— Но что вы узнали?
— Почти ничего. Только начало формулы. Мартолл считает, что этого слишком мало. Но что поделаешь: его стукнули именно по той части головы, по которой не следовало. Я хочу дать вам послушать одну запись и показать то, чего мы добились сегодня. — И Макс включил стереофон, в который еще по дороге вставил кассету Рокара…
— Я был у министра, — мрачно сказал комиссар Брин, когда на следующий день Макс Карти вошел к нему в кабинет. — Заварил кашу ты, а расхлебывать ее приходится мне. На кой черт ты связался с этими экологами? Теперь тебя обвиняют в разглашении служебных тайн. Не понимаешь, чем это пахнет?
— Мартолл — депутат парламента. Он с полным правом получит у полиции интересующую его информацию, — парировал Карти.
— Расскажи это министру, — буркнул Брин.
— Разве я не прав?
— Прав, — неохотно согласился комиссар. — Но Мартолл нарушил все формальности. Он мог сделать запрос в парламенте как положено. А вместо этого ты давал ему информацию напрямую, через голову министра и в обход целой кучи начальников. Этого тебе никто не простит.
— Тем более, — усмехнулся Макс, — что не так давно наш министр дважды сажал Герберта Мартолла в тюрьму «за участие в беспорядках» и трижды штрафовал на большую сумму. И никак не привыкнет к его нынешней депутатской неприкосновенности.
— Вот именно, — согласился Брин и напомнил: — А у Баркаша депутатского мандата нет. И вообще, с точки зрения коллег из политической полиции, он сомнительная личность.
— Эта «сомнительная личность» больше любого другого помогла мне разобраться в убийстве Арно, с его помощью я узнал о таинственной цепочке смертей в вычислительном центре, — вспылил Карти. — Работай с таким же рвением политическая полиция, желай она действительно служить республике, мы давно положили бы конец беззакониям.
— Не читай мне лекций! — грохнул по столу кулаком комиссар. И тут же сознался тихо: — Мне и самому противно, да что делать…
— А «Всемирная элита»?..
— Об этом не будем, — перебил Брин. — Политическая полиция просила не влезать в сферу ее компетенции. Хотя кое-что я могу тебе рассказать. Тебе ведь некогда было заниматься специальным вычислительным центром, а мне удалось выяснить некоторые подробности. Так вот, этот самый вычислительный центр очень во многом работает на Декстера. Виктор Дорм был его человеком, но… банально проворовался. Когда Декстер или же его приближенные уличили Дорма в этом, он понял, что ничего хорошего ему ждать не приходится. И, не раздумывая слишком долго, выбросился в окно, сам того не зная, что подводит этим своего шефа. Ведь на его место-то назначили человека со стороны, никакого отношения к Декстеру не имеющего, да к тому же еще и принципиального. Вот и пришлось его потихоньку убрать.
Но опять не повезло Декстеру — назначили Рокара. Так что, как видишь, власть-то этого представителя «Всемирной элиты» не на все и не на всех распространяется. Мало того что этот Рокар тоже оказался человеком неподкупным, так еще и много думающим. Сумел он, как ты сам из записи знаешь, разобраться хотя и не во всем, но во многом. Но думаю, не это было основной причиной того, что его тоже устранили, а то, что был он знаком с Арно. Не знаю уж, успел он предупредить о чем-то изобретателя или нет, это мы с тобой только гадать можем. Хотя, думается, чего его и предупреждать-то было? Он ведь больше о деньгах думал, чем об общей пользе. И на чем они с Декстером не сошлись, как не сторговались — ума не приложу…
Короче, убирать Рокара у Декстера причин хватало… Карро же, судя по всему, как раз то, что Декстеру и нужно было, его человек… Теперь он за специальный вычислительный центр может не беспокоиться. Но и нам к нему подступиться еще труднее стало… Да и не наше это дело, честно говоря, в этом коллеги из политической полиции правы… Короче, рассказал я тебе, что сам сумел установить, и забудь об этом деле, не по зубам оно тебе, да и мне. Забудь… Это даже не совет, а приказ…
В кабинете наступило молчание. Брину где-то в глубине души было стыдно говорить все это инспектору, который, конечно же, сам многое понимал. Карти же было просто мерзко от своего бессилия.
— Тебя хотели уволить, — раздался наконец голос комиссара. — Но я уперся: у старика Брина все-таки есть кое-какие связи. Однако, прошу тебя, поезжай в горы. Кататься на лыжах. И чтобы месяц здесь носа не показывал. А там, глядишь, постепенно все забудется…
— Хорошо, — согласился Карти. — Но я прошу вас обеспечить охрану профессору Мартоллу. Боюсь, что его знаний вполне достаточно, чтобы его решили убрать.
— Это, славу богу, в пределах моей компетенции, — довольно хмыкнул комиссар. — Обещаю, ничего с твоим ученым другом не случится. Кстати, намекни-ка ему, что можно поднять скандал. Только чтобы не ссылался ни на тебя, ни на меня. Пусть сделает запрос в парламенте по всей форме, и пусть Баркаш обнародует все, что у него есть. Это поможет и им и нам. — Брин засмеялся. — А сейчас иди, и чтобы завтра же духу твоего здесь не было.
Попрощавшись с комиссаром, Карти пошел к себе, сел за стол, обхватил голову руками и поморщился, словно от приступа зубной боли. На душе все так же было муторно и противно.
— Да брось, Макс, не расстраивайся. — Баркаш хлопнул его по плечу. — Не так уж все плохо.
Они сидели в кабинете журналиста. На письменном столе высился ворох еще не разобранных газетных вырезок, черновиков и блокнотов.
— Ты, Макс, сделал все, что мог. Я — тоже. А Мартолл, а ваш Брин? Все мы старались в меру своих возможностей. И сообща мы добились главного — этим мерзавцам не удалось и не удастся похоронить идею Арно, не удалось замолчать открытие. Пусть через несколько лет, но секрет формулы Арно откроют. Ведь главное — что прецедент был, что такое возможно! И значит — мы победили.
— Все равно все мерзко и стыдно, — честно признался Карти.
В дверях кабинета показалась массивная седая голова профессора Мартолла.
— А, Герберт, очень рад вас видеть, — поднялся навстречу Баркаш. — Вот думаем, что делать дальше.
Профессор вежливо поздоровался.
— Не думайте, Петер, что все это пройдет для них даром. Завтра же группа депутатов собирается внести запрос в парламент. Раз уж мы твердим о демократии, так надо показать ее в действии. К нам присоединяются левые партии…
— Кстати, насчет печати, — сказал Карти. — Не кажется ли вам, что пора рассказать в солидной газете обо всем, что вам известно? Ведь эта международная банда очень опасна. Декстер просто не может не знать, что вы располагаете сведениями, о которых, по его мнению, не должен знать никто. А если они станут достоянием гласности…
— То Декстеру и «Всемирной элите» уже не будет смысла связываться с профессором Мартоллом, — подхватил Баркаш. — Да, это так. Только кто опубликует нашу статью? Даже моя газета не решится, боюсь… Пожалуй, я обращусь в «Ежедневную рабочую газету». Им Декстера бояться нечего. Они поддерживали меня и раньше. Думаю, не подведут и на этот раз.
— Ты прав, — согласился Макс. — И еще одна вещь… Для убедительности наверняка потребуются точные факты. Смело ссылайся на меня. Как-нибудь переживу…
— А я поставлю под статьей и свою подпись, — сказал Мартолл. — Так будет убедительнее.
Статью Баркаша и профессора Карти прочитал уже в горах. Кончалась она такими словами:
«Ученые мира! Вам, вашему таланту и знаниям вручаем мы начало формулы талантливого изобретателя, открывшего тайну, способную изменить мир, сделать его лучше и чище. Не позволяйте декстерам и шарцам похоронить ее, как они делали уже не раз. Ведь они настолько ослеплены своей жадностью, что не видят, к краю какой пропасти катятся, увлекая за собой остальных».
Два месяца спустя Макс Карти, тщательно выбритый, причесанный и наглаженный, входил с букетом роз в хорошо знакомый ему особняк. Хозяйка, чмокнув его в щеку, увлекла за собой в гостиную.
— Представь меня вашему другу, Луиза, — сказал один из гостей, стоявший у бара. — Я, признаться, много о нем наслышан.