— Куда? — поднял голову Юргис.

— Туда, к святому Яну, где прошлый раз воевали.

Юргис стал сгибать и разгибать проволоку. Наконец она переломилась. Он посмотрел на её концы и сказал:

— А зачем? Опять воевать?

— Не знаю. А только он сказал: очень нужно. В девять часов. Придёте?

Юргис показал концом проволоки на маленького длинноносого Пятраса, который сидел на корточках и строгал что-то перочинным ножом.

— Пятрас! Ты начальник штаба. Что скажешь?

Пятрас почесал рукояткой ножика за ухом:

— Я думаю, раз он зовёт, надо идти.

— А зачем? — вмешался долговязый Владек. — Надо сначала сделать разведку.

— Ничего не надо.

— Нет, надо!

В нише поднялся шум.

— Тише! — крикнул Юргис и обернулся к Онуте. — А как он сказал приходить: с оружием или без оружия?

Онуте растерялась:

— Не знаю… не сказал…

Юргис подумал:

— Хорошо, Онуте, скажи: придём. Висо гяро! (Всего хорошего!)

Онуте вышла из штаба и стала бегом спускаться с горы.

Под горой стоял красивый белый дом. Онуте подошла к его нарядному подъезду. Возле украшенного колоннами крыльца возвышалась груда мусора. Женщины-маляры красили фундамент в голубой цвет. Всё остальное — стены, колонны, карнизы, — всё уже было побелено и сверкало на солнце.

Человек в военной гимнастёрке что-то говорил малярам. Он показался Онуте похожим на товарища Шимкуса, который до войны был директором Дворца пионеров. Только у директора были две руки, а у этого одна. Левый рукав у него был пустой.

Человек обернулся, и Онуте замерла. Так и есть! Это он!

— Товарищ Шимкус, — подбежала она к нему, — товарищ Шимкус, вы меня не помните? Я ходила сюда раньше, до войны… Только я тогда была маленькой.

Товарищ Шимкус пристально посмотрел на, Онуте:

— Тогда много ребят ходило, девочка… Как твоя фамилия?

— Онуте… Онуте Петраускайте.

— Петраускайте? — удивился директор. — Как же, как же, помню. Какая ты стала большая! — Он взял Онуте за руку. — А что с твоим папой? Он… не вернулся?

— Нет, товарищ Шимкус. Он, наверно, погиб, товарищ Шимкус, — тихо ответила Онуте.

Товарищ Шимкус погладил Онуте по спине:

— Не надо так говорить, девочка. Не такой человек твой отец, чтобы пропасть, — Он помолчал, потом показал на свежепокрашенный дом: — Видишь? Вот скоро откроемся. Приходи! И ребят приводи. Наладим работу, как раньше.

Онуте посмотрела на голубой фундамент и тихо сказала:

— А вы знаете, товарищ Шимкус, я тут сидела при фашистах.

— Ты?.. Где?

— Тут… В «комнате сказок». Они меня били… но я им ничего не сказала…

Директор неловко, одной рукой обнял Онуте:

— Ничего, Оняле! Мы, Оняле, снова сделаем здесь «комнату сказок». Ещё лучшую, чем раньше, вот увидишь!..

А Миша тем временем пробирался по дебрям Страшун-улицы.

Теперь ему страшней было, чем в первый раз. Тогда он ещё ничего не знал. А теперь он уже слишком хорошо знал, куда делись шестьдесят тысяч человек, которые были собраны здесь, в этих тесных каменных закоулках.

Он опасливо озирается по сторонам. Время от времени он поднимает руку ко рту и кричит!

— Бронек! Юзек!

Ответа нет. Только «каменное» эхо всякий раз глухо отзывается и пропадает где-то там, за развалинами.

— Бронек! Юзек!

Тишина. Угрюмые развалины словно тесней сдвигаются вокруг Миши. Страх начинает одолевать его.

Ему хочется вырваться отсюда, выйти на просторную, большую улицу. Но отступать нельзя. И он всё зовёт:

— Бронек! Юзек!

Наконец в переулке раздался пронзительный свист. В проломе разбитой стены показался Бронек. Придерживая каску, он ловко скатился с груды кирпичей:

— Москва! Дзень добрый, Москва!

Миша обрадовался:

— Бронек, а я тебя ищу. Кричу, кричу…

Он взял Бронека за руку. В тёмном переулке сразу стало как-то уютней.

— Бронек, приходи завтра. Понимаешь, завтра! Туда, к стене, ладно?

«Пан поручник» кивнул головой и вытер нос рукавом:

— А для чего?

— Я тогда скажу… когда придёте. Только все приходите, все… В девять часов.

— Все хлопцы? — переспросил Бронек.

— Все, — подхватил Миша, — все хлопцы. Много хлопцев.

— Добже, — сказал Бронек. Он сунул два пальца в рот и свистнул.

Но Миша не ударил лицом в грязь Он тоже сунул пальцы в рот, и ещё более пронзительным свист прокатился по дебрям Страшун-улицы. «Пан поручник» даже каску приподнял от восторга.

…Миша вернулся домой озабоченный. Выйдет-ли всё, как он задумал? Вот он хочет собрать тридцать ребят, а будут ли они его слушаться? Сможет ли он с ними сговориться, если он даже; языка их не знает?

Всё это очень заботило его. Но отступать уже было поздно.

С трудом он дождался завтрашнего утра. В девятом часу он уже был у Онуте:

— Онуте, пошли!

— Куда уводишь Аннушку, москвич? — спросил дядя Корней.

— Мы ненадолго, дядя Корней… Пойдём, Онуте.

Они вышли за ворота и чуть ли не бегом пустились к монастырской стене. Было хмурое, гуманное утро. В тумане смутно различалась колокольня святого Яна. Миша забеспокоился:

— А вдруг дождь?

Онуте посмотрела на пасмурное небо:

— Ни… дождя не будет.

Они прибавили шагу. Вот и монастырская стена. Там никого не было. Миша обернулся к Онуте:

— Видишь — никого? Видишь?

Онуте развела руками:

— Не знаю… Сказали — придут.

— И Бронек сказал. — Миша помолчал. — А может, у них часов нет?

— Ни… часов нима.

Это немного успокоило его. Он стал прохаживаться взад-вперёд вдоль стены. Время тянулось медленно. Туман понемногу рассеивался. Процокал извозчик. Прокатил грузовик с красноармейцами…

— Уже, наверно, десять, — уныло сказал Миша.

Но тут из-за поворота показался Юргис. Он чётко отшлёпывал босыми пятками по каменным плитам и, размахивая руками, командовал по-литовски:

— Вьенс, ду… Вьенс, ду… (Раз, два…)

А за ним так же чётко, в ногу, вышагивало десятка полтора ребят: Антанас, Владек, Пятрас и другие. В руках у них были штыки, деревянные сабли, ружья, самопалы. Пятрас катил за собой на верёвочке «станковый пулемёт».

— Идут, идут! — закричал Миша и кинулся к ним навстречу.

— Сток! — скомандовал Юргис. И ребята в лад стукнули пятками.

Тут и с другого конца улицы показались ребята.

Миша оглянулся.

Это шёл отряд Бронека. Сам Бронек шагал впереди, рядом с ним — его «адъютанты» Юзек и Янек, а за ними — остальные ребята.

Миша кинулся к ним. Но они, завидев Юргиса с его ребятами, остановились.

Бронек подошёл к Мише:

— Вот, Москва. Цо, знова война?

— Нет, никакой войны не будет, — сказал Миша. — Мы все пойдём туда, на Зверинец.

— А для чего?

— Потом… Как придём туда, я и скажу.

Миша был доволен. Дело налаживалось: ребята пришли, да и погода стала хорошая.

— Ребята, становитесь, давайте все вместе!

Миша волновался.

Тут неожиданно показался дядя Корней. Рядом с ним семенил Зелёненький.

— Это что за дивизии тут выстроились? — спросил дядя Корней. — Никак, опять воевать?

— Нет, не воевать, дядя Корней, — отозвался Миша.

— Ну, коли так, возьмите Зеличка с собой. Пусть погуляет. А то ему скучно всё с большими. Возьми его, Аннушка.

Онуте взяла Зеличка за руку. Ребята двинулись вдоль улицы. Скоро они миновали новый мост и остановились у печальных развалин дома Онуте Петраускайте.