В свете этих размышлений следует признать, что со смещением Г. К. Жукова 30 июля 1941 г. его концепция механизированных «пожарных команд» не была поддержана его преемником на посту начальника Генерального штаба, что негативным образом сказалось на ведении боевых действий Красной армией. Советское командование решило начать с азов и занялось формированием «готовых боевых групп» в лице танковых бригад. Они годились только для непосредственной поддержки пехоты, и их возможности в роли подвижных средств для парирования возникающих кризисов были более чем ограниченными, если не сказать почти нулевыми. Жуковские эксперименты с утрясанием на лету штата танковой дивизии, на мой взгляд, были более перспективными. Танковая дивизия штата июля 1941 г. с мотострелковым и артиллерийским полками могла использоваться как самостоятельное соединение, танковая бригада августа 1941 г. с одним батальоном пехоты такой возможности была практически лишена.
Танковые бригады могли использоваться самостоятельно лишь против передовых отрядов противника. В более серьезной схватке бригады уже нуждались в поддержке стрелковых соединений и тем самым теряли маневренные качества танковых войск. Например, под Мценском в октябре 1941 г. вместо 4-й танковой бригады М. Е. Катукова и 11-й танковой бригады П. М. Армана еще эффективнее могла действовать танковая дивизия нового штата под командованием М. Е. Катукова. Фактически в результате отставки Жукова формирование самостоятельных танковых соединений, соответствующих реалиям войны, было отложено до весны 1942 г., когда появились танковые корпуса. Оправдано резкое снижение размеров организационных структур танковых [156] войск может быть только кадровыми соображениями, когда через мелкое сито командования танковыми бригадами были просеяны будущие командиры танковых корпусов.
Некоторые решения Жукова действительно заставляют говорить о незаурядных способностях в области предвидения развития событий. Так, еще 4 июля 1941 г. он приказывает командующему войсками Северного фронта перебросить в район Красногвардейска (Гатчины) 1-ю танковую дивизию из района Кандалакши. Эта дивизия оказалась в районе Красногвардейска «роялем в кустах» в начале сентября 1941 г., когда немцы предприняли попытку пробиться к Ленинграду. Столь же провидческой стала переброска 10-го механизированного корпуса с Карельского перешейка в район Пушкина и Красногвардейска. Этот корпус, переформированный в армию, стал одним из основных участников сражения за Лужский рубеж в августе 1941 г. Замечу, что все эти решения были приняты еще до того, как немецкие подвижные соединения вышли к реке Луге. Жуков также успел до своего смещения отдать необходимые распоряжения относительно использования 34-й армии, сыгравшей важнейшую роль в сражении за Лужский рубеж. По большому счету, Ленинград спасли именно эти решения на посту начальника Генерального штаба, а не действия Жукова в период командования Ленинградским фронтом. Прибыв в Ленинград 9 сентября, Георгий Константинович лишь пожинал положительный результат своих же решений июля 1941 г.
Однако, когда Жуков возвращал танковую дивизию из Кандалакши, ему только предстояло заложить фундамент будущего успеха. Ему еще предстояло пережить разочарование в механизированных соединениях образца 1940 г. Вскоре после прибытия на Западный фронт он ввел в бой два комплектных и отмобилизованных [157] механизированных корпуса (5-й и 7-й мехкорпуса) под Лепелем в составе 20-й армии П. А. Курочкина, но контрудары не принесли ожидавшегося результата. Механизированные корпуса весной 1941 г. формировались по шаблону, сложившемуся летом 1940 г. и не претерпевшему изменений весной 1941 г. Став начальником Генерального штаба, он лишь увеличил их число. Однако мехкорпуса как инструмент ведения операций оказались не то чтобы совсем непригодными, но не оправдали возлагавшихся на них надежд. Точно так же, как Паганини играл на скрипке с лопнувшими струнами, Жуков был вынужден в июле, августе и осенью 1941 г. проводить операции без важнейшего инструмента ведения войны 1940-х годов – самостоятельных подвижных соединений. [158]
Кто и как готовил оборону Бельгии?
Одна из особенностей восприятия нами мировой истории в том, что она к нам повернута преимущественно той ее стороной, которая касается нашей страны. Мы лучше, полнее знаем исторические события отечественной истории. Несмотря на некоторые усилия убедить общественность в том, что Вторую мировую войну выиграл рядовой Райан, они не имеют решающего значения. Соответственно, мы знаем как светлые, так и темные стороны истории нашей Родины. История других стран известна точечно, схематично. Это вполне нормальное явление, но в связи с низким профессионализмом некоторых историков данный фактор стал оказывать отрицательное воздействие.
Я уже упрекал Владимира Богдановича в том, что он слабо знает историю военного планирования, мобилизации и развертывания других стран – участниц двух мировых войн. Он на полном серьезе вещал нам об уникальности подготовки к войне в СССР, в то время как принятые советским руководством меры были едва ли не обязательными для большинства стран – участниц войны. Имели место сходные обстоятельства, в которых принимались схожие решения. Изучение новейших работ В. Суворова показывает, что данный упрек относится практически ко всем темам, которые он затрагивает. Берется некое явление и с упоением описывается так, будто это есть неизбежное следствие «коммунистического режима» и деятельности лично Г. К. Жукова. [159] Однако и В. Суворова, так же как и, например, идейно близкого к нему В. Бешанова, можно упрекнуть в узости кругозора и ограниченности познаний. Пристально изучая историю войны, мы неизбежно наталкиваемся на целый ряд неприятных моментов: здесь не успели, здесь вовремя не подвезли, здесь подвезли, но не того калибра, здесь мост был заминирован, но взорвать не успели и т.д. Иногда это вырождается в истовое самобичевание, когда историк с упоением хлещет собственную страну в мазохистском экстазе, рассказывая про допущенные в прошлом просчеты.
Действительно, бывает иногда неприятно читать про события первых дней войны, на допущенные в это время просчеты, на игнорирование, казалось бы, очевидных решений. Про танки, оставшиеся без движения вследствие отсутствия запчастей, про запрет на перевозку пехоты на танках, про пресловутые «спящие аэродромы» и оставшиеся без боеприпасов ДОТы. Так можно нажить комплекс национальной неполноценности и начать причитать о «русских дураках» и «косоруких Иванах». Ограниченные люди ищут альтернативу комплексу национальной неполноценности в конспирологических теориях. Их можно условно разделить на две группы, характеризующиеся лозунгами «командиры предали!» и «у нас есть такие приборы, но мы вам их не покажем!».
Ранее Владимир Богданович примеривал на себя колпак спасителя отечества от комплекса национальной неполноценности по варианту «у нас есть такие приборы (но мы вам о них ничего не скажем)!». В качестве «прибора» выступал хитроумный план завоевания Европы. Логика в упрощенном виде была такая: мы, вообще-то, очень умные, но свой пытливый ум сосредоточили на плане советизации Европы и потому получились такие досадные просчеты в строительстве обороны страны. Но последнее время базовая концепция [160] начала меняться. При внимательном чтении книги «Беру свои слова обратно» выясняется, что В. Суворов берет обратно не только утверждения про гениальность Жукова, но еще ряд постулатов своей теории в ее каноническом изложении. В частности, были мягко отозваны тезисы про «демонстративные укрепления» на новой границе. Ранее утверждалось, что «линия Молотова» была имитацией:
«На строительстве «Линии Молотова» после прихода Жукова ничего к лучшему не изменилось. Наоборот, строительство некоторых укрепленных районов, например Брестского, было отнесено ко второй очереди (Анфилов, с. 166). Читателю, знакомому с советской действительностью, не надо объяснять значения слов «строительство второй очереди». На практике это означает почти полностью замороженное строительство. Но у этой медали есть и оборотная сторона. Именно о Брестском укрепленном районе известно больше, чем о других. В частности, из трофейных документов германского 48-го моторизованного корпуса известно, что у германского командования создавалось совсем другое впечатление: германские войска видели интенсивное строительство, которое не останавливалось ни днем ни ночью, причем ночами «русские строят свои доты при полном освещении». Как же это понимать? Ужели такие идиоты, что строительные площадки у самой границы полностью демаскируют каждую ночь полным освещением?! И как связать вместе «строительство второй очереди» и «день и ночь при полном освещении»?! Неужели демонстрация? Именно так. Мы еще не раз вернемся к строительству «линии Молотова», которую Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян охарактеризовал как «преднамеренная демонстрация»{57}. [161]
