Подготовиться ко встрече с главным бухгалтером казино стоило основательно, поэтому Панин скоро выяснил у сотрудников, что Иван Давыдович Макаров человек сложный, как говорится – старой закалки, любит изображать честность и порядочность. «Мы тоже изобразим что-нибудь в этом роде», – заключил Геночка, уверенно входя в кабинет главного бухгалтера. За столом хмурой скалой возвышался Макаров.
– И как это вас понять, деточка? Вы здесь без году неделя, а уже назначаете мне деловые свидания… – привстал Иван Давыдович и протянул руку для пожатия.
– Извините за опоздание, Иван Давыдович. Попытаюсь вас долго не задерживать. – Геночка держался бодрячком.
Узкие серые брюки. Голубой гольф. Клубный пиджак. Все это прекрасно сидело на его гибкой фигуре.
– Я хотел лишь сделать наше знакомство, как выражаются французы, – улыбнулся Панин.
Напористость не то чтобы удивила Макарова – он опешил. А это происходило с ним не часто.
– Ну что ж. Это даже интересная методика знакомства. Полина Витальевна, моя секретарша, передала мне вашу записку. Там речь идет о какой-то концепции. – Он старательно выделил последнее слово. – Объясните старику. Мы в университетах не обучались. Что вы имеете в виду?
– Дел море, планов громадье, – продолжал Панин в своей развязной манере. – Скорее, я имел в виду вашу концепцию. Вы, как сказал Петр Ильич, его правая рука, – не задумываясь, врал Панин. – Хочу увидеть ситуацию вашими глазами.
Геночка был закоренелым «психологом».
– Забавно, забавно, – проквакал Макаров. – Собеседник показался ему симпатичным. – Хорошо. Моими глазами, говорите. Что ж. По какому принципу я, по вашему мнению, распределяю тронк?
– Разумеется, по принципу справедливости… – не задумываясь, выпалил Панин.
– Правильно, деточка. Но не для всякого! Вам, например, в принцип справедливости верить не обязательно, но швейцар у входа в казино должен в него верить свято, – многозначительно выпятил толстую губу Макаров. – А что касается всех этих штучек – эгалите, либерте, фратерните… французских, между прочим, – так это все выдумки бездельников типа Монтескье. Кстати, вы знаете – этот господин был большим знатоком рулетки? Так вот о справедливости. – Макаров взял инициативу в свои руки. – У каждого организма, как говорится, своя механизма, Геннадий…
– Георгиевич, – добавил Панин и осклабился.
Эта пошлая шутка была ему хорошо известна.
– Так вот, деточка. Я изучил и организм, и механизм. Поэтому именно я контролирую эту сферу деятельности. Такая у меня обязанность. Она нигде не записана, но я главный человек в вопросах финансов. Думаю, что этот вопрос закрыт?
Иван Давыдович имел привычку говорить мягко, но в какой-то момент разговора собеседник ощущал на себе неподъемную массу макаровского влияния и веса. Так случилось и с Паниным.
«Да, дядя не такой уж простой бегемот…»
– И напоследок. Рекомендую быть внимательным к клиентам, которым очень везет. Таких надо беречь, холить и лелеять. Это значит, что выпускать человека, сорвавшего банк, в ночь не рекомендуется – с ним могут случиться самые неприятные вещи. Так что пусть лучше он веселится у нас. Вы познакомитесь с моей гвардией. С обоймой, так сказать. Прошу ее не обижать!
– Иван Давыдович, позвольте внести предложение? – Панин быстро занял позицию примерного ученика, что понравилось Макарову.
– Разумеется. Инициатива, конечно, наказуема, но не всякая. – Толстым пальцем Иван Давыдович пытался выковырять что-то из уха.
– В солидных казино мира существует система бонусов. В Москве такого нет, – продолжал наивничать Панин.
– Вот те раз! Детка, не рассказывайте мне сказки. В прошлом месяце «Синдерелла», например, даже успела завязать с вашими бонусами, и по-моему навсегда.
– И в чем же причина такой немилости? – Панин казался удивленным.
– Представьте себе, их стали раздевать студенты! – Макаров любил чувствовать себя победителем. – За вход в казино брали десять баксов с человека и выдавали взамен три фишки по пять баксов каждая. Одна фишка была льготная. Но входные фишки можно было использовать только в игре. По виду они отличались от обычных пятидолларовых фишек, которые обменивались в кассе на деньги. Система студентов была до гениальности проста: они приходили большими компаниями, наверняка организатор платил приглашенным, что-нибудь не больше доллара за визит, и играли на равные шансы в рулетку. Понятно, красное-черное, чет-нечет, ставя на противоположные комбинации. Если не выпадало «зеро», половину фишек удавалось обналичить за один удар: проигрыш одного компенсировался выигрышем другого, а выигравший получал настоящие фишки вместо входных! Каково, а?! – Иван Давыдович радовался, как будто он сам в числе студентов получал по доллару за каждый такой визит.
– И что?
– А ничего. Порвали парус. Администрация нашей «Синдереллы» попыталась даже бороться с этой напастью. Стали при игре на равные шансы с использованием входных фишек выплачивать выигрыш той же монетой. Но студенты не сдались и начали ставить на все три дюжины или на все три колонны, что опять обеспечивало нулевую сумму дохода по всем ставкам при невыпадении «зеро». Вот как бывает… В конце концов, «Синдерелла» признала себя побежденной и столь привлекательная льгота, как лишняя фишка при входе, была отменена. Российская действительность в очередной раз опровергла мировую практику. Так что, детка, не надо меня поить микстурой от запора. Она давно протухла, как сказали бы у нас в Одессе. – Макаров снисходительно кивнул.
– Совершенно верно, Иван Давыдович. – Панин не унимался. – Я не раз слышал, что в России эта практика идет на убыль, потому что не выдерживает натиска со стороны изобретательных российских граждан, многие из которых имеют хорошее математическое образование. – Он многозначительно посмотрел на Макарова. – К чему, возникает вопрос, такая расточительность? Тем более для нас. Вход у нас бесплатный. Играют только гости отеля, члены клуба и их протеже, насколько я понял. И привлекать их особо не надо, в чем большая заслуга Петра Ильича. Но раз сама идея бонуса существует, то ее можно приспособить к любой ситуации. Как, спросите вы? Ответ – проще не бывает. Бонус выдается не каждому, а выборочно – прежде всего состоятельным лохам…