Отвратительной осенью того же года по неизвестной причине все население Карапета от младенцев до престарелого хана, всего восемьдесят два человека, погрузилось на шхуну и отчалило в неизвестном направлении, чтобы не причалить нигде и никогда.

Считается, что шхуну ошибочно (или безошибочно) торпедировала британская (или германская) субмарина, и ни у одного из современных военных историков нет сколько-нибудь убедительного опровержения этой гипотезы (см. И. И. Громов. "Военная хроника Карапетского генерал-майорства до наших дней").

Нынешнее свое название Днищево получило по имени революционного ученого, матроса и врача Петра Днищева, который с одним столовым ножом и карманным томиком собственных сочинений скрывался в этих диких местах в течение долгих семи месяцев, питался одними кореньями, грибами и травами и тем не менее так ни разу и не вышел из лесу. Он же, Днищев Петр, стал первым (по Спазману) пожизненным председателем молодой карапет-днищевской республики (КДР), переименованной затем в карапет-днищевский национальный округ, и заложил медицинский заповедник своего имени.

Склонный к скандальным неожиданностям современный военный историк

Цой Неведов утверждает, что этот, вероятно, очень мужественный человек был врачом-психофизиологом, демократом и профессиональным каторжанином, а революционным матросом стал в годы национальной борьбы, по собственной прихоти, иначе трудно объяснить, почему такой хмурый, воинственный и, чего греха таить, довольно кровожадный герой неожиданно изменил направление своей деятельности с вооруженной борьбы на здравоохранение подданных; но классическая версия Е. Д.

Спазмана гласит обратное: Днищев был полным ничтожеством, пока самоучкой не достиг вершин психофизиологии. Во всяком случае, памятник грязноватого гипса, воздвигнутый перед воротами клиники, изображал задумчивого человека в докторском халате и бескозырке, с младенцем у обнаженной, чрезмерно рельефной для мужчины груди и мечом в мощной руке. Надпись на постаменте гласила: "Петр Днищев.

Все другим". Точная дата, причина и факт смерти матроса, философа и врача остались неизвестными.

– Подведем итоги сегодняшних процедур, – сказал Евсей Давидович, осмотрел значок "Чемпион больницы" на лацкане халата, сцепил на столе пальцы узких рук, хищно шевельнул усиками и перевел ясный хмурый взгляд на подчиненных. Медики зашевелились, словно пустили по штилю своих внимательных голов рябь беспокойства, в результате которого из переднего ряда поднялась Зинаида Облавина, моложавая и по-хорошему усатенькая. Поднимаясь, она розовела и одергивала узкую юбку.

– Медицинская сводка дня, – шоколадно сказала она и мельком переглянулась с Юлей Голодовой, как переглядываются очень близкие люди: сестры, школьные подруги, влюбленные, придающие каждому ничтожному обстоятельству значение условного кода.

Юлия потупилась.

– В результате сегодняшних процедур было шокировано электрическим током четыреста человек, доведено до рвоты – тысяча семьсот, подвержено профилактическим уколам, ожогам и ушибам разной силы девять тысяч четыреста восемьдесят ненормальных, как было предусмотрено.

Спазман кивнул, наклонился и уставился на поединок своих узких пальцев.

– Нормализован молодой человек по фамилии Пипов. Вода бойлера, в котором он проходил очередное прогревание, чисто случайно перегрелась до ста градусов и к тому же…

– К тому же?

– К тому же бедняга случайно задвинул себя сверху чугунной крышкой и крепко затянул болтами. Это выяснилось посмертно, когда

Пипов сварился.

– Пипов – это не тот худой молодой мужчина с гипертрофией половых органов, который эксгибиционировал на лестнице и приглашал меня на чай? – вслух вспомнила Юлия и возложила одну свою оголенную, гладкую и, странным образом, малопривлекательную ногу на другую точно такую же.

– Да, тот самый юноша, уверенный в неотразимости своих прелестей, которого мы называли твоим женихом.

Шутливое настроение Юлии и Зинаиды передалось веселым шумком другим медикам, как вдруг все вздрогнули и втянули головы от щелчка главдоковской авторучки по столу. Веселье окоченело.

– Мне не совсем понятна ваша радость, – тонко сказал Спазман. -

Ведь если я вас правильно понял, блаженной памяти Пипов сварен насмерть.

Рдение замшевых щек Зинаиды сменилось зеленоватыми пятнами. Она не смела отвечать.

– Но тогда у вас получается, что в результате вашей деятельности

(нормализации) последовала смерть живого человека. Я вас правильно понял?

В зале собрания разразилась звуковая пустота, как будто действительно последовала одновременная смерть всех живых людей.

Кто-то перхнул.

– Я имела в виду не это, – на последнем издыхании своего мужества возразила Облавина. – Я только хотела сказать, что окончание жизни данного клиента (Пипова) совпало с окончанием полного курса его нормализации, что не удивительно. Ведь каждый человек не совсем нормален, следовательно – смертен.

Спазман сухопаро возвысился над столом, не поднимая взгляда и не размыкая рук, продолжающих свою борьбу на уровне гульфика. Жалкая апелляция Облавиной, похоже, повлияла на него не больше, чем горсть гороха, брошенная в танк. Он зашелестел своим гипнотическим тенором, словно разворачивая под потолок бесконечный свиток папируса.

– Целью нашей деятельности является не смерть, что было бы просто смешно, как дублирование функций природы, а нечто совершенно противоположное. Вот!

Он судорожно вобрал в себя воздух, правой рукой достал из кармана несколько писем и ударил по ним ногтями левой руки.

– Нам пишут благодарные родственники бывших пациентов: "Недавно мы узнали, что наш любимый отец, муж и брат серьезно болен раком, и очень встревожились. Специалисты объяснили нам, что заболевание папы смертельное и может охватить всю семью, если от него не избавиться.

Что делать? Мы любим мужа".

Здесь доктор молча пошевелил губами, наверное, пропуская часть текста как бессмыслицу.

– "И вот, после вашего трогательного выступления, в котором вы пообещали избавить кого угодно от кого и чего угодно, мы решили, что хуже быть уже не может, и доставили брата к вам". Тут идет немного ерунды о том, как они все страшно нервничали. Кому это нужно? "И вот, несмотря на то, что мы вам нисколько, Евсей Давидович, не верили, теперь у брата нет рака, пьянства, курения, дурного характера и многих других недостатков, о которых мы не смели и упомянуть. Вы, дядя Евсей, настоящий чародей, – теперь папа совершенно нормален и нисколько нам не в тягость. Мы даже иногда поплакиваем".

Множество подобных откликов от семей бывших параноиков, тунеядцев, педерастов и многих, многих других бывших ненормалов, прошедших через наши профессиональные руки. Все с выражением благодарности, причем иногда подсовывают в конверт деньги, которые приходится с негодованием возвращать. Но есть другие, тревожные отклики, и я их тоже принес. Вот, пишет здесь одна, что от ее сына пропал совсем прочный свитер, который якобы не вернули наши сотрудники, хотя все наши девочки утверждают обратное, но это еще полбеды. А вот и полная беда. Одна героиня, которая так и подписалась "героиня педагогического труда", пишет, что во времена ее молодости хотя и мучили людей, но точно знали о них, что они нехороши. А за что отрезали руки ее племяннице, которая ни разу не украла, работая продавцом? А дальше здесь идет такое, что просто жутко читать, такие площадные угрозы, что предпочитаю по-джентльменски о них умолчать. Хорошо еще, что у нее нет никаких доказательств наших злоупотреблений, а документация приема и нормализации пациентов благодаря Юлечке Голодовой у нас поддерживается в образцовом порядке. Не подкопаешься. И теперь я начинаю догадываться, откуда просачиваются такие подлые сведенья! От наших же ведущих специалистов, которые, кажется, должны были бы знать принципы Днищева так, чтобы вскочить и отчеканить их среди ночи. Они сочатся от уважаемой Зинаиды Тихоновны!