напряжению плеч и рук, мерцающих в отблесках камина как чистое золото, она к чему-то изготовилась. Уж не к бегству ли? Или просто обдумывает его слова? Он прожигал ее взглядом прищуренных глаз. Оба стояли неподвижно, как статуи, вынесенные в укромную комнату.
«Она будет моей! Давно надо было взять ее силой, принудить к покорности…» Он представил ее рабыней на аукционе – полуголой, которой покупатели заглядывают в зубы. Будь проклята кузина, утаившая все от него! Пусть перевернется в гробу! Но ничего, теперь он сделает ее своей, обломает и… Чего она ждет?
Ему было невдомек, что его заносчивая речь стала для нее стаканом холодной воды, выплеснутым в лицо. Ведь она явилась сюда не заигрывать с ним, а убить!
Но стоило Педро сделать шаг в ее сторону, как раздался стук в дверь, и губернатор напомнил ворчливым голосом, что они достаточно долго пробыли наедине, а теперь пора возвращаться к остальным гостям.
Опередив Педро, Мариса выскользнула из кабинета. Он разочарованно услышал, превозмогая стук в висках, ее высокий, надтреснутый голос, не свойственный ей в былые времена:
– Лечу! Надеюсь, вы не забыли, сеньор, про обещанный мне танец?
Губернатор Элгизабаль мгновенно смягчился и промямлил, что ничего не забыл, включая ее обещания… Взбешенный Педро Ортега проводил взглядом Марису, взявшую старого болвана под руку и больше не удостоившую полковника взглядом. Можно было подумать, что парочка мигом забыла о его существовании.
Остаток вечера Педро не сводил с нее взгляда. Его неистовые черные глаза хранили угрозу. Мариса старалась не обращать на него внимания, хотя знала, что, уединившись, хорошенько обдумает его неожиданные слова. Пока же она усердно смеялась, танцевала и кокетничала напропалую, словно на уме у нее не было ничего, кроме увеселений.
Не думать, не думать! Но возможно ли это? Господи! Когда она последний раз молилась?
Вечер был полон света, красок, гитарных аккордов и вина. В жарком воздухе (губернатор ежевечерне приказывал разжигать камины) плыл пьяный дым гаванских сигар, из сада доносился сладкий запах жасмина и жимолости. Месяц спрятался за крышами.
Она прислонилась к стене. Кто-то потряс ее за плечи.
– Тебе нездоровится? Ты злоупотребила вином. Что на тебя сегодня нашло? Все старухи хмурятся и шепотом осуждают тебя. Они обзывают тебя… – Фернандо Игера задохнулся. – Dios! Неужели всему виной он – полковник, который… Ничего страшного, ты же видишь, что он твой, стоит тебе только захотеть! Неужели ты до сих пор его не забыла? – Он перешел на отчаянную мольбу. – Зачем ты так поступаешь? Если бы я знал…
К его изумлению, она печально погладила честного малого по лицу:
– Ты так молод, Фернандо! Я поступаю так от ненависти – или от любви. Разница совсем невелика.
– Я старше тебя! – воскликнул он и, обнимая ее, страстно взмолился: – Забудь обо всем! Выходи за меня замуж, стань моей женой! Клянусь, я сделаю тебя счастливой! Да, платят мне немного, но скоро я получу повышение, а потом добьюсь перевода, хотя бы в Мехико. Там ты почувствуешь себя как дома. Прошу тебя, забудь прошлое! Мне нет никакого дела до твоего прошлого…
– Не могу забыть! Ты просто не знаешь, на что я способна… – Она отвечала ему неразборчивым шепотом и, сжимая пальцами виски, чувствовала, что у нее кружится голова. – Пожалуйста, Фернандо, не надо! Прекрати на сегодня свои уговоры. Мне нехорошо. Да, я знаю, что выпила лишнего, но теперь мне надо подумать. Мне…
– Забудь его! От такого не жди добра. Я обещаю, что буду о тебе заботиться, а сегодня ни о чем больше не попрошу. Если хочешь, я отвезу тебя домой, к тебе. Пойми, я ради тебя на все готов!
– На все?
– Да! Мое слово верное. Мариса…
Его взволновала ее бледность. В следующую секунду в ее глазах вспыхнул безумный огонь, пальцы впились ему в плечи.
– Я могу тебе довериться? Сделай для меня одну важную вещь. Сущую мелочь! Только ни о чем не спрашивай.
Он ошеломленно слушал ее, сходя с ума от вопросов, которых пообещал не задавать.
– Эти пленные американцы… Сама я не могу пойти и посмотреть на них, но ведь ты можешь? Простое любопытство! Солдаты, захватившие их, не удивятся, даже будут рады похвастаться. Пожалуйста! Я буду его отвлекать, пока ты не вернешься. После этого я попрошу, чтобы именно ты проводил меня. Если захочешь, я потом к тебе приду – ведь я знаю дорогу. Я должна подготовиться, должна знать!..