Наша судьба – предаваться иллюзиям и заставлять других поддаваться им. Все мы лжем! Только одни делают это как попало, непоследовательно, и сбиваются с пути; другим же кажется, что они знают дорогу, но они идут прямо к цели, не переставая лгать, придерживаясь определенной системы. Я хочу принадлежать к последним».
Впервые мы видим загадочную комедиантку в 1772 г. в Париже. Там в это время появилась взявшаяся неизвестно откуда некая княжна Али Эметтэ Влодомирская, со странным именем и фамилией, представлявшими смесь персидского со славянским. Она была молода, красива, а главное грациозна, с пепельными волосами, как у Елизаветы, и такими же как у нее глазами, менявшими оттенки. То голубые, то черные, они придавали особенное выражение ее физиономии – какой-то сказочный отпечаток, лежавший на всей ее личности, также как на ее судьбе. Манеры у нее были прекрасные, и она, по-видимому, получила хорошее образование. Она выдавала себя – или ее выдавали – за черкешенку, племянницу богатейшего персидского сановника. Ее сопровождала многочисленная свита, в которой на первом плане стояли два немца: барон фон Эмбс, игравший авторитетную роль родственника почтенных лет, и барон Шенк – управитель и ближайший наперсник. У принцессы, которая заняла хорошее помещение и вела широкий образ жизни, скоро составился большой круг знакомств. Вместе с несколькими французами, ее дом посещали иностранцы, которых в то время было уже много в Париже. Польская эмиграция, начавшаяся в это время, вследствие первых несчастий, постигших республику, доставила многих посетителей в салон княжны и способствовала его блеску. Князь Михаил Огинский, один из наиболее выдающихся изгнанников, числился между поклонниками красавицы-черкешенки. Но вдруг произошла катастрофа: почтенного родственника задержали за долги, и открылось, что, не имея средств заплатить по своим обязательствам, он, в то же время, не имел права и на титул, которым именовался. Эмбс вовсе не был бароном: он был блудным сыном богатого гентского купца. Весть, само собой разумеется, распространилась, и, конечно, все кредиторы явились в роскошное помещение княжны, но здесь всех ждала неожиданность: дом оказался пустым – княжна исчезла.
Она снова появилась через несколько лет во Франкфурте. И здесь ее сопровождал такой же многочисленный штат прислуги; она опять поселилась в лучшей гостинице города и завела знакомства. Однако ее парижские кредиторы разыскали ее, и она решительно не знала, что делать. Но тут явился избавитель в лице герцога Лимбургского, тоже бывшего в долгах, но имевшего подданных, которых он еще находил возможность обирать. Герцог великодушно предложил вывести из затруднения принцессу и, наконец, предоставил в ее распоряжение свой замок Оберштейн. Само собой разумеется, он ждал уплаты за свои траты и любезности; но принцесса оказалась очень недоступной. Тогда он дошел до того, что предложил ей руку, не боясь неравного брака, так как и она была владетельной особой: переменив фамилию и происхождение, она уже называлась княжной Азовской, потомком могущественного дома князя Владимира и наследницей княжества, находящегося под покровительством России.
До сих пор приключение самое заурядное, подобное сотням других в хронике этого века. Самозванными баронами и принцессами кишели тогда все столицы и даже небольшие города. Быстрота сообщений и более определенные общественные отношения еще и теперь не оказываются достаточными препятствиями, чтоб преградить путь самозванцам. В восемнадцатом веке телеграфа не существовало. «Готский альманах» начал выходить всего с 1764 года, а географические знания были тоже в зачаточном состоянии: трудно оказывалось проверить существование Азовского княжества, состоявшего под покровительством России. И в наши дни не всегда подобные справки получаются вовремя.
В 1772 г. будущая герцогиня Лимбургская могла долгое время ничего не опасаться. Однако наступил момент, когда кошелек герцога начал отчаянно пустеть, а ожидаемые доходы княжны Азовской все не приходили. И последнее обстоятельство вызвало первое сомнение в отношении к ней. Но тогда у герцога Лимбургского уже оказался заместитель, и именно в это время роман прекрасной незнакомки принял оборот оригинальный: она вступила в Историю.
Замок Оберштейн лежит недалеко от Мангейма, где с некоторого времени поселился другой польский изгнанник, еще более знатный, чем Огинский: знаменитый князь Радзивилл, про которого ходили слухи – конечно, ложные – будто он возил с собой по Европе двенадцать золотых статуй в натуральную величину, изображавших двенадцать апостолов, которые ему удалось увезти из своего разграбленного зáмка Несвижа. Эти статуи служили ему для покрытия путевых издержек. Княжна Азовская узнала об этом соседе и немедленно обратила на него свои прекрасные очи, снова полные отчаяния. Хотя у польского магната и не оказалось двенадцати апостолов, однако у него были еще порядочные остатки царского состояния, и он представлял весьма завидный приз. Но он был недоверчив, взбалмошен, и женское обаяние почти не существовало для него. Однако это не остановило великую комедиантку, не открывшую своей тайны герцогу Лимбургскому. Кроме обаяния своих черно-голубых глаз, она имела еще средство, которым могла прельстить. Быстрая перемена декорации, и она явилась в совершенно новом свете. Княжна Азовская исчезает, также как княжество Влодомирское: появляется сирота без имени, или, скорее, с таким громким именем, что его можно произносить только шепотом, и обнаружение тайны может навлечь смерть. Воспитанная в монастыре, потом заточенная в Сибири она была отпущена стражей тюрьмы и отвезена в Персию. Однако во всех этих превратностях ей удалось сохранить ларец с документом, составляющим ее метрическое свидетельство и ее будущность. Этот документ стóит царства: это воля императрицы Елизаветы I, завещающей свою корону Елизавете II – своей единственной дочери от брака с Разумовским; а Елизавета II – не кто иной, как она, обитательница Оберштейна.
В восемнадцатом веке претенденты и претендентки более или менее легальные – предполагаемые сыновья и дочери королей и императриц – не составляли редкости. Но Радзивиллу при этой грандиозной сказке не было до этого дела. Его воображение разгорелось и запылало, как подожженная солома. Он даже начал мечтать о смелой попытке, благодаря которой ему удалось бы, вернувшись в свое отечество победителем, восстановить попранную свободу и права Республики. Он намеревался перебраться в Турцию и начать действовать оттуда с помощью оттоманских войск. Какой опорой оказалось бы нахождение в этом турецко-польском лагере внучки Петра Великого! По-видимому, последняя только того и желала. Она решила последовать за благородным изгнанником сначала в Венецию, где он намеревался закончить свои приготовления, а оттуда в Константинополь.
И тут начавшие было остывать чувства герцога Лимбургского, снова разгорелись у этого костра, зажженного его загадочной подругой. Без сомнения, ревность и еще сохранившиеся остатки любви и честолюбия побуждали его приносить все новые жертвы. Он тянул последние крохи со своих подданных, и дочь Елизаветы явилась в марте 1774 г. в Венецию, окруженная пышностью, достойной ее сана. О замужестве с герцогом не было уже и речи – будущая российская императрица не могла так ронять свое достоинство. Несколько месяцев прошло в лихорадочных приготовлениях и празднествах; затем наследница царей отправилась, опередив товарищей, в Рагузу, где предполагалось сесть на корабль. При ее отъезде всенародно прощались с ней и оказывали ей почести, как монархине большого государства, причем ею снова были подтверждены обещания, уже раньше слышанные от нее польскими изгнанниками.
В Рагузе княжна Азовская разыгрывала принятую на себя роль еще с большим блеском. По просьбе Радзивилла, французский консул Декриво уступил княжне собственную квартиру – чудесную виллу, окруженную садами и виноградниками. Этот прелестный уголок скоро сделался центром, где собиралось лучшее общество, а также генеральной квартирой небольшого штаба, ожидавшего удобного случая, чтобы отплыть в Константинополь. Высокий сан, на который предъявляла притязания авантюристка, начал упрочиваться за ней: она написала Алексею Орлову, находившемуся в то время со своей эскадрой в Ливорно. Были пущены слухи, что он намеревается отмстить за брата – впавшего в немилость фаворита. Ему была послана копия завещания Елизаветы, вместе с приказанием Елизаветы II, предписывавшим ему объявить войскам, находившимся под его командой, последнюю волю дочери великого царя.
