Упорно сохраняя дистанцию, Санча вместе с графом проследовала по лабиринту улиц и переулков назад к каналу. К ее удивлению, они вышли туда, где их ожидал в моторной лодке Паоло, слуга и телохранитель.

Увидев Санчу с графом, он привычно вытянулся – весь внимание.

– Доставь, пожалуйста, мисс Форрест, куда ей надо, Паоло, – проговорил граф ровным голосом. – Я доберусь домой самостоятельно.

– Разве вы не собираетесь возвращаться в палаццо, синьор? – вопросительно сдвинул брови Паоло.

Глаза графа потемнели.

– Я сказал, чтобы ты отвез мисс Форрест домой, – отрезал он. – До свидания, синьорина, – поклонился он Санче и растворился в ночной темноте, очевидно, нисколько не беспокоясь о собственной безопасности…

В последующие несколько дней у Санчи было достаточно времени, чтобы основательно поразмышлять над событиями того памятного вечера и поломать голову над вопросами о значении случившегося. Прежде всего она упрекала себя за то, что приняла приглашение графа, но вместе с тем она не могла не признать, что отдельные эпизоды доставили ей удовольствие, и ничего не имела против, чтобы их повторить. Однако Санча была достаточно умна и не строила иллюзий, понимая, что для графа она не больше, чем очередная красивая молодая женщина, которая своим поведением разожгла в нем мужское любопытство. Паоло, безусловно, удивило их внезапное расставание, и Санча думала над тем, что он имел в виду, спрашивая графа, не намерен ли тот отправиться в палаццо. В итоге всех этих размышлений она пришла к неутешительному выводу, что граф планировал вернуться домой вместе с ней. О дальнейших его намерениях думать Санче не хотелось. Было лучше ограничиться предположением, что она разрушила любые замыслы графа на этот счет, отказавшись уступить его, несомненно, чрезвычайно искусному ухаживанию, и больше не строить догадок о возможном финале того вечера. И теперь всякий раз по окончании работы Санча выходила из здания редакции с тревожно бьющимся сердцем, однако граф не показывался.

К концу недели Санча почти совсем успокоилась. Перестала она особенно волноваться и по поводу неверности Эдуардо. Выслушав его объяснение, Санча до известной степени смирилась с ситуацией; во всяком случае, дядя и племянница дружески беседовали по пути к загородному дому.

Тетя Элизабет радостно встретила мужа и Санчу, на руках резиновые перчатки, перепачканные землей.

– Ты никогда не угадаешь, Эдуардо, что я получила, – воскликнула она. – Приглашение от семьи Бернадино на званый ужин.

Эдуардо ослабил узел галстука и расстегнул ворот рубашки.

– От Бернадино? – переспросил он с очевидной почтительностью. – Разве мы так близко с ними знакомы?

Элизабет, пожав плечами, прошла вместе с ними в низкую светлую гостиную, где преобладали голубые и зеленые пастельные тона.

– Ну, я знаю графиню достаточно хорошо. Она посещает некоторые коллективные игры в бридж, где бываю и я. Но мне кажется, я никогда не встречалась с ее мужем. А тебе приходилось?

– С графом Бернадино? Нет, с ним я не знаком, – отрицательно покачал головой Эдуардо. – Конечно, как и многие, я знаю его в лицо. Но он вращается в совершенно других кругах, чем редактор какого-то журнала. Крупный собственник и журнальный работник не часто стоят друг с другом на цриятельекой ноге.

Санча бросилась в мягкое кресло, обитое голубой кожей, обмахиваясь рукой. Вечер был очень теплый, и хотя легкий ветерок шевелил кроны кипарисов, обступивших лужайку перед домом, он не проникал в комнату.

Санча почти не слушала, о чем говорили дядя с тетей. Голова у нее была слишком занята собственными мыслями, которые в основном касались будущей статьи. Она сознательно прекратила всякие умозрительные спекуляции относительно вероятных мотивов графа Малатесты.

– У тебя на этой неделе все обстояло благополучно? – спросила Элизабет ласково племянницу. – Ты выглядишь довольно бледной и утомленной. По-видимому, Эдуардо перегружает тебя работой.

– О нет, нисколько, – с усилием улыбнулась Санча. – Скорее всего сказывается жара. Пожалуй, я перед ужином приму душ.

– Ты слышала, Санча, о чем мы говорили? – поинтересовалась тетя.

– Нет. О чем же? – повернулась Санча у двери.

– Завтра вечером мы приглашены на ужин к Бёрнадино.

– А кто они такие? – сдвинула брови Санча.

– Речь идет о графе и графине Бернадино, – вмешался Эдуардо. – Они живут возле озера в большом доме, мимо которого мы проезжаем по дороге сюда. По-моему, я тебе этот дом показывал.

Санча попыталась вспомнить.

– Ты имеешь в виду тот самый, с собственным причалом, где какие-то люди катались на водных лыжах?

– Вот именно, – кивнул дядя. – Очень состоятельная семья. У них, как мне кажется, два сына и дочь, которой около шестнадцати лет. Думаю, тебе там понравится.

– Звучит действительно заманчиво, – согласилась Санча, улыбаясь и приподнимая темные брови. – Вы с ними близко знакомы?

Элизабет отрицательно покачала головой.

– Я знаю только графиню. Но, очевидно, они прослышали, что ты в выходные дни бываешь у нас, и решили немного развлечь тебя. Во всяком случае, я уверена, что вечер обогатит тебя новыми впечатлениями.

– Не сомневаюсь.

Санча не разделяла тетиных восторгов. Приемы и вечеринки, которые Элизабет часто устраивала для нее, были ненужной роскошью. И вилла, и озеро, и окружающая природа вполне удовлетворяли Санчу, которой ничто не доставляло большего удовольствия, чем возможность позагорать на веранде или поплавать в теплой прозрачной воде озера Бетульи.

И все-таки следующим вечером она нарядилась для предстоящего званого ужина с особым старанием. Тетя Элизабет весь день пребывала в состоянии лихорадочного ожидания, заразив своим настроением Санчу.

Поэтому девушка долгое время перебирала свой гардероб, решая, что надеть.

В конце концов она остановила выбор на длинном темно-фиолетовом шелковом платье, которое купила в первую получку. Лиф с глубоким вырезом спереди выгодно выделял развитую девичью грудь, широкие рукава сужались к запястьям и заканчивались кружевными оборками. Они выглядели очень консервативными в сравнении с довольно рискованным декольте. Прямая до щиколоток юбка особенно подчеркивала гибкую стройность ее высокой тонкой фигуры, придавая девушке более взрослый вид. Тщательно вымытые волосы свободно падали на плечи, почти скрывая от взоров серьги в виде тонких золотых обручей.

Когда Санча вошла в гостиную, она застала там Эдуарде уже одетого и очень красивого в своем смокинге. В ожидании женщин он наслаждался коктейлем, но увидев Санчу, с удивлением уставился на нее.

– Ну и ну, – проговорил он с восхищением. – Неужели это тот самый робкий младший репортер из моей редакции?

Санча коротко рассмеялась. От слов Эдуардо ей стало радостно; она почувствовала себя элегантной и красивой, и какое это было прекрасное чувство.

– По-твоему, оно ничего? – спросила Санча, осматривая платье.

Эдуардо допил коктейль, встал и обошел несколько раз племянницу.

– Да, – заметил он. – Твой наряд, по-моему, очень хорош. Уверен, что тетя со мной согласится.

– А там соберется много гостей? – спросила успокоившаяся Санча.

– У Бернадино? – пожал плечами Эдуардо. – Двадцать или двадцать пять человек. Точно я не знаю.

– Так много? – испугалась Санча.

– Моя дорогая племянница, – улыбнулся дядя. – Если кто-то знаком хотя бы с одним человеком в целой толпе, ему уже нет надобности чувствовать себя совершенно чужим.

В этот момент в комнату вошла тетя Элизабет, стройная и привлекательная в своем платье из серебряной парчи.

– О, ты выглядишь просто великолепно, – сказала она, любуясь туалетом племянницы. – Я сильно волнуюсь, а ты? Эдуардо, ты уже готов?

Дядя щелкнул каблуками и шутливо-изысканно склонил голову.

– Разумеется, сударыни, – проговорил он учтиво, и Санча изумилась его умению держать себя так естественно, несмотря ни на что. Разве совесть никогда не доставляла ему хлопот, или, быть может, он был убежден, что не совершает ничего предосудительного? Точно сказать Санча не могла, но, по крайней мере, при таком поведении дяди ей было легче жить.