И — нищеты единой два позора,-

Бредя в лучах, не зрели мы убора

Нетленных слав окрест,— одна тюрьма

Была двоим усталых вежд дрема

Под кущами единого Фавора.

Но ты во храм сияющий вошла;

А я один остался у притвора,

В кромешной тьме… И нет в устах укора,-

Но вс тобой светла моя хвала!

Одних Осанн мы два согласных xopa;

Мечты одной два трепетных крыла.

Мечты одной два трепетных крыла

И два плеча одной склоненной выи,

Мы понесли восторги огневые,

Всю боль земли и всю пронзенность зла.

В одном ярме, упорных два вола,

Мы плуг влекли чрез целины живые,

Доколь в страду и полдни полевые

Единого, щадя, не отпрягла

Хозяина прилежная забота.

Так двум была работой красота

Единая, как медь двойного сота.

И тению единого креста

Одних молитв слияли два полета

Мы, двух теней скорбящая чета.

Мы — двух теней скорбящая чета

Над сном теней Сновидца грезы сонной…

И снится нам: меж спящих благовонный

Мы алавастр несем к ногам Христа.

И спит народ, и стража у креста,

И пьян дремой предсмертной пригвожденный.

Но, преклонив к нам облик изможденный:

«В иные взят,— так молвит он,— места,

По Ком тоской болеете вы оба,

И не найдет для новых, горших мук

Умершего земли мятежной злоба.

Воскресшего не сдержит темный круг…»

И вот стоим, не разнимая рук,

Над мрамором божественного гроба.

Над мрамором божественного гроба

Стоим, склонясь: отверст святой ковчег,

Белеющий, как непорочный снег

Крылами вьюг разрытого сугроба

На высотах, где светов мать — Ниоба

Одела в лед свой каменный ночлег…

Отверст — и пуст. Лишь алых роз побег

Цветет в гробу. Глядим, дивяся, оба:

Ваяньями гробница увита,-

Всю Вакх заткал снаружи гроздьев силой

И стае птиц их отдал светлокрылой.

И знаем: плоть земли — гробница та…

Невеста, нам предстала ты могилой,

Где древняя почиет красота!

Где древняя почиет красота,

Ты, Дионис, гостей родной чужбины

Скрестил пути и праздновал гостины!

Из трех судеб разлукой отнята

Одна была. Два сорванных листа

Ты, сочетав, умчал в свои быстрины.

Трех прях прельстил и выпрял три судьбины,

Тобой благих явилась правота!

И, как пяте ответствует пята,

Когда один в священном пляшет круге

Иль звезд-сестер вращается чета,-

Исполнилась нецельных полнота!

И стали два святынь единых слуги,

Единых тайн двугласные уста.

Единых тайн двугласные уста,

Мы бросили довременное семя

В твои бразды, беременное Время,-

Иакха сев для вечери Христа;

И рдяных роз к подюжию Креста

Рассыпали пылающее бремя.

Так в пляске мы на лобной выси темя,

На страшные в венках взошли места.

Безвестная сердца слияла Кана;

Но крестная зияла в розах рана,

И страстный путь нам подвиг был страстной -

И духом плоть, и плотью дух — до гроба,

Где, сросшись вновь, как с корнем цвет родной,

Себе самим мы Сфинкс единый оба.

Себе самим мы Сфинкс единый оба,

Свой делим лик, закон свершая свой,-

Как жизнь и смерть. Мой свет и пламень твой

Кромешная не погребла чащоба.

Я был твой свет, ты — пламень мой. Утроба

Сырой земли дохнула: огневой

Росток угас… Я жадною листвой,

Змеясь, горю; ты светишь мной из гроба.

Ты ныне — свет; я твой пожар простер,

Пусть пали в прах зеленые первины

И в пепл истлел страстных дерев костер:

Впервые мы крылаты и едины,

Как огнь-глагол синайского куста;

Мы — две руки единого креста.

Мы — две руки единого креста;

На древо мук воздвигнутого Змия

Два древние крыла, два огневые.

Как чешуя текучих риз чиста!..

Как темная скрижаль была проста!

Дар тесных двух колец — ах, не в морские

Пурпурные струи! — огня стихия,

Бог-дух, в твои мы бросили уста!-

Да золото заветное расплавит

И сплавит вновь — Любовь, чье царство славит

Дубравы стон и пылкая смола!..

Бог-дух, тебе, земли креститель рдяный,

Излили сок медвяный, полднем пьяный,

Мы, два грозой зажженные ствола.

Сидящею на мраморном столпе

Явилась ты, на зов немых печалей,

         В селеньях грезы сонной;

И белый столп, над лугом вознесенный,

И снежный блеск одежд, и свет сандалий

Тебя приметной делали толпе.

Смеясь, хотела к низменной тропе

         Ты ринуться с колонны,

         Как ангел окрыленный:

Воздушной мы не верили стопе.

         Как облак, столп истаял:

Внезапней ты сошла, чем каждый чаял.

Был вестью утренней возвеселен

Кто хладный холм лобзал в ночи пасхальной,

         Когда святится славой

Невеста-Ночь, и, смертью смерть поправый,

Ей зрим Жених, и рвется погребальный

В могилах, на святых останках, лен.

Безмолвствуй, песнь! Воззревший ослеплен.

         Пой: благостны и правы,

         Любовь, твои уставы!

Несешь ты миро — камень отвален.

         Но в свете сокровенны,

Чьи новые тела цветут нетленны.

Склонилась, шепчешь мне: «Тебя вотще ль

Я наставленьем долгим наставляла

     В доверьи цельном Свету?

Из явных тайн моих простую эту

Еще ль разоблачить от покрывала

Ты медлишь робким сердцем,— и досель

Всё за холмом звучит моя свирель,

     Подруга Божью лету,

     Послушная обету

Тебя призвать в мой новый, светлый хмель?

     Вотще ль Христос родился

Во мне пред тем, как ты со мной простился?»

Склонилась ближе, шепчешь: «Умереть -

Знай: жизнь благословить. Земля — начало

     Любви. Тебе хваленье

Смерть, верная Земле,— богоявленье

Любви земной! Нас таинство венчало

Заветных Врат, чтоб нам в любви созреть

И всю победной славу лицезреть

     В бессмертном убеленье!

     Восславь же разделенье

Нетленной плоти с тем, чему сгореть

     Завещано любовью,

Чтоб любящим смеситься новой кровью».

Умолкла… Чу, всполох… Куда, куда,

Вы, белые?.. Ах, в древо золотое

      Укрылись — и на лоно