Да, так вот. Спросил меня, значит, банкир этот, играю ли я в шахматы. Ну, делать нечего, пришлось признаваться.
"Ну, да…" – "Может, сыграем?" (О-хо-хо!) – "Ну, давай.
Попробуем. Какими будешь?"
Партию он мне проиграл, но повёл себя затем совершенно необычно. (Для нормального человека, естественно. Если же вспомнить про "обереги"…)
"Ты хорошо играешь. (Это он мне говорит.) Я не готов ещё с тобой играть."
После чего закрыл шахматы, достал из баула "Учебник шахматной игры" и принялся его вдумчиво изучать. Всерьёз! Расставляя на доске дебюты и пр. Через неделю мне его даже жалко стало.
"Слушай, Вить! – деликатно попробовал я объяснить ему. – Ты так ничего не добьёшься. Просто читая учебник. Играть надо! Тренироваться. Хочешь, ещё поиграем?" (Вижу же уже, что человек во всех отношениях безобидный и безопасный. Ну, чего ж тогда и не поиграть иногда? В охотку-то.) – "Нет, Серёж, не сейчас. Извини."
Ну, не сейчас, так не сейчас. Дело хозяйское. Не очень-то, по правде говоря, и хотелось.
Ещё через неделю он наконец созрел.
"Ну, давай, партейку!" – "Ну, давай!"
"Партейку" он опять с треском проиграл, после чего, с грустью глядя на свою полностью разгромленную позицию, меланхолически заметил: " Дебюты и эндшпили я хорошо играю, а вот с миттельшпилем пока проблемы…" Как я удержался от хохота, как сумел отвернуться, чтобы он ничего не заметил, я и сам до сих пор не знаю! Миттельшпиль – это ведь середина партии, т.е. фактически это и есть, собственно, сама игра. Дебют же и эндшпиль – просто её начало и конец. Фраза, конечно, замечательная в своём роде. Анекдотическая просто.
Больше мы с ним не играли.
Стихотворение. Шахматное.
Мы из юности – маршем,
Под гром барабанов.
Перед троном монаршим -
Как стадо баранов.
Всё слоны да ферзи! Сплошь фигуры.
"И вообще мы ладьи, а не туры!"
А Судьба наблюдает с усмешкой,
Как колоннами: пешка за пешкой!
И ещё одно. Тоже… по теме.
Никому в этом мире не верь.
Друг предаст, и захлопнет дверь
Пред тобою брат.
И e7-e5!
И цейтнот уже, и коня не взять,
Скоро шах и мат.
И проигран ферзь,
И угроз не счесть,
И висит флажок.
И – стоят часы.
И дрожат весы…
Всё! Пора, дружок!
Вообще вспоминаю, с кем я только за это время не пересидел!..
Сейчас-то оно забавно всё кажется, а тогда…
Был тоже у меня сокамерник. По малолетке 3-х человек живьем в лесу закопал. ("Не верили, – говорит, – до конца, что я это сделаю. Думали, шучу!" "Шучу"!..) Четвёртый – мент был, случайно с ними оказавшийся – мента застрелили. 10 лет дали, максимум для малолеток. Тяжёлый, признаться, человек.
Единственный, пожалуй, в ком действительно чувствовалось подчас что-то такое… Злобное, что ли… Не знаю даже. Рассказывал в подробностях, как попугая у сестры тапочком забил. Просто так. "Надоел!" Причём рассказывал всё это со смехом, с удовольствием…
И долго ведь я с ним просидел-то! Чуть ли не полгода. Пока его наконец-то на Матроску не увезли.
Всё! Лампочка над дверью зажглась. Сейчас матрас выдавать в коптёрку поведут. В бокс. До завтра!
19 мая 2007
суббота
О-о-хо-хо! Отнёс матрас. Ещё не проснулся толком. Бредёшь по коридору, пошатываясь, с этим матрасом на плече… А-а-х-ха-хах!.. Чаю бы. Горячего. Но это ещё через полчаса только, не меньше. Ну, бог с ним. Последние дни. Прелести тюремной жизни. Карцера. Так называемого. Курам на смех. Ладно! Надо просыпаться.
Говорю им в коптёрке, бросив уже матрас: "Давайте я сразу уж вещи для бани соберу. А то днём кто мне их искать будет?" – "А Вы знаете, что воды горячей вообще с утра нет?" – "Вообще?" – "Вообще!" – "А вдруг будет?!" – "Ну, собирайте."
Ну, собираю. Всё перевёрнуто вверх дном в бауле – а! это они, наверное, ручку когда пять часов искали… поня-ятно… так…
"Ну, скоро?!" – "Я, что ль, виноват? Тут всё перерыто. После ваших шмонов." – "Давай быстрее!"
Так,.. так-так, носки!?.. где носки!!??.. а-а!.. пёс с ними! Эти простирну.
"Пошли!" – "Пойдём."
Блядь! Полотенце всё-таки забыл забрать! В этой суете. Большое, специальное. На котором сижу, когда пишу. Как на подушечке. (А ночью под голову, под подушку его подкладываю.) Придётся сегодня весь день на этой доске голой, железом окованной. Ч-чёрт! Ну, ничего. ..
О-о! Чай уже принесли.
"Сахара?" – "Не надо." – "Суп рыбный?" – "Не надо." – "Чая заварки?" – "Спасибо, не надо. Мне уже дали." – "Кто дал?" – "Вчера утром. Ваша сменщица." – "Да-а?.."
Да. Дала! Вчера. Утром. Сменщица. Ещё вопросы есть?
Что же касается супа вашего!.. Рыбного. То сами его с утра ешьте.
Я же воздержусь. Здоровее буду. Учитывая, что у меня здесь уже было 9 или 10 официальных голодовок (из них одна сухая, без воды 8 суток – думал, умру). Мне это нетрудно. Денёк без рыбного супчика с утра пожить. Уж как-нибудь!
…
Насчёт того, кстати, типуса. Закапывателя. Был у меня с ним вначале один такой… небольшой конфликтик.
Сидели мы тогда втроём в камере. Я, он и третий – тот зам банкира, который хозяина своего заказал. Выше я про него уже писал.
Я, как вы, должно быть, знаете, особыми габаритами не отличаюсь, банкир этот тоже. Тощенький, маленький, безответный, затюканный весь какой-то… Ну, банкир, одним словом. Сидящий в тюрьме. Комерс – как их здесь полупрезрительно называют. Мышара.
Закапыватель же – молодой (лет 25) огромный парень, кровь с молоком, с восточными чертами лица (отец у него, кажется, азер, мать русская, или наоборот). Физически очень сильный. Батыр, прямо! Или как там у них, у азеров, это называется?.. До этого нам целый день втюхивал про свои подвиги на воле и здесь. Как он на воле людей убивал и закапывал, а здесь из камер выгонял. "Замминистров!.. Мышей этих! Чертей!.." Жути, в общем, нагонял. (У него и погоняло, как потом выяснилось, было подходящее: то ли "Сатана", то ли… Ну, не суть. Пусть будет "Сатана".)
Итак, вечер, мы втроём в хате. Я на своей верхней шконке лежу, Салтыкова лениво по сотому разу перелистываю (я только на верхней всегда сплю, "на пальме", чтобы моё любимое упражнение для пресса делать можно было, да и вообще – спокойней; хотя престижной-то считается как раз нижняя); банкир этот – на своей (у дольняка), пригорюнился, думы какие-то свои горькие-прегорькие банкирские думает ("гоняет", по-тюремному: "Эй, не гоняй!"). Сатана же этот за столом сидит, тоже о чём-то размышляет, вроде (сколько ему ещё людей предстоит живьём закопать, наверное). Тихо всё, мирно… Лепота…
И вдруг Сатана этот и заявляет: "У меня есть подозрения против одного из вас. А так как я обосновать пока не могу, то, чтобы не ставить никого конкретно под сомнение, оба собирайтесь и завтра утром на проверке уходите из хаты. Если не хотите неприятностей."
Пауза. В камере гробовая тишина. Я опускаю книгу и некоторое время молча разглядываю этого!.. Сатану. Ладно! Сажусь на шконке и кошусь на сжавшегося от ужаса банкира-киллера. Тут всё ясно Действительно, "мышь". Ладно!!
"Слышь! – я сдерживаюсь изо всех сил и стараюсь казаться спокойным, хотя перед глазами уже стоит знакомая пелена бешенства, которая всё густеет!.. густеет!!.. густеет!!! – Ты ничего, часом, не попутал? Ты кому это говоришь?" – "Повторяю! – опустив голову и уставясь куда-то в пол, ровным голосом повторяет Сатана, в руках у него откуда-то появляется пластмассовый нож, которым он демонстративно поигрывает. – Завтра утром на проверке – выметайтесь из хаты. Оба! Дважды повторять не буду." – "Ты мне что, угрожаешь, что ли?" – не удерживаюсь всё же я, хотя это уже и лишнее. – "Думай, как хочешь! Но чтоб завтра вас не было."
Ах, ты!.. Хорошо же. Я снова нарочито-спокойно ложусь и раскрываю книгу. Хотя, какое тут "чтенье"! Ах, ты!!..