В приведенных строфах Волошина по существу отражена вся антропософская проблематика, во всяком случае ее онтологическая составляющая. Влияние личности Штейнера на своих последователей было безграничным. Эллис, ставший правоверным штейнерианцем раньше А. Белого (правда, ненадолго), приравнивал Учителя к древним пророкам, рангом никак не меньшим древнеиранскому Заратустре. Примерно так же высказывалась о Штейнере и Маргарита Сабашникова (жена Макса Волошина), испытавшая глубочайшее увлечение антропософией: «Это пророк, <… > у него через глаза смотрит вечность». Женщины вообще в наибольшей степени подвергались гипнотическому воздействию личности и идей Штейнера, они толпами следовали за своим кумиром от одного европейского города к другому, где тот выступал с лекциями, превращавшимися, как правило, в целые спецкурсы. О беспрецедентном воздействии новоявленного пророка на своих приверженцев свидетельствуют и мемуары Андрея Белого, назвавшего Штейнера «молнией грозно-грядущей эпохи».

С первой же встречи А. Белый полностью доверился антропософскому гуру и навсегда заразился его космософскими идеями. Русскому писателю казалось: наконец-то он нашел то, что искал всю жизнь. Появилась твердая уверенность: новоявленный пророк и провидец научит и его, адепта из России, как овладеть тайными силами своего «я», пронизанного невидимыми токами космической среды, и с их помощью проложить путь к самым сокровенным тайнам Мироздания. На тему «тайноведение» Штейнер написал немало работ, но самое главное и наиболее важное он сообщал только верным последователям и прозелитам.

Помимо космизма Штейнера с его центральным антропософским постулатом блуждания человеческих душ в звездных мирах Вечности и их перевоплощении в процессе бесконечной эволюции, – А. Белого привлекала в антропософском учении концепция «эфирного двойника» (сам Штейнер называл его Стражем Порога), неразрывно связанного с физическим телом человека (именно о нем идет речь в вышеприведенном стихотворении Макса Волошина). Доктор-антропософ утверждал: «В человеке таится существо, стоящее заботливо у пограничной черты… <…> при вступлении его сознания в сверхчувственный мир. Это таящееся в человеке духовное существо, которое есть он сам, но которое он не может познать обыкновенным сознанием подобно тому, как глаз не может видеть самого себя, есть „Страж Порога“ духовного мира. <… > Он облечен во все то, что пробуждает в нас не только заботу и печаль, но часто отвращение и ужас. Он облечен в наши пороки. Мы сгораем от стыда, взглянув на то, чем мы являемся и во что облачен Страж Порога… Это наш двойник. <… > Встреча с ним есть встреча с самим собой и тем не менее в действительности это встреча с другим существом духовного мира».

Обладающий от рождения экстрасенсорными задатками, Белый тоже мог засвидетельствовать факты неоднократных контактов с собственным «эфирным двойником». Тем более интересны ему были теоретические постулаты Доктора, которые писателю запомнились в таком виде:

«Если бы мы воскресили все части нашего эфирного тела и работали ими в соответственных центрах тела физического, то во всех частях тела нам изнутри бы открылись движенья, соответствующие тому, которое в голове ощущаемо в мысли. И мыслили бы руки».

«В физическом теле – чередование сна и бодрствования; в элементном теле (эфирном) – сон и бодрствование одновременны; тот кусок видит и бодрствует; этот – ничего не видит и спит».

«Когда человек может чувствовать свое эфирное тело, ему сперва начинает казаться, будто ширится он в мировые дали пространства; испытание страха, тревоги не минует тут никого; оно гнетет душу; будто ты закинут в пространства; под ногами – нет почвы».

«Эфирное тело – тело воспоминаний; колебание его в голове – „мысли мыслят себя“; при потрясениях, опасностях, эфирное тело частями выскакивает наружу; и врачами отмеченный факт, что вся жизнь проносится в воспоминании в минуты смертельной опасности, есть следствие частичного выхождения эф[ирного] тела».

Тогда, в мае 1912 года, Белому и Асе в Брюсселе и Кёльне удалось прослушать несколько лекций Штейнера, они произвели на обоих неизгладимое впечатление. Удалось еще раз встретиться с Доктором один на один и иметь с ним длительную беседу. Тот внимательно слушал сбивчивые рассказы супругов, испытывающе глядел на них, а потом спросил:

– Вы свободны в июле?

Вообще-то в июле они после непродолжительного посещения Франции намеревались вернуться в Россию, но тут их точно молнией пронзило.

– Да, свободны, – ответили оба в один голос, не сговариваясь.

– Так вот, – предложил Штейнер, – приезжайте-ка вы ко мне в июле в Мюнхен – там и поговорим подробнее обо всем. У вас появится возможность поближе увидеть нашу жизнь, наяву познакомиться с организацией антропософского движения и принять для себя решение, как поступить дальше. Согласны?

А. Белый и Ася, не колеблясь, согласились. Так они надолго встали на путь «ученичества» и связали свою дальнейшую судьбу с антропософией, превратившись в правоверных штейнерианцев… Неожиданно из Берлина к ним примчался Эллис, постучался как-то рано поутру в дверь гостиничного номера. Предстал перед ошарашенными супругами – в полумонашеском одеянии, голодный, неухоженный, без гроша в кармане. Когда же у него поинтересовались, на какие средства он вообще существует, неунывающий антропософ рассказал: пока что в Берлине он устроился поводырем у старого, ученейшего и слепого хасида, с ним ведет постоянные дискуссии, доходящие до богословских и каббалистических скандалов.

По обыкновению возбужденный, с горящими глазами, Эллис обрушил на московских друзей «ураган космических образов» (слова Белого) и принялся взахлеб посвящать их в таинства антропософии, в коих за много месяцев странствий по Европе вослед за Штейнером изрядно поднаторел. В ближайшие годы им предстояло тесно общаться, но затем пути старых друзей полностью разошлись. В трехтомных мемуарах А. Белого, в его письмах и других текстах биографического характера Эллису посвящено много теплых страниц, несмотря на то, что вскоре друг-символист разочаровался в антропософии и порвал со Штейнером из-за взглядов на свободу личности (Доктор настаивал на свободе воли своих последователей, Эллис же считал, что их следует соорганизовать на принципах строжайшей дисциплины и подчинения наставникам – по типу монашеских орденов). Что касается Аси, то она ограничилась в собственных воспоминаниях кратким, но ёмким резюме: «Эллис не оставил после себя значительного труда, но он был гениальным собеседником, исключительной, глубокого трагизма личностью, горящей постоянным огнем. От Маркса он перепрыгнул в демонизм, бодлеризм и символизм, от Прекрасной Дамы к католической Мадонне, сожалел, что Доктор не иезуит и после двух лет потрясающих душевных драм успокоился в лоне католической церкви, где и умер…»