Как многие гениальные люди, Андрей Белый был соткан из колоссальных противоречий. Человек, родившийся в семье русского ученого, математика, окончивший два факультета (в действительности второй факультет – историко-филологический – А. Белый не закончил. – В. Д.), изучавший философию, социологию, влюбленный в химию и математику при неменьшей любви к музыке, Андрей Белый мог показаться принадлежащим к той социальной интеллигентской прослойке, которой было не по пути с революцией. Если к этому прибавить, что во время своего пребывания за границей Андрей Белый учился у Рудольфа Штейнера, последователи которого стали мракобесами Германии, то тем существенней будет отметить, что не только сейчас же после Октябрьской революции Андрей Белый деятельно определил свои политические взгляды, заняв место по нашу сторону баррикад, но и по самому существу своего творчества должен быть отнесен к разряду явлений революционных. Этот переход определяется всей субстанцией Андрея Белого… <…>»
Те же мысли Пастернак, с трудом сдерживавший слезы, высказал и на гражданской панихиде, проходившей 9 января в помещении Оргкомитета Союза советских писателей. На другой день состоялась кремация. Гроб с телом до крематория везли на катафалке-дрогах, запряженных одной, еле шагающей лошадью. Приехавшая из Ленинграда Нина Ивановна Гаген-Торн двигалась вместе со скорбной процессией по таким любимым писателем московским улицам (где он тысячи раз проходил один или с друзьями) и как могла поддерживала ничего не видевшую от горя Клавдию Николаевну. Спонтанно родились стихи: в центре их два неразрывно связанных начала – ноосферный Космос и постигающий ее поэт, сын Матери-Земли:
Умер. Положили на дроги,
Долго везли мостовыми…
Сожгли… И немногие
Помнят самое имя.
А был такой, что Вселенную
В тонкой держал ладони…
Травы над ним смиренные
Спины зеленые клонят.
Спустя неделю урну с прахом писателя захоронили на Новодевичьем кладбище. Самосознающая же душа его и то, что теософы и антропософы именуют эфирным и астральным телом, стали частью разлитой в бесконечном Космосе ноосферы…
* * *
Осип Мандельштам воспринял смерть Белого как событие апокалипсического значения. Тема эта не давала ему покоя, и в течение января поэт создал цикл из семи стихотворений (часть из них была не завершена, остальные до конца не отделаны). Весь цикл в целом и каждый из составляющих его элементов задумывались как традиционные русские «плачи» и как таковые воспринимаются по сей день. Вот лишь некоторые из фрагментов мандельштамовского «плача»:
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна,
О Боже, как черны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна!
Где первородство? Где счастливая повадка?
Где плавный ястребок на самом дне очей?
Где вежество? Где горькая украдка?
Где ясный стан? Где прямизна речей <…>
……………………………….
Ему солей трехъярусных растворы
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились полвека в полчаса.
<… >
* * *
<… >
Он, кажется, дичился умиранья
Застенчивостью славной новичка
Иль звука-первенца в блистательном собраньи,
Что льется внутрь – в продольный лес смычка,
И льется вспять, еще ленясь и мерясь
То мерой льна, то мерой волокна,
И льется смолкой – сам себе не верясь —
Из ничего, из нити, из темна, —
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки,
Крупнозернистого покоя и добра.
* * *
Ему кавказские кричали горы
И нежных Альп стесненная толпа —
На звуковых громад крутые всхоры
Его вступала зрячая стопа.
И европейской мысли разветвленье
Он перенес, как лишь могущий мог:
Рахиль глядела в зеркало явлений,
И Лия пела и плела венок.
<… >
* * *
Откуда привезли? Кого? Который умер?
Где [именно]? Мне что-то невдомек…
Скажите, говорят, какой-то Гоголь умер?
Не Гоголь, так себе, писатель… гоголёк.
Тот самый, что тогда невнятицу устроил,
Чего-то шустрился, довольно уж легок,
О чем-то позабыл, чего-то не усвоил,
Затеял кавардак, перекрутил снежок.
<… >
Особенно трогательно последнее стихотворение, где Мандельштам вспоминает прозвище Белого – Гоголёк, данное ему когда-то Вячеславом Ивановым…
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА АНДРЕЯ БЕЛОГО[68]
1880, 14 (26) октября – в Москве в семье известного математика, профессора МГУ Николая Васильевича Бугаева и его жены Александры Дмитриевны Бугаевой (урожденной Егоровой) родился сын Борис.
1891, сентябрь – Борис Бугаев поступает в Московскую частную гимназию Л. И. Поливанова.
1895, конец года – знакомится с Сергеем Соловьевым и его родителями – Михаилом Сергеевичем и Ольгой Михайловной Соловьевыми, а вскоре и с братом Михаила Сергеевича – философом Владимиром Сергеевичем Соловьевым.
1897, январь – пишет романтическую сказку.
1898, осень – Бугаевы покупают имение Серебряный Колодезь в Ефремовском уезде Тульской губернии.
1899, сентябрь – Борис Бугаев становится студентом естественного отделения физико-математического факультета Московского университета.
1900, январь—декабрь – работает над «Северной симфонией» и циклом символистских стихов;
весна – начинает серьезно изучать философские труды и поэзию В. С. Соловьева.
1901, февраль – встречается с М. К. Морозовой на симфоническом концерте, начало «мистериальной любви» к ней и исповедальной анонимной переписки;
март—август – работает над «2-й драматической симфонией»; декабрь – знакомится с В. Я. Брюсовым, Д. С. Мережковским и З. Н. Гиппиус.
1902, апрель – в свет выходит «2-я драматическая симфония»; она стала первой публикацией Бориса Бугаева, к тому же впервые подписанной псевдонимом Андрей Белый;
апрель—август – Андрей Белый пишет «3-ю симфонию»;
осень – знакомится с С. П. Дягилевым и А. Н. Бенуа, посещает студенческое филологическое общество, работает в университетской лаборатории органической химии, публикует статьи в журнале «Мир искусства».
1903, январь – начало переписки с Александром Блоком;
16 января – скоропостижно скончался М. С. Соловьев, в тот же день не в силах перенести утрату застрелилась О. М. Соловьева;
