Сегодня последний день августа, лета 2004 года. И надо писать подобающе, да вспомнить про Августу, бабулю, много лет проработавшую в одной из больниц, числа которой не назову. Ни числа больницы, ни бабули.

Итак, Августа. Лет семьдесят при вероятном плюсе и не столь вероятном минусе. Одутловатое лицо буфетчицы, в которой навеки уснула совесть; заплывшие глазки. Рост был бы миниатюрным, но прилагательное неуместно из-за совокупного объема Августы. Халат ниспадает балахоном, весь в заплатах; рукава закатаны, сдобные локти скрещены на размытой грудобрюшной границе, где спит нерадивый, одинокий часовой в полосатой будке. Синие треники с лампасом, тонкие короткие ножки, пузо, плоскостопие. Талия - в области шеи, и то маскируется десятикратным подбородком. Брови насуплены.

Сиделка дореволюционного выпуска, прабабушка милосердия.

В случайной, но доверительной беседе со средним, сестринским, звеном, под звон мелкой посуды мне открыли, что бабушка Августа - сексуальный эксперт с колоссальным теоретическим и практическим опытом, которого продолжает безостановочно набираться.

Советчица во всех деликатных делах. Тантрическое божество с утиной походкой. Знает все.

Я был поражен и почти убит. А среднее звено было поражено и убито моим поражением. В моем понимании влечение к бабушке Августе занимало в перечне патологии место после зоо- и некрофилии. Или перед. Я не знал, как распорядиться информацией. Что же происходило, когда она обогащалась опытом? Ей читали все новые и новые стансы к Августе? Паралитики-пациенты? Профессура и доцентура? Ласкательно называли Августой Ондатровной? Чудны твои дела - нет, не повернется мой язык помянуть Господа всуе. Словечко-то какое: всуе; вполне подобает случаю.

Материнский Архетип в тренировочных штанах.